Красавица и уебище

В общем и целом, у Арсения неплохая жизнь. Не считая того, что каждое его утро начинается с агрессивного желания засунуть голову в унитаз и утопиться, он практически счастливый человек. Он обладает всеми составными счастья: ментальным и физическим здоровьем, великолепными друзьями, достаточным количеством денег и любимой работой, на которой он незаменим — потому что он там самый главный босс. Так он говорит себе каждое утро, глядя в зеркало, которое отражает заебанного жизнью человека с такими огромными мешками под глазами, что школьники могут использовать их для закладок — их даже очки не прикрывают. На самом деле Арсений страдает неврозами и депрессивными эпизодами, с друзьями он видится дай бог раз в полгода, плюс на работе он ебется, а вне работы не ебется, хотя с деньгами и правда всё неплохо. Кроме этого, из всего списка раньше он мог похвастаться разве что приемлемым здоровьем, но теперь и относительно него появились сомнения, потому что второй раз за неделю его за жопу хватает понос. То ли дело в новых кофейных зернах на работе, то ли повар в кафе, где Арсений обедает, внезапно стал противником мытья рук, но факт остается фактом. Подступающая диарея застает его в самый неподходящий момент: в автобусе, когда он возвращается с работы домой в час пик. Как назло, именно сегодня он без машины, а телефон сел — и обнаружилось всё это, когда он уже вышел с работы. Вообще Арсений мог бы вернуться в офис и вызвать такси оттуда, но он уже лет пять не ездил на автобусе и сегодня вдруг решил: «Почему бы и не вспомнить прошлое» — и очень зря. Сначала кишечник издает незначительные звуки, напоминающие мурчание котика, затем его крутит и тянет всё сильнее, а в итоге Арсений с виноватым «простите-извините» расталкивает пассажиров и на ближайшей же остановке выходит на улицу, не отрывая руку от живота. Ремень ужасно давит, словно живот раздуло до пятого месяца беременности, внутри что-то булькает, как зелье злой ведьмы, и его пучит. Нет, пучит — недостаточно ярко окрашенное слово. Ощущение такое, будто ему в жопу засунули шланг и надувают гелием, как шарик на дне рождения младшеклассника. Только, к сожалению, в этом случае Арсений не может просто себя проткнуть — последствия будут чуть хуже, чем детский плач. Арсений осматривается и видит на остановке маму с дочкой — кроха смотрит на него и хлопает своими огромными глазами. Если при ней взрослый дядя совершит ритуальное самопротыкание, пожалуй, плачем точно не обойдется. Особенно с учетом того, что обычно этот взрослый дядя занимается самопротыканием дома в своей спальне, и для этого у него есть специальные игрушки... Кошмар, нашел время думать о дрочке. Помимо всего прочего, у Арсения еще и вечный недотрах, но понос сейчас всё же более актуальная проблема. Автобус высадил его в обычном спальном районе. Людей много, на остановке целая толпа, вокруг серые дома и ни одного торгового центра или хотя бы Макдональдса. Вообще-то, Арсений презирает фастфуд, но теперь он бы правую почку отдал за возможность туда зайти. Он бы все наггетсы там купил, все. И игрушки бы из Хэппи Мила забрал: точно, у него ведь мало игрушек. Пожалуй, надо будет поговорить о своих странных фантазиях с новым психотерапевтом — с утра у Арсения был первый сеанс. Катя оказалась едва ли не единственной, кто готов принимать его в шесть утра, и по первому впечатлению она довольно адекватная. Арсений в этом разбирается: он сменил четырех психотерапевтов, и с каждым было что-то не так — или что-то не так с самим Арсением. Живот снова сводит до искр перед глазами, и Арсений хватается рукой за балку остановки — люди на него выразительно пялятся, но не подходят и не предлагают помощь. Очень жестоко с их стороны, хотя как тут помочь: если никто из них не припас в кармане горшок или хотя бы кошачий лоток, то всё тщетно. Искры проходят, как и секундная боль, и Арсений делает несколько шагов прочь от остановки, опять оглядывается. Общественных туалетов нет, нет даже кустов, хотя срать на улице — это последнее дело, если