***
— Это первый завтрак за этот месяц, на котором присутствуют все, — улыбнулась синьорина. — И правда, большая редкость, — кивнул Джотто. — А чего ты не ешь? — спросил Лампо. — Не хочется. Я лучше фрукты поем, — ответила Тсуна. — Она просто не до конца проснулась, — предположил Алауди. — Мы привыкли спать пару часов и выглядеть бодро, а принцессу с детства приучали к здоровому сну. — Да? А кто не давал ей нормально отдохнуть? Облепили ее, что даже не вздохнешь. — Босс, а чего ты тогда рядом устроился, а не разбудил всех? — парировал Хранитель Грозы. — Да хватит вам, ешьте нормально, а не пререкайтесь, — мягко сказала наследница. — Пап, не забудь, что ты мне обещал. — Такое забудешь… — проворчал Босс. — Спейд, не упрямься, — послышалось тихое. — Ни за что, — отрезал Спейд. Елена посмотрела на мужа очень строго. — Мы все решили. — Мы? — Я и ребенок. — РЕБЕНОК?! — крикнули все. Тсунаеши радостно накинулась на женщину, обнимая ее. — Поздравляю! — Спасибо, милая. А вот он не хочет ехать со мной к врачу. — Зачем ехать, если можно позвонить нашему, и он приедет сам? — попытался отговорить жену Деймон. — Так же неинтересно, — ответили в один голос Елена и Тсунаеши. Все Хранители представили, что будет, когда их принцесса станет синьорой. Джотто аж за сердце схватился, остальные мысленно посочувствовали будущему зятю и дружно решили оторвать ему голову, если Тсунаеши что-то не устроит или ей чего-то захочется, а он будет выделываться, как Спейд. — Интересно или нет, но у меня работа! — возразил иллюзионист. — У тебя выходной, — парировал Босс. Тсунаеши засмеялась. — Раз вы все равно поедете, подбросьте меня до клуба. Надо же проследить, чтобы никто не накосячил. — Даже и не думай. С тобой Лампо поедет, — парень аж поперхнулся. — И Луссурия, — очередь девушки кашлять. Оставшееся время они ели молча, потому что, все еще не отошедший от новости о беременности жены, Деймон не мог вымолвить и слова, лишь пялился в свою тарелку, а после резко поднялся, поднял на руки Елену и унес в известном только себе направлении. Джотто выразил желание поговорить с дочерью, чтобы немного ее отвлечь. Она села на стул и спустила рукав кофты. — Так и что ты хотел сказать? — Ты будешь против, если у нас появится еще один житель? — А при чем здесь я? — Понимаешь… Алауди сам должен все тебе рассказать и попросить помощи, но он уже неделю не может решиться. — У дяди Алауди появилась женщина? — Про его личную жизнь мы поговорим как-нибудь попозже. — Тогда не тяни и делай, параллельно рассказывая, — рука отца загорается оранжевым, почти янтарным, пламенем. — Я про его племянника. Терпи, солнце, я говорил, что будет очень больно, — он ведет рукой, и на коже появляются языки пламени, начинаясь на правой ключице до плеча, тянется сзади по шее, а заканчивается возле линии челюсти на противоположной стороне. — Ты же в курсе, что младшая сестра Алауди… Погибла в аварии вместе со своим мужем пару месяцев назад. — Зна…ю… — хрипит девушка и жмурится. — Он и так не умеет с детьми разговаривать, а тут подросток. Они практически не виделись, так что Ал не знает, как себя вести с Кеей. А Кея унаследовал характер дедушки, то есть, отца матери. — Столкнулись две… Гордости… — Именно. Они не уживутся вместе в одной квартире, потому что Алауди не признает Кею, а Кея не признает Алауди. И он попросил меня позволить племяннику жить здесь до совершеннолетия последнего. — А я что могу сделать…? — Ты прекрасно ладишь с людьми, а Кея, он… Очень трудный. — Нет никого труднее пьяного дяди Джи, — парировала Тсунаеши и сразу же пожалела, что шевельнулась — тело прошибла неимоверная боль. — Это Алауди с Деймоном