Счастье в серых тонах (Gray Colored Happiness)

Глава 32. - Ты очнулся. Сладостный голос в тиши – воспоминание, которое невозможно забыть. Нехотя открываю глаза. В небе высокое солнце, приятный теплый воздух даже в тени крыльца. Вокруг сочно-зеленая трава, по стене карабкаются вверх цветущие вьюнки. Спокойное пение цикад завершает картину теплого летнего вечера. Переворачиваюсь на спину, чувствую желание отдохнуть - впервые за долгие годы. Ощущение легкости, умиротворенности и расслабления, словно наконец-то вернулся домой после долгой дороги. К себе домой. Всматриваюсь в тень веранды, давая глазам время, чтобы привыкнуть. Образ человека надо мной наконец проявляется, и я улыбаюсь. Мама улыбается в ответ. Ее длинные тонкие пальцы заботливо убирают волосы со лба, приятно касаясь кожи. - Ты долго спал, - говорит она. – Как себя чувствуешь? Тянусь, словно кошка, наслаждаясь расправлением каждой мышцы. - Довольно неплохо. - Прекрасно, - взгляд становится мягким и прикованным ко мне. – Но ты еще не… И мне хочется лежать тут, чтобы как можно дольше оставаться в столь приятном месте. Разум становится туманным, а тело – ватным. Пододвигаюсь и кладу голову матери на колени. Медленно, почти зачарованно, она гладит мои волосы. Смотрю в сад: марево яркого света делает его эфирным, нереальным. Я и сам чувствую себя светом: бестелесным, невесомым, скорее духом, чем человеком. - «Не» что? – с опозданием спрашиваю мать. - Не вернулся домой. - Но, - недоуменно противлюсь. – Я дома. Мама выдыхает с любовью и терпением. - Нет, еще нет, - тепло пальцев останавливается на лбу. Она неспешно перебирает волосы. – Ты все еще бродишь во тьме. Свет бликует у края, но все еще во тьме. Оглядываюсь вокруг, но не вижу обещанной темени. Яркость и жар летнего дня, даже от кустов не падает тени. Тут нет никакой тьмы. Но я не спорю. Меня все устраивает. - Я люблю тебя, - слишком неожиданно говорит мама. - Знаю,- заливаюсь краской, несмотря на то, что она моя мать, а нас никто не слышал. Да и я знал, что она любит меня, и все равно неловко. Но все-таки, я счастлив. По губам скользит легкая улыбка. Здесь нет того груза ответственности на плечах, а разум кристально-чистый. На мгновение кажется, что я умер. Спокойствие. Мысль не такая уж и плохая. И все же, должна быть зацепка, но я не могу о ней вспомнить. Словно стрела – невыносимо-яркий луч света разрезает облако и ослепляет мир. Вытягиваю руку вперед, прикрываюсь от солнца и щурюсь, но все равно не вижу ничего, кроме бесконечного света. Мать убирает ладонь со лба и кладет на плечо. Мои глаза не приспособлены к такому свету, и чем больше держу их открытыми, тем больше они горят. Опускаю веки, но жжение не прекращается. Рука матери – единственная нить, связывающая с реальностью. Вдалеке слышу эхо высокого смеха ребенка. Пальцы сжимаются на плече, словно кто-то привлекает внимание. Раскрываю глаза и моргаю. Неподалеку стоят несколько человек, но их лица размыты и неясны. Мама снова похлопывает, потому принимаю вертикальное положение. Рука падает с плеча и теперь лежит на полу. Чувствую, как она смотрит на нее. Но мой взгляд прикован к тем людям: к женщине и к ребенку, едва различимых в белом тумане. Детский смех прекращается, сменяясь на плач. Женщина становится на колени перед мальчишкой. - Помнишь? Оборачиваюсь к матери, задавшей вопрос. Она улыбается. - Помню, что? Снова улыбка, легкий наклон головы, и женщина косит взгляд в сторону, беззвучно указывая, куда смотреть. Моргаю и вижу, что там, в тумане, стоим я и моя мать. Совсем щенок, года три, максимум – четыре. Конечно, не вспомню. Оборачиваюсь к маме, задавая беззвучный вопрос. - Нет? – переспрашивает и выглядит снисходительно. – А это? И снова косит взгляд, но только в другую сторону. В этот раз картинка ясней. Ребенок куда старше, но все еще дитя. Мать стоит за ним, пока мальчишка прячется за дверным косяком. Его лицо ярко-розовое. - Что это, Саске? – спрашивает мать. Младшая версия меня перестает дышать и повисает на двери в смущении. Голова мотается в разные стороны. - Ничего, - писклявым сопрано отвечает ребенок. - Неужели? – она выходит на улицу и осматривается. – Ты выглядишь слишком напряженным для «ничего». Мальчик сжимает пальцы, а потом исчезает в