ты не золотистый ретривер. Но в данный момент Арсений готов быть кем угодно: хоть собакой сутулой, хоть дохлой акулой — лишь бы добраться до туалета. Лёха с работы постоянно говорит всем «Сожми очко», когда советует не волноваться, и сейчас Арсений пользуется его советом в прямом смысле: если расслабит, то ему пиздец. Он осторожно запускает руку между пуговиц пальто и расстегивает ремень, глубоко вдыхает и выдыхает, старается успокоиться сам и успокоить свой взбунтовавшийся кишечник. Это, разумеется, не помогает, и от напряжения болит голова, потеют ладони и дрожат колени. Шатающейся походкой Арсений бредет к ближайшему дому, надеясь, что решение придет ему в голову по пути. Если бы у него не сел телефон, он мог бы вызвать такси и надеяться доехать до дома быстрее часа икс, но, во-первых, телефон всё-таки сел. А, во-вторых, велик шанс обосраться прямо в салоне машины — а у Арсения и так низкий рейтинг, потому что он часто срывается на несчастных таксистов. Особенно если едет домой пьяным после бара, особенно если едет в одиночестве, что случается почти всегда: он плохо сходится с людьми, если не идет к этому целенаправленно. В новом приступе кишечной судороги Арсений сгибается пополам и вытирает потные ладони, которые у него вообще никогда не потеют, о брюки. Этот костюм он шил на заказ в прошлом году — решил, что хоть раз в жизни может побаловать себя не просто приличным костюмом, а роскошным. Жаль, что ситуация с ним выйдет совершенно неприличная и ни разу не роскошная. Нет, разумеется, Арсений может по-быстрому снять штаны и остаться в пальто, которое жалко чуть меньше. Но сейчас восьмой час вечера, на улице полно народу, и если его увидят в пальто на голое тело, то вызовут ментов. А обосраться голожопым в полицейской машине еще хуже, чем в такси — хотя он наверняка будет таким не первым. Люди косятся на него странно, потому что передвигается он маленькими шажочками, как престарелый хромой пес. Наверно, принимают его за какого-нибудь алкоголика, но лучше бы Арсений и вправду сидел на бутылке, чем сжимал анус до состояния Щелкунчика — им наверняка можно колоть орехи. К тому же бутылку можно использовать как пробку — и проблема решена! Главное донышко отбить, чтобы не создать вакуум. Он хихикает над собственными мыслями, хотя они и слабо отвлекают от суровой действительности: оказывается, что во дворе ближайшего дома чересчур много людей. На улице сентябрь, и пока не так холодно, чтобы дворовые алкаши перестали играть в домино, а дети — в войнушку, плюсом все те несчастные, которые плетутся с работы домой или в магазин, чтобы взять пивка и сыр-косичку. При таком раскладе за углом не посрешь и ту симпатичную песочницу не осквернишь. Очки соскальзывают от испарины, Арсений судорожно их поправляет и, на ходу вытирая пот, ковыляет до первого подъезда. Решение действительно приходит: мир ведь не без добрых людей, неужели никто не пустит его в туалет? Выглядит он вполне солидно: в строгом пальто, в костюме, прическа от топ-стилиста за семь с половиной тысяч рублей. После нее, правда, Арсений выл в зеркало три часа, потому что выбритый «горшок» делает его похожим на внебрачного ребенка Томми Шелби из «Острых козырьков» и дохлого енота, но это тоже сейчас не главная его проблема. Этот дом — старая советская пятиэтажка, что усложняет дело, потому что в таких домах не у всех жильцов есть домофоны: пожилые люди не видят в них нужды. Но динамик с микрофоном на двери имеется, а значит у кого-то должна быть трубка, ведь должна же. Потными пальцами, соскальзывающими с кнопок, Арсений начинает звонить: первая квартира, вторая, третья. Звонок не проходит. Арсения вновь скручивает, глаза в прямом смысле лезут наружу, хочется хотя бы пустить газы и облегчить свои страдания, но есть подозрения: если подпердеть, то можно и поднасрать. Так что Арсений не рискует, просто нажимая номера квартир. — Да? — раздается вдруг старческий голос в динамике, и Арсений воздает мысленные хвалы Господу, Будде, Макаронному монстру и на всякий случай Илону