не напивались до такой степени. — Они тогда вдвоем разнесли особняк какой-то Семьи и еще два дома, находящихся друг от друга на расстоянии минимум трех километров. — Ну так вот… Алауди бы хотел, чтобы ты помогла ему найти подход к Кее. Ну или хотя-бы повлияла на него, потому что парень никого никогда не слушает. — Короче, эти двое — асоциальные типы, а меня просят стать связующим звеном между ними? Я-то не против, но пусть картину мне обрисует сам дядя Алауди. — Хорошо, только сделай вид, что я тебе ничего не говорил. — Слушай, а как так получилось, что он был первым из Хранителей, с кем я стала общаться и подпускать к себе? — Джи и Кнакл для тебя были слишком громкими, Угетсу ты застала во время тренировки с катаной в руках и испугалась, Спейд тебе не нравился до девяти лет, Лампо как-то раз слишком громко выругался. Алауди однажды избил Спейда и растолкал Лампо на задания, а ты тогда сказала, что раз он победил «зло», то он хороший принц. — И именно из-за этого вы меня принцессой называете… — Тсуне стало стыдно. Боль немного отступила, но она еще будет присутствовать около двух-трех дней. — Ага. Ну как? Ты молодец, очень стойко все выдержала. Я кричал и размахивал ногами, пытался ударить Джи рукой, так что меня пришлось держать всем Хранителям… — Я… — она показала руки. На внутренней стороне ладоней кровь и следы от ногтей. Джотто сразу стал метаться в поисках аптечки, чтобы обработать и перевязать раны. — Больше никогда так не делай! Если тебе больно и хочется кричать и плакать — кричи и плачь. Ты меня, надеюсь, поняла? — Да поняла я, поняла. Не бубни. — Готово. Через час можешь ехать. — Хорошо. Спасибо, пап, — короткий поцелуй в щеку, и Тсунаеши уходит в свою комнату, откуда потом доносится тихий крик, почти скулеж, который слышно благодаря плохой звукоизоляции этих двух комнат. — Вся в тебя, — горячий шепот на ухо. — Она же моя дочь. — Когда мы ей расскажем? — Ей сейчас не до этого. Ал, я сказал, что ты хочешь ей что-то сказать. Поговорите вечером. — Ты… — Я. Сам ты будешь еще столько же решаться и в итоге прибьешь своего племянника. Он знает, что ты из мафии? — Нет. Ему незачем это знать. — Ты опять? Ал, ты считаешь его слишком маленьким и слабым, неспособным на что-либо серьезное, но вспомни себя в его возрасте. Ты тогда уже состоял в Вонголе, и тебя безумно бесило, что всерьез тебя воспринимали только мы. А теперь подумай, каково ребенку. Он потерял родителей, переехал в незнакомую страну, променял любимую школу и должен жить со взрослым, которого не знает и который его ни во что не ставит. Это подросток со своими тараканами. — Уж слишком они на мои смахивают… Я вижу в нем себя — глупого, наивного и думающего, что ему можно все и все под силу. — Так и покажи ему мир, только давай без травмирования и грубой силы. Или же дай ему самому узнать и познать все, научиться на собственных ошибках. Ты видишь в нем какую-то помеху, и он это чувствует. Перестань его воспринимать, как ребенка, ничего не смыслящего и начни видеть личность. Расскажи о своей работе, помоги ему с чем-то, что у него не получается, устрой совместный ужин, проведи с ним время, узнай, что ему нравится, в конце концов. Это Тсуна росла на твоих глазах, а о племяннике ты не знаешь ровным счетом ничего. — Ему нравится действовать мне на нервы, — Джотто рассмеялся. Он неисправим.***