глубине дома. - Саске! – мать закрывает дверь и больше не говорит ни слова. Женщина находит меня-ребенка в гостиной, сидящим посреди комнаты. Она садится перед ним и ласково приподнимает за подбородок указательным пальцем. Мальчишка дует щеки и скрещивает руки на груди. Взгляд матери заглядывает глубже. Мгновение спустя она уходит на кухню. Я-ребенок наблюдает из-за угла. Женщина суетится, гремя кастрюлями и сковородками, а потом зовет. - Саске, милый! Не мог бы ты прийти и помочь мне? Мальчишка ворчит, но волочит себя на кухню, где властвуют аромат специй и масла. Он стоит в центре, ожидая до тех пор, пока миска моркови не появляется перед носом. - Не помоешь их? – мило улыбнулась мать. Дитё хмурится, но послушно берет овощи и споласкивает в чистой воде. Не говоря ни слова, складывает обратно и вытягивает над головой, протягивая матери. Женщина сначала проверяет, а потом кивает в знак одобрения. - Хорошо, - она показывает на стол, рядом с разделочной доской и ножиком. – Как насчет того, чтобы порезать? Мальчишка все еще дуется, и все же встает к кухонному столу. Он уже помогал ей, и поможет сейчас. Совсем не обязательно следить за ним, потому что он ниндзя и умеет обращаться с ножами. В тишине каждый делает свою работу, и постепенно гнев мальчишки сходит на нет. - Что тебя беспокоит? – спрашивает мама. - Или ты так и будешь дуться, пока не скажешь мне? Итак, что у тебя на уме? Ярко-рыжие ломтики моркови похожи на веснушки на разделочной доске. Мальчик так по-детски поджимает губы. Несчастный овощ замирает в маленьких пальчиках. - Мам? - Да? – ободряюще отзывается Микото. - Что, если я не хочу, чтобы… Но память рассеивается, оставляя воспоминания только о сегодняшнем дне и призраке матери. - Нет? – переспрашивает Микото и вздыхает. – Еще не готов? Смотрю на нее, и она улыбается мне так, как улыбается только мне. Больше никто так не мог. - Ну, - тянет она и гладит меня по голове. – Не важно, да или нет, но прямо сейчас у нас гости. Резко делаю шаг назад, встречаясь с ней взглядом, и Микото издает звонкий смешок. Она поднимает руку и нежно касается моей щеки. А потом поворачивается в другую сторону и смотрит, словно там кто-то есть. Слежу за взглядом, но вижу только пустоту. Подхожу к матери, и все меняется. Кухня становится ослепительно-светлой, и вот, мы сидим за столом, друг напротив друга, а напротив – гости, с жадностью уплетающие свой ужин. Но странней всего то, что это Итачи и Наруто. Они ведут себя как дети: пусть это привычно для Наруто, но совершенно чуждо для брата. Палочки сталкиваются в попытке забрать последний кусочек с тарелки. У мамы даже нет приборов для еды. Смотрю на нее, но она слишком увлечена гостями. Ее улыбка все еще сияет на лице, хотя глаза откровенно скучают. -Эй, это мое! Отдай! Его голос узнаю в любой ситуации. Смотрю на Наруто, спорящего с Итачи. Они оба решили схватить один кусок своими палочками. Сама же еда даже не имеет формы: больше похоже на невзрачный сгусток тени. - Я взял первый! – не отстает Итачи. Если бы я сидел на стуле, то упал бы от неожиданности. С каких пор Итачи, так же инфантилен, как и добэ? Поворачиваю голову к маме, но она глуповато хихикает. - Но я приметил первый! Борьба между Наруто и Итачи становится ожесточеннее. Оба прикладывают все силы, чтобы заполучить странный сгусток. Их палочки наверняка суперпрочные, иначе, почему еще не переломились? - Нет, я! - А вот и нет! - Я говорю – да! - Ты испортил! Теперь он мой! - Нет, я первый! Моё! Аргументы становятся нелепей с каждой секундой. Мать начинает истерично смеяться: высоко и громко. Такое чувство, что она сошла с ума. Вскакиваю с места и собираюсь вмешаться, чтобы расставить все по местам, но стоит подняться, как пол исчезает, и я падаю в бездну. Лечу настолько долго, что приземление, выбивающее воздух из легких, кажется крайне внезапным. Вокруг тьма, единственный свет, кажется, исходит от меня, потому что иначе, как я могу видеть собственное тело и больше ничего? Место столь же темное, насколько раньше была ослепительна картина дня. Присаживаюсь и оглядываюсь. - Эй, - кричу, но в ответ только эхо. Пытаюсь встать, но не могу. Вытягиваю ногу вперед и не понимаю, что же приковало меня к месту. А потом два маленьких глаза