Маску. — Здравствуйте, простите за беспокойство, не могли бы вы пустить меня в туалет? Я не… Арсений не успевает договорить, что он не больной и не извращенец, потому что звонок отрубается. Такая история повторяется раз за разом, но если ему и удается сказать про «не извращенца», никому это не внушает доверия. Живот крутит всё сильнее, его раздуло до размеров мяча для фитнеса — кажется, что в нем бурлит не крохотная тарелочка лукового супа и соевое мясо, а пять литров колы с «Ментосом». В отчаянии Арсений добирается до второго подъезда, набирает номера квартир как попало и не по порядку: он уже не верит в систему. В людей он тоже не верит, потому что если у него и получается дозвониться до кого-то, он получает отказ за отказом. Но сдаваться он не собирается. Он набирает цифру тридцать шесть — совсем недавно ему было столько, а год был паршивый, так что повезет вряд ли. — Да? — Арсений впервые слышит молодой голос — принадлежит мужчине, вернее, парню. Должна сработать мужская солидарность! — Пустите, пожалуйста, в туалет, — только и бормочет Арсений, потому что сил на «янеизвращенцев» не осталось. — Окей, — звучит неожиданный ответ, а после раздается писк, который оповещает об открывании двери. Не веря своему счастью, Арсений дергает за ручку и проходит в подъезд — снова сгибается пополам от боли. Тридцать шестая квартира на четвертом этаже — и пока Арсений поднимается до него по лестнице, потому что в доме нет лифта, он успевает проклясть всё. Пару раз ему кажется, что он вот-вот обделается, но каким-то чудом умудряется сдерживаться и успевает добраться до лестничного пролета, где хозяин ждет его с открытой дверью. — Это ты сейчас обоссышься? — весело спрашивает он. Высокий настолько, что почти упирается в верх дверного проема, худой, лопоухий и заросший щетиной — из-за нее сложно понять, шестнадцать ему или тридцать шесть, но он определенно младше Арсения. — Обосрусь, — поправляет Арсений, в очередной раз вытирая пот со лба рукавом пальто. Перед глазами мутно, несмотря на очки, будто кто-то внутри его организма играется с фокусом. Парень отходит от двери, пропуская Арсения внутрь, и тот хочет пулей ворваться в квартиру — но ковыляет еле-еле, боясь обосраться прямо на месте. Даже не дышит от напряжения. — Первая дверь, — поясняет парень. — Слушай, если ты посрать, то есть одна проблема небольшая. Там… Но Арсений уже не слушает — он дергает ручку двери, заходит внутрь и видит белеющий в полумраке унитаз. Выключателя нигде нет, но Арсению и не надо: не снимая пальто, он просто задирает его, быстро расстегивает ширинку, стягивает брюки вместе с трусами и садится — и это лучше всякого оргазма. Звук такой, будто он на ракете взлетает в космос — ощущения, впрочем, такие же. Арсений умоляет небеса, чтобы хозяин квартиры имел плохой слух, а еще лучше никудышное обоняние — зато после Арсения он наверняка избавится от тараканов в квартире: те либо умрут, либо сбегут, других вариантов нет. В том, что во всех хрущевках есть тараканы, Арсений уверен. — Братан, ты там в порядке? — опасливо интересуется парень с другой стороны двери, и свет включается — Арсений от неожиданности чуть с унитаза не падает. Теперь, когда он достиг цели, на него постепенно накатывает стыд. Какой ужас: он позвонил в дверь абсолютно незнакомому человеку, забежал в его туалет и громко и вонюче сделал грязное дело. Хуже ситуации в его жизни не было и вряд ли будет. — В порядке, — прочистив горло, с гордыми нотками, будто для него это совершенно нормальная ситуация, уверяет Арсений. Правда, эффект немного портят сопровождающие это недвусмысленные и специфические звуки — когда же это закончится, блин. — Днище рвет? — сочувствующе уточняет парень. Арсений не знает, смеяться ему или закатывать глаза. «Днище рвет» — кто вообще так говорит? — Вроде того, — отвечает он сдавленно. Первая волна диареи прошла, и теперь он просто сидит на унитазе, облаченный в пальто и унижение. Он не уверен, что пальто есть смысл снимать — надо подождать еще немножко, встать и гордо пойти из квартиры. Хотя