— Днем здесь должно быть так, чтобы люди хотели придти сюда ночью. Шевелитесь, хватит балду гонять, — пока еще спокойно говорит Тсуна. — Вот это она дает. Никогда бы не подумал, что такая милашка может стать такой, — выдает Луссурия. — Она еще спокойная и милая, — отвечает Гроза Вонголы. — Ровнее! Пятиклассник лучше сделает! Не корчите такие стремные рожи, вы не страдальщики, — прикрикивает синьорина. — Вот и вызови своих пятиклассников, раз наша работа не нравится, — Тсунаеши резко посмотрела в сторону этого суицидника взглядом «ты ничтожество, знай своё место», а одновременно с этим парень получил подзатыльник от коллеги. — Придурок. Никогда не зли эту девушку. Простите, синьорина, он будет держать язык за зубами. — Я надеюсь, — бросила она и пошла на второй этаж. — Кресла светлее надо, они к столам не подходят. — Вот такие? — мужчина показывает на фото в каталоге. — Нет, еще чуть светлее. Диванчики из кожи… Бежевый или близкий к нему. — Понял, синьорина. — И затемните комнаты до состояния интимности, а не похоти. — Будет сделано. — Третий этаж оформите под работу, чтобы шум с первого не мешал сосредоточиться. И добавьте две-четыре комнаты, чтобы в них можно было поселиться. VIP-зону на первом этаже пока не трогайте. Имею в виду, не обставляйте. Приеду послезавтра, спрашивать буду с Вас, — она мило улыбается, но улыбка говорит, что мужчина не досчитается пальцев или какой-нибудь части тела, если что-то пойдет не так. — И не забудьте: днем здесь мини-кафе с закрытым вторым этажом, а ночью клуб. — Все будет, как и сказала синьорина Вонгола. — Я очень на это надеюсь, — мужчина кивает, и Тсуна спускается обратно к ждущим ее. — Принцесса, ты всё? — Осталось только заехать за выпечкой и в кондитерскую. — Не-е-ет, — многострадальчески протянул Лампо. — Не ной, ты тоже ешь их, причем почти столько же, сколько и я, — о том, что настоящие скрытые сладкоежки это Алауди и Угетсу, она промолчала. — Принцесса, что, уже наступило? — А не заметно? Все, ничего не хочу слышать, мы едем за сладким! — она стала выпихивать парней из клуба на улицу, где тоже меняли облик здания. — Заметно. — Не слушай его, милая. Если хочется, надо обязательно, — Луссурия подхватывает Тсуну за руку и ведет в кондитерскую через дорогу. — Вот видишь, дядя Лампо, меня понимают лучше, чем вы все! — надулась Тсунаеши. — Все, мы теперь пидружки. — Полностью с тобой согласен, — подтвердил Солнце Варии. Гроза Вонголы закатил глаза. — Мне же платить за это, — проворчал он. — Не проще ли купить все? — Хватит ныть, я тебе говорю. Тебе жалко, что ли? Я не поняла… Дядя Лампо, ты… — Тсунаеши делает щенячьи глаза, которые наполняются слезами. — Стой! Люблю я тебя, ребенок, люблю! — он пересек следующие фразы девушки. — Все, прекрасно.***
Вечером Лампо, с самым страдальческим лицом, занёс четыре пакета сладостей. Джотто тихо засмеялся, увидев его, и посмотрел на дочь с одобрением. — Принцесса… — в комнату стучится Алауди. — Заходи, — Тсуна заплела себе две косы и закинула их на плечи. Майка и шорты, мягкие розовые тапочки — вся милая и домашняя. Вокруг нее учебники и пара тетрадей, за ухом карандаш. — Заметь, я переступаю через свою гордость. — Я тебя слушаю. — Помнишь, вчера ты видела парня? — Ты про племянника своего? Да. — Да, про него. В общем… У нас с ним небольшая война началась… Мы не можем вместе ужиться из-за того, что слишком похожи характерами. Я не знаю, как к нему подступиться. Это парень со своими заморочками, устоявшимися принципами, а тут я со своими. — И что вы не поделили? — Он абсолютно не хочет слушаться и делает все мне на зло. — А ты пытался узнать, почему он ведет себя так? Ты сам сказал, что это человек со своими устаканившимися тараканами, а значит вам вдвоем очень трудно. Но ты пытался его понять? Спросить, как он? Ты просто хочешь, чтобы он принял все, как есть. И тебя тоже принял. Но ты его не принял, и он это понял. — Думаешь, он просто пытается доказать, что он тоже