появляются рядом со мной. Перевожу взгляд и вижу сотню крошечных глаз вокруг, словно ожившее подо мной звездное небо. Руки ищут опору, но натыкаются на мерзкие скользкие тельца. Змеи – мои союзники, мои питомцы и учителя, иногда и друзья, сейчас желают поглотить меня. А потом появляется смех. Вынужден признать, что он принадлежит Орочимару, материализующемуся из тьмы. Бледно-серый, словно призрак. Его лицо светилось странным болезненным светом. - Ну же, тс-ссс, - успокаивает он, но улыбка разнится с его словами и совершенно не развеивает внезапно настигший страх. Его образ парит во мгле, пока он не оказывается рядом со мной, словно встав на колени. Пальцы касаются моего лица, а он склоняет голову и улыбается, пародируя выражение лица матери. Стараюсь скинуть с себя руку, но змеи крепко держат меня. - Слишком поздно, - лепечет Орочимару и скользит руками выше, пока те не зажимают голову. Еще секунда, и пальцы начинают проникать глубже: через плоть, кости и внутренности. Кричу и просыпаюсь. *** Пытаюсь поднять веки, как яркий свет тут же заставляет голову раскалываться, трещать по свежим швам. Снова быстро закрываю глаза. Проходит время, и я пытаюсь снова. Моргаю, стараясь привыкнуть к непривычно-яркому свету в комнате. Наконец могу сосредоточиться. - Ну, - кисло говорит Цунаде, - вижу, ты решил вернуться в мир живых. - Что случилось? – хриплю. Голос звучит забавно, точно так же, когда я болен. Стараюсь откашляться, но выходит лишь тошнотворный хрип. - А теперь расскажи, - женщина говорила холодно и отстраненно. – Ты держал в тайне то, что угрожало безопасности деревни. Это не входило в договор. Кроме того, ты контактировал с детьми, более того, с командой из четырех ниндзя. Хотя, наверняка, больше. Я не могу сказать сейчас точно, - она скрещивает руки и ноги, откидываясь на стуле. – Ты был в отключке два дня. Моргаю. Медленно пытаюсь понять. Два дня. Два дня после инцидента с Сакурой. Два дня плюс десять, итого – двенадцать. Первым делом хочется спросить, вернулся ли Наруто, но я не уверен, что она ответит мне. Кроме того, у меня есть куда более насущные проблемы для того, чтобы волноваться. Взгляд следит за Цунаде. Но та лишь смотрит в сторону, бормочет себе под нос и наклоняется вперед. - Ты, - палец утыкается в плечо. – У тебя гораздо больше проблем, чем ты мог подумать, и если бы не одна загвоздка… - Цунаде замолкает, придерживая саму себя. Сжимает губы и снова тычет в мою сторону. - … Я бы не волновалась Склоняю голову вбок, с секунду держу взгляд, а потом смотрю в сторону. Цунаде снова откидывается на неудобный стул и пытается выглядеть важно. - Ты ответишь на пару моих вопросов, - она констатирует факт. – И это будет правдой. Я потратила двое суток, копаясь в помойке твоей головы и возясь с твоей чакрой. Так что пойму, когда ты врешь. - Тогда зачем вообще спрашивать? – спрашиваю спокойно, словно и не ее. Глаза превращаются в тонкие полоски, морщины появляются на лице. - Мм, - она размышляет. – В противном случае, я побью тебя. Складывая руки, она ими хрустит. Смотрю на нее с пренебрежением, но молчу. Все, что мне нужно – получить ответы на вопросы. Почти незаметно женщина кивает головой. - А теперь расскажи мне еще раз, как ты убил Орочимару. На мгновение путаюсь. Казалось, мы уже прошли это и не будем возвращаться. - Он использовал технику перемещения души, - коротко напоминаю. – Я вытеснил его в тело шиноби неподалеку, и Наруто… - останавливаюсь, чувствуя, как имя застревает в горле. – Наруто убил его расенганом. Цунаде задумчиво смотрит сквозь меня, а потом сжимает руки в кулаки. - Поподробней, пожалуйста. Снова отвечаю. Почти слово в слово, как рассказывал тому самому Мышонку в комнате для допросов. Женщина не отрывает взгляда всю историю, словно слова имеют особый вес. В один момент ее брови выгнулись, словно она наконец-то нашла то, что искала. После того, как я закончил, мы просто сидим и смотрим друг на друга, как идиоты. Вскоре Цунаде наклоняется вперед и до красноты костяшек сжимает пальцы. - Перед тем, как ты выгнал из себя Орочимару, ты сказал, что он посмотрел на тебя? – переспросила Хокаге. - Да, - осторожно. Интересно, о чем она думает? Мне казалось, что рассказал обо всех мелочах и ничего не упустил. - Так ты