задницу, конечно, перед этим лучше подтереть и штаны неплохо бы надеть. Нужно ли предложить хозяину денег? Или это неуместно, и будет достаточно обычного «спасибо»? Или не говорить ни слова, а просто трусливо выбежать, подтираясь на ходу? — У меня вроде были таблетки, ща гляну, — обещает парень и, судя по звуку шагов, уходит. Туалет совмещен с ванной, комната крошечная, от силы два на два метра. Как и в большинстве хрущевок, под потолком есть маленькое оконце, чтобы в дневное время суток сюда проникал свет и приходилось меньше тратиться на электричество — или оно для извращенцев, Арсений точно не знает. Видно, что какой-никакой ремонт здесь делать пытались, но бюджет был ограничен: сантехника и плитка новая, хоть и дешевая, но потолок не сделан, а вместо люстры торчит голая лампочка — Арсений задирает голову, чтобы посмотреть. Как по сигналу, в следующее же мгновение он переживает вторую диарейную волну. В стаканчике на раковине, помимо зубной пасты, одна щетка — значит хозяин квартиры живет один. Полотенце на крючке тоже одно, на вид чистое. На полотенцесушителе висят жизнерадостные боксеры с узором бананов, причем три пары: голубые, красные и зеленые, а также несколько пар носков — такие же цветные. Такое Арсений одобряет, он сам владелец целой коллекции дурацких носков, но носит их редко: его подчиненные такого не поймут. Да и с костюмом нужно что-то нейтральное, иначе весь лоск пропадет. — Я нашел Смекту! — доносится из глубины квартиры. — Написано, что помогает при пробоинах! Только другими словами! Видимо, этот парень — фанат пиратской темы, другого объяснения его корабельным метафорам Арсений найти не может. — Спасибо! — кричит он в ответ, хотя криком это назвать сложно: скорее подвывает. Но его вроде отпустило, так что теперь он вполне может попросить парня вызвать ему такси или даже зарядить по-быстрому телефон, если у того есть зарядка для айфона. Пожалуй, пора выходить. Он оглядывается в поисках туалетной бумаги и понимает, что держатель пуст. Пуст, как тарелочка с леденцами в детской стоматологии, как одна из шкатулок в «Поле чудес», как жизнь Арсения. Ни квадратика бумаги, ни обрывочка, ни даже оставшейся втулки! Арсений бы согласился и на советскую, макулатурную и серую, которой жопу можно не только подтереть, но и продепилировать — она же как наждак. Но вокруг нет ничего хотя бы отдаленно бумажного, даже никаких салфеточек парень себе на будущее не положил. Это катастрофа. Фиаско. Трагедия. Зато Арсений находит под ногами освежитель воздуха и щедро распыляет вокруг, но это мало помогает — только добавляет к вони приторно сладкий аромат. «Магнолия и ваниль» — а этот парень не промах, никаких тебе «Морских бризов». У Арсения освежитель автоматический, с ароматом «После дождя» — хотя, объективно говоря, получается по-прежнему «После сранья». — Смекта готова, — оповещает парень, вернувшись к двери. — Слушай, у меня такая проблема: туалетка кончилась, но ты уже заметил, наверное. — Да, — вздыхает Арсений, — я заметил. — Сорян, я не был готов к гостям, хотел попозже в магаз сгонять. — Это я должен извиниться, — Арсений снова вздыхает, но этот вздох был лишним — потому что в следующий момент он очень громко пукает. И не один раз, а целой трелью, после которой ему хочется утопиться, и на этот раз точно не в унитазе. — Да бывает, — отмахивается парень. — Короче, у меня есть влажная туалетка. Не фонтан, но лучше же, чем ничего? Влажной туалетной бумагой Арсений не пользовался ни разу. Обычно после туалета он подмывается струей душа: и гигиенично, и чисто — что полезно, если вдруг обломится секс. Когда посреди прелюдии резко подскакиваешь и бежишь в душ, пропадает вся интимность момента, а Арсений всё-таки в душе романтик. — И где она? — аккуратно спрашивает он. — Простите, что пользуюсь вашим… э-э-э, гостеприимством, мне действительно очень неловко. Настолько, что если бы окно под потолком было чуть шире и выходило на улицу, Арсений бы попробовал сбежать через него. Даже не надевая штаны и не подтираясь. — Да перестань. И давай