Дневник наблюдений некой экономки

— О господи. — Господь вам уже не поможет, — хмуро обрубил Мин Фань. — Он сегодня всё утро безостановочно чихал. Но знаете что? Окно было открыто. Я прямо под ним обрезал шипы на кустах. — Я умру, — вздохнул Шан Хуа, наливая чистую воду в большой стакан. — Умру. Меня убьёт старший господин. Он закопает меня на заднем дворе, и я стану грустным призраком нашего дома. И вы с Инъин будете молчать до конца жизни и напишете тайные мемуары, которые найдут детективы спустя тридцать лет... Мин Фань помахал рукой перед лицом Шан Хуа. — Хватит уже драматизировать. Да старший господин к вам даже подойти боится. Вчера вечером, вон, осторожно спрашивал у А-Ин, как вы там вернулись... Он-то и не знал, как она любит поболтать. Шан Хуа фыркнул. — Всё-то ты знаешь, — отмахнулся он. — Но он становится такой мегерой, если с его братом что-то случается... Я, признаться, и сам беспокоюсь. Ну нельзя же так легко заболевать... Опираясь на грабли, Мин Фань всунул голову прямо в кухонное оконце и заговорщицки прошептал: — Вряд ли это из-за вас. Он недавно сбегал из дома... Не то чтобы я много об этом знаю. Кстати говоря, — замялся юноша. — Я могу взять выходной завтра? — Не забудь сказать Бинхэ, что у тебя аллергия на цитрусовые, — отмахнулся Шан Хуа. — А то он частенько что-нибудь такое готовит. Он, наверное, все лимонные деревья во дворе для тебя выкорчует. Их там, кстати говоря, девятнадцать штук. Садовник дёрнулся, ударившись затылком о раму, вскрикнул и отскочил. — Что вы... Да я... Да ну вас! — и скрылся где-то за цветущими кустами, сердито бубня что-то под нос. Экономке оставалось только тихо посмеяться, убирая на полку маленькую аптечку, наполненную бутыльками с лекарствами. — Да чего я о вас не знаю.

***

Шэнь Цзю остановился у двери, напряжённо заглядывая в просвет, за которым медленно двигались чужие тени. Вот звук закрывающегося окна, задёргивающейся занавески, тихие шаги — словно маленькая мышь пробежала по старому дощатому полу. Отчего-то заходить было стыдно. Неправильным было и прислушиваться, прижимаясь к косяку двери, и контролировать своё дыхание, чтобы слиться с тёмным коридором, будто часть интерьера. А по ту сторону руки с маленькими мозолистыми пальцами держали чайную ложку, в которой плескалось вязкое приторно-сладкое лекарство. Шэнь Юань проглотил его, мазнув языком по липким губам, и улыбнулся, радуясь неизвестно чему. Наверное, видеть Шан Хуа, сидящего у твоей кровати, чертовски приятно. — И не открывайте больше окно. Лучше бы вам вообще не вставать, — с неприкрытым недовольством буркнул Шан Хуа. — Может, это немного старомодно, но у нас тут где-то был... Ах, вот он! Мужчина выудил из-за спинки кровати верёвку и опустил её висеть неподалёку от Шэнь Юаня; тот приподнял бровь и спросил: — Это что, колокольчик? Прямо как в романах? Так здорово! — Я приду, если вы меня позовёте. Только не напрягайтесь, хорошо? — Обещаю, — клятвенно заверил Шэнь-никогда-не-сдерживающий-обещания-Юань. — Ты только не волнуйся. — Как же, — выдохнул Шан Хуа. Он выскользнул за дверь так тихо и незаметно, что можно было и проглядеть. Только вздрогнул, увидев Шэнь Цзю, и молча уставился на него, не зная, что же теперь делать. Почти одновременно они оба осознали, что не виделись со злополучного разговора, и шестерёнки в двух дурных головах со скрипом крутились то в одну, то в другую сторону, не генерируя ни одной дельной мысли. Шэнь Цзю скользнул взглядом по худым рукам, до побеления сжавшим поднос с пустым стаканом, напрягшимся плечам и поджатым обкусанным губам. Глаза Шан Хуа были опущены в пол — два блестящих янтаря, потускнев, не обращались в его сторону; мужчина почувствовал болезненный укол вины. Уже многие годы он не чувствовал ничего подобного, и теперь он словно окунулся в водоворот странных ощущений, преследующих его со дня переезда. — Шан Хуа, — позвал он. — Поговори со мной. Тот глянул на него будто бы в неуверенности и почему-то, вопреки своим словам, не отступил. — Не думаю, что сейчас подходящее время... — Подходящего времени никогда не бывает, да?