чего-то стоит? — Хочет, чтобы ты общался с ним на равных, принимал, понимал и перестал видеть в нем кого-то другого или вообще никого. Для тебя это сложно, я знаю. Но ему тяжелее. Ты хочешь, чтобы он какое-то время пожил здесь? — Да. В этой обстановке ему будет лучше, чем со мной. Тут много людей, есть ты, ему будет проще привыкнуть к людям и не закрыться. Раньше он жил в Японии, но благодаря матери хорошо знает итальянский. Да и новая обстановка на него действует слишком угнетающе. — Свози его сначала на кладбище, и если он захочет, а он захочет, оставь на время. Обязательно после этого поговори с ним начистоту, можешь начать с того, какой была его мама. Ему не хватает родителей… А то, что вы не можете поладить, только усугубляет ситуацию. Но не забывай, что раз вы похожи, то гордость у него превыше всего остального. — Я слушаю советы от девушки, которая стала мне, как дочь. — Как дочь…? — Ты для меня почти родная. Почти, потому что… Я не могу быть тебе ближе родного отца. — Но ты второй после него, — пожала плечами шатенка. Алауди отодвинул все школьные принадлежности и просто обнял ее. — Если он позволит, обними его. Просто так. Не потому что ты его жалеешь и не потому что тебе это нужно, а просто так. И, дядя Ал… Я правда люблю тебя. — И я тебя, моя Королева, — Тсунаеши перетащила подушку себе на колени и похлопала по ней. — Ты знаешь все наши слабости. — И частенько этим пользуюсь, — она начинает вслух читать учебник и одновременно зарывается пальцами в чужие волосы. — Под твой спокойный голос и пальцы, которые дарят одно наслаждение, я могу заснуть. — Про пальцы было двусмысленно. — Но ты знаешь, что ничего такого я не имел в виду. — Конечно. И я не против, если ты поспишь, а то ходишь мумией. Папа совсем спать не дает? У тебя дежурства в последнее время только ночные, а тут папа постоянно внезапно вызывает на задания посреди ночи. — Эм… Тсуна, милая, я думаю, твой отец будет еще долго на это решаться, так что скажу я… Мы с Джотто вместе. — Мгм, очень хорошо. — Ты слушаешь? Я только что сказал, что я тра-… — Я услышала тебя, я знаю об этом. Или вы думаете, что вы по ночам тихие? Один фиг шумоизоляции никакой только в наших двух комнатах. Только всего одна маленькая просьба: закрывайте двери ночью, а то даже в коридор не выйдешь. И вопрос: почему именно в комнате отца? У нас очень много свободных комнат, где не придется сдерживаться. Или это адреналин? — ТАК. Погоди. Как давно ты это знаешь? — Еще с той просьбы положить ребенка папе в животик. И, эм, дядя Ал, никогда бы не подумала, что ты решишься использовать то, с чем работаешь, на папе. Ну, типа, чья это идея и нормально ли тебе дальше с этим работать? — Тут есть один нюанс. Он касается вашего пламени. — Та-а-ак, — девушка отложила книгу. — А может папу позовем? Я думаю, ты знаешь все и даже больше, но будет лучше, если он сам расскажет. — Конечно, лучше него я не объясню тебе тонкости. Но ты же знаешь, как ему тяжело разговаривать с тобой на такие темы. Помнишь, когда он подошел к тебе в одиннадцать, чтобы рассказать о половом созревании? — Я не думала, что папу не смутить, но таким красным я его никогда не видела. — И представляешь, какой у него сейчас будет шок и стресс, если мы скажем, что ты всё знаешь и даже слышишь, и хочешь знать «секрет» пламени Неба, из-за которого он может стать еще более красным. — На, позвони, — девушка протягивает свой телефон. Алауди быстро отправляет голосовое: «мы ждем тебя в комнате принцессы». Через три минуты Джотто появляется в комнате в домашних штанах и голым торсом, со стекающими с волос каплями воды. — Где пожар? — Ты волосы не успел высушить и