абсолютно уверен в том, что на тебя смотрел именно Орочимару, а не тот самый шиноби или…кто-то еще? - Да, - вопросы начинают раздражать. Женщина сжимает кулаки до боли. - Тогда, ты слышал Орочимару? У себя в голове? – спросила она так, словно хотела бы ошибаться. - Нет, не слышал. - Тогда, когда впервые ты услышал его? Пожимаю плечами и свожу брови вместе. - Не знаю. Может через несколько недель? Цунаде с умным видом кивает, а потом, наконец, расцепляет пальцы, хрустя ими. Взгляд так и продолжал изучать меня. - А что насчет глаз? - А что с ними? Женщина находится на грани ярости, но сдерживает себя. - Когда они меняются? Смотрю достаточно долго, а ведь причина проста. - Не знаю. Женщина следит взглядом, и мне не по себе. Затем кивает, словно наконец-то принимает на веру ответ. - Когда ты впервые узнал о том, что они изменились? – и, не дожидаясь, добавляет: – Ты видишь как-то иначе? - Когда проснулся, - отвечаю, - Нару… - снова осекаюсь, не желая произносить имя вслух. – Я видел отражение. - И спустя некоторое время услышал Орочимару? – ее настрой спадает практически до нуля. Киваю, потому что сейчас нет смысла лгать. Какой смысл прятать кота в мешке? Тем более, что кот так и норовит вырваться из мешка и перегрызть тебе глотку. - И с каждым разом он становился все более громким и разговорчивым? – женщина сжимает губы, словно зная ответ. - И да, и нет, - честно отвечаю. Цунаде моргает и садится напротив. Вздрагивая, она случайно выдает нервозность. - Что ты имеешь в виду? Пожимаю плечами. - Когда он говорит, то говорит много. Но временами он полностью затыкается. Хокаге принимает сказанное к сведению. - И он пытается сказать тебе, что делать, верно? Осторожно киваю. - Слушал ли ты его? – и слово «слушал» звучит, словно из уст змеи: недобро и обвиняюще. – Слушал ли? «Ловушка», - разум не дает покоя. – «Ловушка!» Обороняясь на полном автомате отвечаю: - Нет. Цунаде с силой сжимает кулак. - Не лги мне! Она не будет слушать объяснений, продолжая свой допрос. - А сейчас ты слышишь его? Замираю, заглядываю внутрь себя, но в голове необычайно тихо. Прислушиваюсь к любому шевелению. Вот он, как и всегда: тяжелый и неприятный ком. Но как бы странно не звучало, Орочимару был… холодным? Словно он потерял сознание вместе со мной, но спал до сих пор. - Нет, - снова отвечаю с опаской. – Но это странно. Цунаде самодовольно откидывается на спинку стула. - Все еще спит. Получив новую информацию, снова заглядываю внутрь себя и наконец, чувствую неестественность сна. - Что ты сделала? – задаю вопрос, надеясь, что удается выдержать ровный тон. Но Цунаде может снова взорваться от любого шороха. - О, я всего лишь использовала немного чакры, чтобы усыпить его, - надменно провозглашает Хокаге. Но тут же быстро рушит надежды. – Не стоит обольщаться. Это не навсегда, я не в силах постоянно сдерживать его. Во-первых, потому что у меня нет времени, - и вызывающе выгибает бровь, - а во вторых… Но закончить не успевает. В кабинет врывается вихрь, привлекающий наше внимание. - Я так и знала! – кричит Анко так убедительно, словно именно я был лидером нашей команды. Но сам даже не поднимаюсь с койки. Цунаде же встает, не давая нежданной гостье вставить и слово. - Знала о чем? Анко делает полшага назад. Она выглядит недовольной и оглядывается, стараясь найти путь к отступлению. - Ну, не то, чтобы знала, но догадывалась, - переводя взгляд с Хокаге, указывает пальцем на меня. – Ты сам провоцировал меня, – и коротко бросает взгляд на Цунаде. – Возможно, дело в тех змеиных глазах. Я знала, что они не просто так! Усмехаюсь и отвожу глаза, наслаждаясь прекрасным видом стены. Они слишком белые. - Ты никогда и не задумывалась об этом. - О нет, мой маленький Учиха, - кошусь на ее кривой оскал. – Я шпионила за тобой и видела то, как ты себя вел. - И какие же плоды это дало? – язвительно замечает Цунаде. - Дало бы, - поправляет Анко. – Если бы у меня было немного больше времени. - Время вышло! Разве здесь ты должна быть? – с этими словами Хокаге начинает буквально выталкивать Анко из двери, но стойкость лидера команды заставляет ее сопротивляться. Ее руки постоянно что-то очерчивают в воздухе. - Нам надо поговорить перед уходом! – кричит Анко. Одним единственным толчком, Хокаге