Скандалы на Триш-роуд

Dasher – Gerard Way

Один долгий месяц и три недели спустя… — Давай же скорее, Фрэнк! — кричит Джерард, повернув голову к Фрэнку. — Если мы не купим эти чёртовы тапки, то Майки останется без второго подарка!       Джерард снова поворачивает голову, теперь уже смотря прямо и точно прокладывая себе в голове путь до магазинчика домашней одежды. Он не даёт Фрэнку отстать, держась за кончик его размотанного шарфа, не натягивая, чтоб ненароком не удушить бедного мужчину.       А сам этот бедный мужчина с трудом поспевает за своим перевозбужденным мужем.       Как только на всех офисных и домашних календарях по всей Америке остаётся всего один лист, каждый начинает нервничать: дети нервничают, что не успевают написать письмо Санта Клаусу, ведь так и не решили, что у него попросить, а взрослые переживают по поводу подарков, занимают голову размышлениями по поводу угощений и не знают как лучше праздновать в этом году: собрать всех у себя или же поехать к дальним родственникам на все праздники, а может вообще махнуть заграницу.       Как только на всех офисных и домашних календарях по всей Америке остаётся всего один лист, у каждого начинает болеть голова.       Атмосфера подкрадывающегося праздника чувствуется лишь на главных улицах и в больших торговых центрах, где украшена каждая витрина и потолок, а в уборных на зеркалах уже висят шарики и искусственные хвойные веночки. Уже перестаешь замечать сестер из Армии Спасения, собирающих пожертвования, игнорируешь и церковные хоры, распевающие «Счастливого Рождества мы вам желаем» на все лады. Чувство, что скоро праздник, просыпалось как-то… в середине сентября, кажется. Сейчас же оно прячется в своей уютной норке, превращая тебя в лайтовую версию Гринча.       Хоть Фрэнк и любил Рождество, но в Гринча он превращался как по часам.       Джерард крепко держит край его шарфа и уже убегает вперёд, затягивая аксессуар из пестрой шерсти рождественских цветов, заставляя топать его быстрее.       Они оба выглядят так комично. Сразу и не скажешь, кто смешнее: Джерард с рогами на голове или Фрэнк, обвешанный сумками и пакетами как вьючное животное. — Девушка! Девушка, можно вас? — всё-таки Джерарду удается убежать настолько вперёд, что длины шарфа мужа просто не хватает, и он скрывается за витринами магазина.       Айеро застаёт его за разговором с консультанткой, выкладывающей на стеклянные ящики под кассой все пары имеющихся у них звериных тапочек. — Джерард, — зовёт его он. — Подожди, — шикает Уэй, сосредоточенно разглядывая меховые и плюшевые изделия перед ним. — Нет, — закипает Фрэнк, но тут же одергивает себя, заставляя спокойно договорить, — это важно и срочно.       Джерард спешно поворачивается к нему, отчего на лицо спадают черные пряди его волос. Он сдувает их, выбившихся из-под ободка с рогами, и спрашивает: — Ну что? — Ничего. Просто я хотел, чтобы ты перестал так паниковать и выбрал, наконец, подарок.       Чуть насупившись, Джерард кивает, с ходу прося девушку-консультантку «завернуть белых медведей». — Уверен, ему они понравятся, — с довольной улыбкой говорит он, — тем более, у мишек колпачки и шарфики да в зелено-красную полоску! Ну как в таких не влюбиться?       «Очень просто», — хмыкает про себя Фрэнк, на деле лишь без интереса смотря на очередную коробку и яркую упаковочную бумагу. — И пингвинов, пожалуйста, — просит Джерард, уже расплачиваясь за покупки.       Фрэнк полувозмущенно-полуудивленно вскидывает брови, на что Джерард улыбается. Но за улыбкой прячется беспокойство, ведь по всему виду Айеро и так понятно, что он раздражён. Очень.       Но он даёт ему сделать покупки спокойно, молчит даже когда они выходят из магазина и идут по моллу мимо фонтанчика. Он молчит, теперь шагая впереди Джерарда, а потом поворачивается, как только они достигают скамейки, куда можно поставить тяжелющие пакеты.       Джерард напрягает желваки, когда напряженно, в ожидании очередного срыва смотрит на музыканта. Их окружает шум и деревца в огромных горшках. Он просто смотрит на него, стоящего с закрытыми глазами и старающегося дышать ровно. — Джер, — ласково обращается он, — зачем Майки тапочки? Ты же купил ему уже отличный подарок. — Да, — соглашается Уэй, — футболка его любимой группой — это отличный подарок. Но он как-то в шутку упомянул, что был бы не против после Рождества прогуляться со мной в пижамах и смешных тапках. — В шутку, — выделяет Фрэнк, тяжело вздыхая.       