промчался сломя голову? Пап, ты правда удивителен. — Джотто, лучше сядь. — И возьми с тумбочки воды. Не мне, а себе возьми. Пап… Я знаю, что вы вместе. И знаю давно, поэтому у меня к вам просьба: занимайтесь сексом не в твоей комнате. Ты специально делал наши комнаты так, чтобы мы друг друга слышали, но вы по ночам не сдерживаетесь, так что я даже смотреть на ваши пистолеты и на наручники дяди Ала не могу. — Тсуна… Милая… — Ты должен ей кое-что рассказать, — подтолкнул Алауди. — Ты про это? Ей еще рано об этом знать. — Ты говорил то же, когда собирался с духом рассказать, откуда же все-таки берутся дети. — Пап, я наплевала на уроки, так что давай говори, — синьорина взяла пончик и надкусила его. — Вы меня обезоружили, выбили из колеи, я не знаю, с чего начать. Ты же знаешь, что у нашего пламени есть одна особенность? Оно напрямую зависит от наших эмоций. Если в душе непорядок, то и пламя нестабильное. И… В обычное время ты сдерживаешься, но во время секса… Тебе не до этого, и пламя Посмертной воли может выйти из-под контроля, поэтому твоим партнером должен быть человек… — Нужно уравновесить все. В первый раз возможны сильные разрушения. Джотто не только сломал кровать, он сжёг весь дом и все в радиусе пяти километров. — А если бы не Ал, то мог и все десять. То есть, понимаешь, пламя вырывается из оков, оно вокруг тебя, оно все разрушает, но пламя партнера может снизить урон и со временем даже свести его на нет. — Насчет этого я не уверен, мы иногда тушим комнату. — Ничего не поняла, но очень интересно. Вы рассказываете сбивчиво и вразброс, — недовольно произносит Тсунаеши. — Пламя Неба зависит от твоих эмоций, помнишь? Меняется его мощность, бывает даже цвет и все такое. Все время есть некий барьер, который сдерживает твое пламя и дает воспользоваться силой, когда ты «обращаешься» к своей воле. Секс — занятие, когда ты даже не замечаешь изменения в своих эмоциях и не понимаешь, когда этот барьер исчезает. Сила вырывается из тебя, бьет ключом и может навредить тебе, твоему партнеру и всем в округе, поэтому партнер должен быть с такой же сильной волей. Вам, Небесам, сложно найти человека с волей больше вашей, но она должна быть не слабее, и когда границы стираются, он своим состоянием и может даже пламенем будет немного сдерживать ту разрушительную мощь, которая всегда спрятана. — Физику понять проще, чем эти тонкости, — синьорина хватается за голову. — Поэтому я не хотел тебе ничего рассказывать, пока у тебя парень не появится. Вот так сходу понять тяжело, я сам не знал ничего, пока не… Пока не проверил на практике, — Джотто все еще неловко. — Мм, пап, ты лучше скажи, сколько вы вместе? Мама знала? — Знала. Мне было… 17 где-то. Это за два года до твоего рождения. — Ого… И как она отреагировала? — Более чем спокойно. Для нас это был просто контракт, причем если бы не Алауди, ты могла и не появиться на свет. — Я долго ему талдычил, что наследник или наследница ему нужны и долго уговаривал, что это за измену не считается, это просто долг. Ты знала, что он плакал, когда ты родилась? Взял этот маленький комочек в пеленке, прижал к груди и посмотрел с такой нежностью. Ты сразу успокоилась, когда встретилась с его глазами. — Ради таких историй я откинула химию. Продолжайте, мне очень интересно послушать о вас двоих, о маме, о том, какой была я, когда еще ничего не понимала. — Ты всегда все понимала, даже если не говорила. Эти глаза, похожие на молочный шоколад, выдавали столько понимания, сколько я не видел за всю свою жизнь. Когда я был рядом, ты не плакала, а просто смотрела на меня. Я рассказывал тебе веселые истории, которые произошли дома, и ты