выставляет ее из двери и захлопывает ее. Пыхтя от ярости, Цунаде поворачивается ко мне. С любопытством наблюдаю, как она берет стул и приставляет к двери. Отвернувшись, женщина старается прийти в себя, хотя видно, как сильно она хочет кричать, бить ногой или сломать что-нибудь. А может все и сразу. Закрытая дверь была скорей психологической мерой. В кабинет можно было попасть различными способами. Например, через обширное панорамное окно. - Вы, дети, - сквозь зубы выдавила Цунаде, - можете свести с ума. Хочу сделать умное замечание, но останавливаюсь. Можно же сказать то же самое, что я и сам сошел с ума, со всеми этими голосами в голове. - Так вот, - вновь заговаривает Цунаде, пытаясь сохранить спокойствие, – на чем мы остановились? - Я все еще иду на миссию? – спрашиваю ее. Тяжелый взгляд Цунаде чувствуется физически. - На самом деле, да, - с сожалением говорит она. – Решение уже принято, – женщина доходит до центра кабинета. – И возможно, твоя помощь понадобится, поэтому держи своего «зверя» под контролем. От удивления приподнимаю голову. - Почему я иду? – не такого ответа я ждал. У меня нет права оставлять Коноху, не говоря уже о грузе в виде преступника S-класса. Сомнительная ситуация. - Потому что решение принято. Коноха никогда не идет на попятную, - обрывает Цунаде, но, кажется, она скрывает что-то. Кроме того, другие команды куда более подготовлены к миссиям. - Почему? - Как насчет того, чтобы вернуться к разговору? – по-учительски строго говорит женщина. Она присаживается на край кровати, словно мы старые друзья, а не вынужденные собеседники. – На чем мы остановились? Хотелось поспорить, но вижу, что бесполезно. Цунаде просто повернет разговор в нужное ей русло. Рыкаю. - На объяснении того, почему нельзя избавиться от моего паразита. На мгновение, губы Каге кривятся в раздражении, но в следующую секунду она выглядит сурово. - Так что, ты желаешь избавиться от «паразита», да? - Конечно, - разве не очевидно? - Невозможно. Кохана могла бы вырасти за то время, пока я сверлил Цунаде взглядом. - Почему? - Потому что он теперь часть тебя, - прямо отвечает. Ее взгляд не колеблется. – Отнимешь часть и сломаешься полностью. - Что?... – это не может быть правдой. Мне казалось, что я обладаю, как минимум, одним преимуществом – не завишу от Орочимару. – Что это значит? - Это значит то, что я сказала, - раздраженно говорит Цунаде. – Он слишком проник в тебя, чтобы избавиться от него. Нет, это не может быть правдой. Он не нужен мне: наш симбиоз не может быть взаимовыгодным. - Но я хочу. - Нет. Рыкаю, с трудом держа себя в руках, чтобы не накинуться. Нужно что-то разбить, ударить, разорвать, уничтожить. Но я застрял в этой постели вместе с главой деревни, которая едва сдерживается от того, чтобы выкинуть меня в окно. Мы оба беспомощны. Мысли зарождались из тьмы, обволакивая и завладевая полностью. Ненавижу подобное состояние, а потому ломая себя, раскрываю рот. - Если бы я пришел раньше, - процеживаю, – от него можно было бы избавиться? Ее лицо изменяется так, что даже дьявол позавидует. Губы поджимаются. - Нет. Моргаю. - Почему? Цунаде прыскает. - Даже если бы я была рядом тогда, когда ты отделил себя от Орочимару, сомневаюсь, что смогла бы сделать хоть что-то. Два дня понадобилось на то, чтобы выяснить, что же произошло, - женщина говорит так, словно расстроена столь долгим результатом. Возможно, так оно и есть. Но для меня это прекрасная новость. Цунаде смотрит со всей серьезностью. Глаза похожи на две щели. - Учитывая случившееся, полагаю, ты сделал все, что смог. Но если бы не твое упрямство, ты бы не оказался здесь. Поэтому, не жди никакого сочувствия. Веко нервно дрожит. Разве мне нужно сочувствие? Я никогда не добивался его, и унизительное чувство мне ни к чему. - Так, - с притворной торжественностью объявляет женщина, в ее глазах странный блеск. Такое чувство, что она наслаждается моим положением. – Хочешь узнать, что я обнаружила? Интересно, как она себя поведет, услышав «нет». Но ответ не дает покоя, потому иду на поводу. - Да. Цунаде присаживается на край кровати, принимая властную позу, словно находилась в кабинете Хокаге. Смешно видеть, как нелепо выходит. - Когда ты изгнал Орочимару из себя, ты допустил ошибку. - Что