Хроники расхитителей гробниц. Пещера кровавых зомби

Шкатулка была тяжелой и внешне напоминала те, в которых хранятся буддийские реликвии. Но в те времена, когда ее создали, буддизм в Китай еще не пришел, так что никаких священных предметов внутри быть не могло. Я качнул головой. Интересно, а может, в шкатулке лежит та самая императорская печать, о которой говорил Толстяк? Ключ все еще оставался во рту у мертвой красавицы. Собравшись с духом, я запустил ей под язык два пальца, подцепил ключ и осторожно потянул его, но на полпути заметил тончайшую шелковую нить. Одним концом она была привязана к ключу, другой уходил в горло трупа. Похоже, он тоже был к чему-то привязан. Я понял, что это плохой знак. Дедушка рассказывал мне о хитроумных мастерах династии Шан, которые могли спрятать внутри трупа арбалет. Обычно он срабатывал, если потянуть за тонкую золотую нить. Стоило расхитителю гробниц вынуть нефрит или жемчуг, спрятанный во рту или заднем проходе мертвеца, как нить натягивалась, приводя ловушку в действие, и из покойника вылетали стрелы. А поскольку, когда это случалось, грабитель находился на совершенно ничтожном расстоянии, уклониться от них было невозможно. Одни небеса знают, скольких расхитителей погубила такая ловушка, но я присоединяться к ним не собирался. Я надавил на живот трупа и почувствовал, что там есть что-то твердое. Как же хорошо, что я такой медлительный и осторожный, подумал я. Будь на моем месте Толстяк или Паньцзы, сейчас они бы уже были мертвы, одураченные ловушкой, специально созданной для того, чтобы убивать расхитителей вроде нас. Я вздрогнул от страха и облегчения. Привязанная к ключу нить была сделана из золота — такую можно только порвать, но не перекрутить. Я принялся царапать ее ногтями, пока она не лопнула, осторожно вынул ключ и вставил его в замочную скважину в шкатулке. Он подошел идеально. Но вдруг внутри лежит что-то опасное? Там вполне могли оказаться другие ловушки, и я решил, что пока лучше оставить замок закрытым. И тут я ощутил, как от тела передо мной распространяется волна ужасающей силы. Удерживавшие меня руки наконец-то разомкнулись. Лицо девушки в один миг сморщилось, точно гниющий апельсин. Из ее горла вырвался не поддающийся описанию звук, и я невольно зажал уши ладонями. Пока я дрожал в полном неверия ужасе, совершенная красавица превратилась в иссохший труп. Сморщенное, разлагающееся тело упало на нефритовую платформу. С каждой новой секундой оно съеживалось, становясь все меньше и меньше. Зрелище было откровенно кошмарным. Очевидно, все эти столетия жемчужина на ключе оберегала ее от разложения. Но я уже потратил слишком много времени, а потому засунул шкатулку и ключ в рюкзак и отправился за Толстяком. Во время драки ему изрядно досталось, и теперь он не пошевелился, даже когда я несколько раз попытался поставить его на ноги. Я твердо сказал себе, что не так уж ему и паршиво. Я совершенно точно не забил его до смерти — не то чтобы я стал сильно переживать, даже если бы это произошло. Крикнув: — Подъем! — я схватил его за руку и взвалил себе на спину. Толстяк и не подумал приходить в себя. Естественно, он оказался жутко тяжелым. Когда его туша навалилась на меня, я снова закашлялся кровью. Проклиная всех его предков, я потряс головой и, сгибаясь под тяжестью, оттягивающей мне плечи, пошел вперед. К счастью, каменный коридор оказался не очень длинным — как только извивающиеся лианы остались позади, я увидел утес. Ни Третьего дяди, ни Паньцзы там не было; похоже, они вернулись, чтобы поискать выход. Дойдя до конца каменного коридора, я остановился у площадки для жертвоприношений и уже собрался опустить Толстяка на землю, чтобы немного передохнуть, как увидел, что из одного из лазов в скале неподалеку выбирается Третий дядя. Испугавшись, что он может не заметить меня, я замахал руками и закричал: — Третий дядя, я здесь! При виде меня Третий дядя чуть не расплылся в улыбке, но в тот же миг выражение его лица изменилось, и он ткнул пальцем во что-то у меня за спиной. Я обернулся. Толстяк сидел на земле, а за ним, так, что он не мог его заметить, сидел труп зеленоглазой лисы и смотрел на меня пустым безжалостным взглядом.