улыбалась, а когда было тяжело, ты тянула ко мне ручки и маленькими ладошками обхватывала палец. Как будто бы говорила: «я рядом», — теплая улыбка скрасила лицо Примо. — Тебе было три года, когда первые признаки силы пламени стали проявляться. Джотто от счастья чуть до потолка не прыгал. Ему дай только волю — побежит кричать на весь Альянс, что это его малышка. — А Спейд тебе не понравился практически сразу. Он хотел подружиться и создал иллюзию, а ты испугалась, что родители внезапно исчезли. В общем, не получилось первое знакомство, поэтому ты старалась обходить его стороной; Угетсу, кстати, подход нашел, только вот ты испугалась того, как он орудует мечами. А вот к Алауди тебя тянуло с самого рождения, возможно, ты уже тогда чувствовала нашу с ним связь. — Он выглядит серьезно и порой высокомерно, но он самый надежный. Лет до 12 я правда хотела за него замуж. — А возможно это у вас семейное — тяга к Облакам, — фыркнул Алауди. — Облако приносит с собой Ураган, Грозу, Дождь, может закрыть Солнце или наоборот, дать ему свободно светить. Лишь Туман ему не подвластен. — И поэтому они делают вид, что не ладят? Дядя Ал, не делай такое кислое лицо, я же знаю, что если вы в одной команде, то быстро находите общий язык. — Я убить этот ананас готов, — ворчит Хранитель. — Ага, — в унисон ответили отец и дочь. — Я серьезно! Так, эм… Сегодня я сделаю то, что ты сказала, а завтра после школы привезу Кею сюда. Ты уж расскажи, как тут все устроено. — Не говори ему про мафию пока, — предупредил Примо. — Не забудьте заехать за цветами для синьоры, — напомнила Тсуна. — И мы тебя любим, — Алауди посмотрел на эти два Неба, вздохнул, чмокнул девушку в лоб, а Джотто в нос, и ушел. — Они на кладбище? — Да. Не думаю, что они были там с похорон. Помнится, синьора хотела, чтобы ее похоронили в Палермо, а синьор Хибари просил быть рядом с женой. Теперь генеалогический вопрос: что за? Если дядя Ал и его сестра родились в Англии*, учились в Италии, а потом она жила в Японии, то почему не Англия и не Япония, а Италия? — В Англии союз их родителей был под запретом, поэтому они тайно обвенчались здесь, на Сицилии. Когда здесь же узнали, что у них будет ребенок, уехали обратно. Там родились Алауди и Элизабет. Элизабет после замужества фамилию мужа не взяла, но к нему переехала. Вот такая вот путаница. Синьора просто хотела быть ближе к родителям, которых похоронили здесь. — Действительно запутанно… Глупый вопрос, но как ты понял, что любишь? — Для меня это было более неожиданно, чем для него. Потому что он первый мне признался, просто поставив перед фактом. Я раньше замечал, что странно себя чувствую: не могу собраться с мыслями, когда он рядом, но когда его нет, я места себе не нахожу. Сердце билось чаще или вообще пыталось остановиться, и я хотел быть с ним рядом. А когда он меня поцеловал, почву будто выбило из-под ног. — А вы меняетесь? Дядя Ал был снизу? — Был, и не раз. Это… — Без подробностей, ладно? Правда, я по ночам с наушниками сплю. — Прости… — Да ладно тебе, я все понимаю. Трудно выкроить хотя-бы минутку, чтобы уединиться, а когда это наконец случается, то ты уже не думаешь, где, главное — быстрее оказаться ближе. — Ты рассуждаешь слишком по-взрослому для своего возраста. — Мне скоро шестнадцать, это нормальный тип мышления для моего возраста. Кстати, я надеюсь, ты не подсунешь мне этого Хибари Кею в качестве няньки? Мне хватает. — На твое поведение посмотрим, юная леди. — Я синьорина Вонгола, — с гордостью ответила Тсунаеши. — Па~ап. — Нет. — Но я же ничего не сказала. — А я заранее. Что ты хочешь? — Перезаплети меня, пожалуйста, — щенячий взгляд, и как тут отцу устоять?