ты хочешь сказать? – подгоняю. Женщина снова сжимает мою руку, и я уверен, что синяки останутся. - Не будь нетерпеливым придурком! Любое недовольство, и Цунаде исчезнет моментом. С нетерпением жду ответа. Хокаге хмурится, но продолжает. - Предполагаю, - неохотно объясняет она, - что в этом действительно нет твоей вины. Скорее всего, ты даже не понимал, что делал. А то, что делал, выглядело логично, - и пусть звучит как оскорбление, возможно, Цунаде не желала унизить меня. – Но ты не смог определить точно, которая часть принадлежит тебе, а которая – Орочимару, и тем самым ошибся. Возможно, ты избавился от большей части, но оставшаяся часть сознания – не меньшая проблема, - женщина морщится. - Именно поэтому, он может улыбаться твоим лицом. А позже и говорить. Прикрываю глаза, стараясь обернуть взгляд вовнутрь себя. Нелепо и глупо. Я должен был что-то сделать еще давно, но не могу. - И? – спрашиваю Хокаге. - Это все? – выглядит, словно знал все заранее. Мгновение Цунаде раздумывает, а потом останавливается. - Ты должен сдерживать его, - губы кривятся в самонадеянной улыбке. Знаю, она недовольна таким решением. - Нет, - отрезаю. - Нет? - Нет. - Ну, - она беспечно пожимает плечами, - печально. Ты не оставляешь мне выбора. Собираюсь протестовать, но она выставляет палец, заставляя замолчать. - Возможно, нам придется отделить тебя от него. Не знаю, как именно, и вообще, возможно ли это в качестве постоянного состояния. Но это лишь догадки. Смотрю вопросительно на нее. - Вообще-то я все еще здесь, - напоминаю ей. Скорее всего, ее догадки означают смерть сосуда. Мысль о смерти должна пугать, но нет. Кажется, это наоборот радует меня. Они ведь желали справедливости для меня. Старейшины так и остались занесенной над головой гильотиной. Если бы я знал это раньше. Цунаде вновь подает голос. - … вместе с тем исчезла и темная часть тебя. - Что? - Часть твоего «я» была убита Наруто, когда он использовал разенган на Орочимару. Наблюдаю за танцем сонной мухи у окна. - Но, - Цунаде не замолкает, - ее заменила часть, принадлежащая Орочимару. - Что? – рявкаю, стараясь достучаться до женщины. - Другими словами, тебе надо поглотить его. Другого выхода я не вижу. - Как? – в конце концов, это важный вопрос. - Процесс запущен, - кажется, Цунаде не обращает внимания на меня. – Граница ваших сознаний размывается. Ты и сам наверняка это заметил, - в некоторой прострации говорит она. Но меня до сих пор волнует это «поглотить». Не желаю даже перед смертью становиться, чем-то единым со змеем. Ну и что, что это уже происходит – лучше умереть. Это не должно происходить. - Нет, - спокойно заявляю. - Вряд ли у тебя вообще есть выбор. - Нет. - Послушай, мальчик. Вариантов нет, поэтому все решено. - Нет! Цунаде с силой ударяет по койке. Матрац подо мной пружинит. - Да! Ноздри раздуваются от злости, что ощущаю. Пальцы впиваются в край простыни. Не хочу, чтобы он был частью меня. Не хочу вечно слушать его, то как он стонет и жалуется, как льстит и давит… И не иметь возможности остановить его… - Это уже случилось, - так вот почему я почти не помню той ночи. Это был не я. Неужели его влияние столь обширно? От осознания его возможностей кружится голова. – «Не можете» или «не будете»? Кажется, Цунаде в замешательстве. - Ты не можешь остановить его, - подчеркиваю нарочито грубо, - или не будешь? Ее лицо напрягается. - Не думаю, что это возможно. «Терпение, Саске, только терпение». - Но если бы возможность была? – сцепив зубы, уточняю вопрос. Ненавижу, когда ведут себя так. – Или чего ты хочешь? Моей смерти? - Нет, - неохотно отвечает женщина, а мое эго торжествует. – Но скорей всего, ты бы сошел с ума, и уже на полпути к безумию. Позволяю себе вновь упасть на подушку. - Если ты не поглотишь его, то вы двое будете жить в одном теле. В таком случае, у вас обоих будет контроль над телом. Это как раздвоение личности и, надеюсь, ты понимаешь, почему мы не рассматриваем такой вариант. Скорей всего, нам придется одеть тебя в смирительную рубашку и закрыть в палате, пока ты окончательно не свихнешься. - Нет, - отвечаю, продолжая думать о том, что Орочимару станет частью меня. – Я не хочу поглощать его. Он безумец. Он пытается… Не стоит говорить сейчас. - Он слишком много