Они замолкают на пару секунд. Смотрят себе под ноги, слушают шум вокруг и не знают, как подступиться друг к другу. — Я просто решил, что это будет забавно, — объясняет Джерард, смотря на две коробки в своем пакете, — если мы оба сделаем что-то такое. Пусть нам и по тридцать лет... — Ладно, дело твое, — произносит Фрэнк, беря его за руку. Его грубая теплая кожа так контрастирует с уэевской, но все равно доставляет удовольствие, расслабляет, когда Фрэнк гладит его костяшки большим пальцем.       Он будто извиняется.       Отпустив руку супруга, он хватает пакеты и бодро спрашивает, куда они идут дальше. Джерард говорит, что им нужно купить украшения домой, пока сам выныривает из собственных ощущений. Они ступают размеренно и тихо, словно единственные в этом торговом центре, отчего стараются не шуметь.       Фрэнку никогда не нравилась предновогодняя возня. Он любил этот праздник и любил проводить его круто, прямо со своей семьёй, веселясь и отдыхая. Но ходить за подарками он терпеть не мог. Мужчина не понимал энтузиазма Джерарда, скачущего впереди него и чуть ли не сияющего от восторга. Он напоминает ему Рудольфа (даже рога были, ну надо же!), который не мог оставить без внимания и нервотрёпки своего муженька.       И вот как только Фрэнк оказывался в магазине, его охватывало раздражение и тоска, которые мешали элементарно сделать то, ради чего он здесь — купить подарки. Интернет в этом плане для него лидировал на сто очков вперед.       Но сегодня он спокойнее, чем в предыдущие годы. Сегодня он закрывает глаза, держит Уэя за руку, чувствуя кольцо на его безымянном пальце, терпит все и даже не подгоняет его.       Сегодня он в полной мере понимает, что всегда можно сдерживать себя.       Джерард рад, что психолог помог.       Затащить Айеро на прием было на удивление просто. Он просто (ну как просто… на негнущихся трясущихся ногах и с дрожащим голосом) попросил его, а тот согласился.       Они до сих пор ходят к мисс Тее, но теперь реже — нет нужды делать это как раньше, два через два, ведь курс ими пройден.       Эта девушка спасла их самих и их брак. Она помогла обоим научиться успокаиваться и быстрее идти на компромисс.       Джерард не знает, что было бы, если бы Фрэнк сам не понял, что у них есть проблемы.       И ему, признаться, даже не хочется думать об этом.       Главное, что все упражнения, которые они со слезами проделывали день за днём в кабинете их семейного психолога, помогают им в жизни. Например, как пару минут назад, когда Фрэнк держал его за руку.       Он так рад таким переменам под канун Рождества.       А ещё он рад видеть Фрэнка спокойным, пусть и без довольной, как у него самого, улыбки.       И он рад окунуться в шоппинг с головой. — O mio Dio! É molto carino, Frankie! * — умиляется Джерард, указывая рукой прямо по курсу. — Sbrigati! Forza, Forza! **       Брови и уголки губ татуированного мужчины заинтересовано ползут вверх, когда он слышит свой второй родной язык, такой громкий и эмоциональный.       В Америке разводов в четыре раза больше, чем в Италии… Значит они с Джерардом, всё-таки, больше итальянцы, раз смогли сохранить свои отношения, невзирая на боль, чинимую друг другу годами. Они заново прочувствовали любовь.       И Фрэнк вспоминает их первые годы вместе, когда оба дурачились на публике, разговаривая только на итальянском, и улыбка не пропадает даже в магазине.       Говорят, что начинаешь ценить, когда теряешь. Для кого-то это справедливо. Но оба рады, что не для них.       Увлекшись покупками, Джерард гоняет консультантов по всему магазину. «А можно посмотреть вот тот шарик?», «Нет, странная какая-то мишура, можно вон ту?» и «А ещё мне нужна такая штучка на полку… Ну как же она? Может вы подскажите?» летят со всех сторон, атакуя и без того выдохшися работников. Стоит Джерарду только появиться в магазине, как все сотрудники чудесным образом возникают перед ним и начинают носиться по всему помещению, точно зверюшки, старающиеся помочь Золушке.       Джерард похож на дирижера. — Зачем нам столько шариков? У нас они есть, причем в избытке, — с укоризной замечает подошедший Фрэнк. Парень, принесший Джерарду на какую-то безделушку, случайно пихает его в плечо, и тут-то он начинает искрить. — Да, я помню, конечно, — поводит плечом Уэй, — но я хочу купить нам самый-самый красивый, как мы делали каждый год с семьёй. — Боже, а это что такое? — спрашивает-восклицает он, обнаружив на кассе гору рождественского барахла. — Это мы все берём, — отвечает Джерард, о чем моментально жалеет.       