болтает. - Да, это будет раздражать, - уступает Цунаде, – но ты должен быть сильней, – и это звучит как явная угроза. Она смотрит в глаза, чтобы воздействовать, но ничего не может поделать с воздвигнутой кирпичной стеной. – Что он пытается сделать? Смотрю категорично. - Доложишь Совету, не так ли? Женщина выглядит непоколебимо, даже скучающе. - Ты не представляешь, как много я не скажу Совету. Левый уголок губ дергается. Желание улыбнуться? Нет, не время. Упираюсь взглядом в белую стену. - Какова вероятность того, что он овладеет ребенком? Гневная чакра Цунаде заряжает палату. - Так вот чего он добивается, - в голосе отвращение и ярость. Не удивительно. Жду, пока чужая чакра придет в норму, прежде чем спросить снова. Мне нужен ответ, а не эмоциональный выброс. - Так «да» или «нет»? Слышу тяжелый вздох и то, как аура все еще нестабильна. - В обычных условиях, - размышляет Цунаде, - это было бы элементарно. Орочимару бы не почувствовал никакого сопротивления. Но учитывая некоторые обстоятельства… - она качает головой, - мы никогда не сталкивались с подобным прежде. Полагаю, он мог бы отделиться от тебя и завладеть разумом младенца в тот момент, когда тот только формируется. В таком случае, ребенок будет полностью принадлежать ему, - и запоздало добавляет: – Но в этом случае ты все равно бы сошел с ума. Киваю. Теперь, когда первоначальная….паника утихла, разум начинает разбирать ситуацию по полочкам. - Что насчет правила трех лет? Цунаде упирает подбородок в сцепленные пальцы рук. - Хороший вопрос, - прикусывает губу. – Но видимо, это не останавливает Орочимару. И пусть прошло совсем мало времени, предполагаю, что он уже в курсе того, что происходит. Возможно, он рассматривает возможность завладеть чужим телом заранее, - щурится. – Но это лишь гипотеза, хотя, быть может, и правда. Возможно, дело в том, что он не полностью завладел телом и разумом сосуда. Возможно, он будет чем-то вроде дьявола за плечом жертвы и попытается проникнуться доверием, а когда ребенок потеряет бдительность – завладеет им. А личность ребенка станет не больше, чем ненужным отростком. А потом запустит цикл заново… - ее пальцы постукивают по щеке. – Фактически, это прекрасная идея. Волна гнева заставляет задохнуться, выжигая вес изнутри. - Но я не могу знать наверняка, - голос женщины и мягок и холоден одновременно. – Возможно, он не сможет сделать ничего из вышеперечисленного. Сейчас именно ты доминируешь. Поэтому нет никакого способа узнать истинных мотивов до тех пор, пока он не попытается. Снова киваю. Белизна стен неизменна, оставаясь весьма незамысловатой. - По крайней мере, мы можем смотреть в будущее, - с ноткой сарказма замечает Цунаде. – Если ты не будешь эгоистичным ублюдком, конечно же. Ты мне не нравишься. Но если выбор встанет между тобой и Орочимару, то я выберу тебя. Хотя время покажет. Возвращаю взгляд на Хокаге и смотрю на нее. В ее глазах нет сожаления. В дверь стучат. Шизуне разглядывает стул, подпирающий дверь, а потом протискивается внутрь. - Хокаге-сама?.. - Что?! – рявкает Цунаде, злая на бесполезность стула и свою помощницу. Фыркаю. Шизуне, видимо, привыкшая к подобным вспышкам, никак не реагирует. - Вы нужны в Башне. Лицо Цунаде светлеет. - Неужели это?.. – спрашивает она. - Нет, Хокаге-сама. Просто Совет. На мгновение мне думается, что Наруто вернулся. Кажется, Цунаде тоже надеялась на это. Но она одаривает меня серьезным взглядом и отворачивается. Хокаге молча кивает и предупреждает так, чтобы никто не слышал. - Тебе лучше делать то, что я говорю. Мне не нужны неприятности. Если ты вздумаешь не подчиниться, то я, не раздумывая, ударю тебя, - бросает многозначительный взгляд. – И буду наслаждаться этим. Женщина уверенно подходит к двери, но в последний момент оборачивается. - И хватит тереться рядом с моими учениками. Значит, она знает про Сакуру. Отвечаю взглядом, не давая даже намеков на оскорбленность, и даже намекая на то, что не понимаю, о чем она говорит. Открыв дверь, Цунаде задумывается, а потом махает рукой кому-то в коридоре. - Эй, ты! Иди сюда. Я хочу, чтобы ты присмотрел за ним. - Что? Я? Но я… эм-м… Слышу длинный протяжный стон, а потом в дверном проеме появляется Шикамару. Хлопает дверь, и в холодном помещении больницы остаемся только он и я. Шикамару слишком театрально закатывает глаза. - Как проблематично. Нара идет полукругом и достает пачку сигарет из кармана жилета, чтобы покрутить в руках. Смотрю на нее. - Советовал бы тебе не курить, - предупреждаю. Шикамару ловко прокручивает пачку меж пальцев. - И не собирался, - несколько раздраженно. – Это же больница. Фыркаю. Парень возвращает сигарету в пачку и сует в карман. Пальцы повисают в воздухе, не занятые делом. Шикамару бросает на меня недовольный взгляд. Подойдя к дальнему углу палаты, он опирается на подоконник. Слежу за ним с секунду, а потом возвращаюсь к рассматриванию пустой стены. Мне есть о чем поразмыслить. Нельзя допустить, чтобы монстр оказался на свободе, только я могу его остановить. Мы будем тюрьмой друг для друга и закончим вместе. Лирически-верная справедливость. Но то, что произошло между мной и Сакурой… И Наруто. Все это не больше, чем ошибка. Ошибка, которая не изменит судьбы. - Ты еще не понял? – вопрос Шикамару, словно гром среди ясного неба. Медленно встречаюсь с ним взглядом и поднимаю бровь. Недовольно ворча, Нара удобней устраивается у окна. - Король, - выдыхает с досадой, как будто мы каждый раз говорим об этом. Словно и сейчас мне надо уловить смысл. Склоняю голову вбок и молчу. У меня нет желания даже отвечать элементарное «нет». Шикамару бросает недовольный взгляд и смотрит на деревья под окнами. - Понятно, - ворчит он. - И что же это должно значить? – голос по-прежнему прохладен и спокоен. Чувствую, как в разуме незаметно и слабо вновь начинает прорастать змей. Спокойствие подходит к концу. - Только то, что ты эгоист, - в голосе Шикамару нет обвинений, только констатация факта. – Ты никогда не думаешь ни о ком, кроме себя. Смотрю на него. - Все в какой-то степени эгоисты. - Понятия не имею, о чем ты, - он упирается руками в подоконник и смотрит вдаль. Мне весело. - Еще бы, - и пусть Шикамару выглядит беспечным, знаю, что взгляд раздражает его. Они все боятся меня. Кроме, быть может, Наруто. И девчонки-Хьюга. – В разной степени и в разных ситуациях, но эгоисты. Парень лениво хмурится, но ничего не говорит. Видимо, он слишком устал, чтобы опровергать утверждение. - Взгляни на себя, - указываю на факты. Но Шикамару лишь хмурится. - А что я? Самодовольно вскидываю подбородок. - Ты ведь не хочешь быть здесь. Ты так и ждешь, чтобы закрыть дверь и уйти к друзьям. - А ты бы не хотел? Только я все еще здесь, верно? – устало отвечает Нара. - Я говорю о желании, - ухмыляюсь. Не знаю, к чему вообще затеял столь глупый разговор. Не знаю, зачем пытаюсь доказать правоту. – Ты хочешь быть в другом месте. Фактически, это единственное о чем ты думаешь. - Такова человеческая природа, - пальцы замирают. – Кроме того, я пришел, чтобы проведать Чоджи, не тебя. Он был ранен, и я переживаю. - Именно, - говорю уверенно. – Это человеческая природа думать о себе, даже когда речь идет о других. Я переживаю. Разве это не эгоистично, говорить о своих чувствах? Животное чувство. - У тебя странное представление о человечности, - но это не оскорбляет меня. Пожимаю плечами. - Быть может. - Не все такие, - продолжает Нара. И все же он, похоже, расстроен, что оказался запертым в этой комнате вместе со мной. - Назови хотя бы одного, - и усмехаюсь, не зная, как он выкрутится. Но Шикамару бросает на меня долгий взгляд. - Наруто. Фыркаю от смеха. - Неужели? - Он многое прощает Конохе и продолжает защищать ее. Он провел почти три года вдали от всего, что знает, тренировался, чтобы найти твою никчемную задницу, - рассказывает Шикамару, думая, что это что-то да доказывает. - Это был худший ответ, что ты мог дать, - категорически отрицаю. – Он делал это для себя. Не меня. Губы Шикамару искривляются, но он слишком ленив, чтобы спорить. Поэтому только задает вопрос. - А ты жалеешь об этом? Минуту мы молчаливо смотрим друг на друга. Паразит внутри меня расправляется, не давая сосредоточиться. Он еще слаб, но уже бьется о барьер, созданный Цунаде. Перевожу свой взгляд к окну за Шикамару. Мягкий туман и слабые лучи солнца. Коноха кажется мутной, словно иллюзия. Губы невольно выводят недовольную кривую. - Не в этом дело, - отвечаю, не уверенный в том, что сожалею. На этот раз Шикамару ничего не отвечает.