Уставший, вспотевший, злющий Фрэнк дошел до своей «точки кипения» и начинает свистеть и раздуваться, как чайник. Он хватает Джерарда за руку и волочит вон, шипя на продавцов. Они выходят на центр круглой площади торгового центра, ненавидя себя самих. — На кой хрен нам вся эта хрень? Прости за тавтологию. — Я хотел украсить дом чем-то новым, — без запинок, но с вероятной паникой отвечает мужчина. — Тебе не хватает тех украшений? — ворчит Фрэнк, теперь размахивая освободившимися руками — пакеты грустно сгибают полиэтиленовые ручки, встав на полу. — Хватает… — Тогда зачем нам вся эта хрень? — дожимает он. — Не знаю… Я просто хотел порадовать тебя.       Та же история. Та же проблема. И та же картина: злой Фрэнк и виновато опустивший голову Джерард.       На миг в голове с ободком-рожками проносится мысль, что люди не меняются. Он поднимает глаза на Фрэнка, но не встречается с ним взглядом. Тот смотрит на магазин, из которого они только что выбежали, с поджатыми губами. — Извини, — просит он, переводя взгляд карих глаз на него, — я так не хотел срываться. Но это невозможно в таком месте… Они тут все меня бесят. — А я? — тихонько спрашивает Джерард. — Я бешу тебя? — Нет…       Он и сам не понимает, как оказывается в плену теплых рук и пухлого пуховика Айеро. Не понимает, но прижимается к его груди плотнее, даже улыбаясь в складки чужого шарфа. — Ты не бесишь меня, Джи… Только иногда, но я скажу тебе, — смешок в конце топит остатки острого льда. – Прости меня, я не хотел. — Хорошо. — Хорошо.       Они обнимаются нежно, передавая друг другу тепло. Когда оба отстраняются, чувство тревоги покидает их головы. — Ну и что же ты успел купить? — с насмешкой, но искренне доброй, задаётся вопросом Фрэнк.       Джерард сначала озадаченно смотрит на него, а потом на свою левую руку, судорожно сжимающую ручки маленького пакетика. — А, это, — он возится пару секунд, доставая покупку из пакета, коробки и упаковки, — это вот. — Телевизор? Серьезно? — Не просто телевизор, — с гордостью маленького мальчика заявляет Уэй, — а на половину телевизор, на половину снежный шар и на половину музыкальная шкатулка! — Тогда не на половину, а на одну третью… — Зануда, — щурится Джерард, а потом улыбается. — Смотри!       Он нажимает какую-то кнопочку, а затем подкручивает колесико под стеклянным экраном, прибавляя громкость. Внутри красного маленького телевизора годов так 70-х стоит Санта и один из его оленей, похожий на Дэшера или Пренсера; все заполнено водой с глицерином, а снежинки «разлетаются» во все стороны из-за двух моторчиков по бокам. Из телевизора играет очередная рождественская песенка, которую Джерард переключает на другую, повернув уже другое колесико на игрушечной панели.       Фрэнк скептически смотрит на чудо техники в руках старшего. И пока тот светится от счастья и азарта, музыкант давится смехом, забирая к себе в руки это нечто. — Чего только не придумают, чтобы завлечь детей, — хихикает он, — и таких же чокнутых на украшениях, как ты.       Джерард меняется в лице, и это впервые не остаётся незамеченным. — Но мне нравится. Мне правда нравится это… Этот телек. Забавный, — выдает он, притягивая к себе мужа. — Ничего, что он стоил двенадцать долларов? — Сколько? — встряхивается Айеро, но, понимая, что до денег ему нет дела, а вот до их отношений есть, и спустя пару минут выдыхает: — Нет, ничего. Он прикольный. – Я люблю тебя.       Джерард обнимает его крепче, чем он заслуживает. — Ну ладно, все, я пообнимаю тебя дома, — обещает Фрэнк расплывшемуся в улыбке художнику. — Нам надо идти, а то мы время потеряем. Куда дальше? — А мы уже все купили. Так что к машине.       От счастья мужчина подскакивает чуть ли не до потолка, беря под руку смеющегося Джерарда и выбегая с ним на парковку.       Двигатель заведен, прогревается. В салоне тоже становится тепло, ведь Айеро включает печку. Он возится с дворниками пару минут, а потом трогается с места, держа путь домой.       На задних сидениях шуршат пакеты и коробки. Электронные часы сообщают, что у них осталось время только на один фильм и ленивые поцелуи перед сном.       На лобовое стекло липнут снежинки, все дороги покрыты снегом, как и дворик их дома. Вечерние гирлянды, растянутые над трассой, приятно мигают.       И никто не услышит их возвращения домой. Никто не узнает как они проведут этот вечер и ночь. Ведь теперь на всей Триш-роуд стало также тихо, как и на любой другой улице спального района Нью-Джерси.