на «ты», ладно? — Действительно, ситуация и без того напоминает плохой анекдот. — Туалетка у меня тут, дверь откроешь? Дверь закрывается на щеколду, но Арсений был так сосредоточен на скором и внезапном «прорывании днища», что не закрылся. — Она открыта. В следующее мгновение дверь приоткрывается, оглушительно скрипя, и в узкий проем тянется длинная рука. На запястье целая куча кожаных браслетов, как у подростка, а в длинных красивых пальцах — та самая пачка влажной туалетной бумаги, которую Арсений принимает осторожно, чтобы не прикасаться к парню. — Спасибо. — А Смекту тебе сейчас дать или когда выйдешь? — Можно сейчас, что я теряю, — и добавляет еле слышно: — кроме самоуважения. — Вроде ты уже всё потерял, — шутит парень. Рука исчезает, а в следующий момент появляется вновь и с кружкой, на которой изображен какой-то супергерой в черно-красной маске — то ли Дэдпул, то ли Дэдпол, то ли вообще Дэдплов. Арсений не фанат супергероики, он предпочитает кино с претензией на интеллектуальность. Но кружку принимает, бросает короткое «Спасибо» и выпивает всю мутную жидкость, по вкусу напоминающую воду со сладковатой известкой. Запоздало он думает о том, что хозяин квартиры мог оказаться не радушным малым, а грабителем или насильником, который не преминет воспользоваться случаем — что если он его споил? С другой стороны, брать у Арсения нечего, кроме айфона и кредиток, к которым нужен ПИН-код, а насиловать после такого перфоманса его точно никто не станет. Есть еще вариант убийства, но его Арсений принимает со смирением: значит, судьба — жижу-то он всё равно уже допил. И досрал. Поставив кружку на раковину, он прислушивается к своему организму — хотя если бы тот умел говорить, у них бы произошел ожесточенный спор о том, кто из них ублюдок. Спазмами кишечник больше не дергает, и дискомфорт слабый, так что в ближайшее время опасности вроде нет. Потея из-за пальто, он подтирается влажной туалетной бумагой, встает и жмет на смыв, не глядя — еще на результаты своих нерукотворных трудов он, блядь, не смотрел. Однако вместо нормального звука смыва уходящей воды он слышит нечто похожее на звук высасывания через трубочку остатков молочного коктейля. Теперь уже смотря в недра унитаза, Арсений вновь жмет кнопку смыва: вода действительно смывается, но в самом конце утробно хлюпает — а значит уходит она плохо. Это обычная проблема в старых домах, где трубы дышат на ладан — а Арсений старается не дышать, уже не от напряжения, а из-за концентрированного запаха ванили, от которого кружится голова. Прекрасно: он еще и засорил этому парню унитаз. Молясь, чтобы всё содержимое труб не пошло наружу, он встает, застегивается и уже думает, что ад позади — как ад разверзается сзади. Анус и в целом кожу между ягодицами начинает ужасно печь. С каждой секундой жжение возрастает, словно он надел стринги из колючей проволоки, а затем решил вдоволь поскакать задницей на батуте. Арсений в ужасе берет упаковку туалетной бумаги и спешно читает текст на задней стороне — и в самом конце видит мелким шрифтом «При возникновении зуда или жжения промыть большим количеством проточной воды». У Арсения чувствительная кожа, и это бывает как плюсом, так и минусом. Сейчас это определенно минус, потому что сегодняшнее фекальное приключение кажется ему цветочками по сравнению с происходящим сейчас. Ощущения нарастают, превращаясь из болезненного жжения в адское пламя, несравнимое с самым жестким дедлайном. Кажется, хозяин квартиры за стенкой ему что-то говорит, но у Арсения нет ни сил, ни времени не то что отвечать, а даже слушать — он умирает. Быстро расстегнув пальто и попутно едва не оторвав половину пуговиц, он сбрасывает его прямо на коврик, опять снимает брюки вместе с трусами, садится на бортик ванны и выворачивает вентиль с холодной водой. Тут же выясняется, что смеситель был переключен на душ, который металлической змеей висел на кране — но с напором воды он просыпается и начинает яростно извиваться, обливая водой абсолютно всё. Стены, пол, потолок, зеркало над раковиной, саму раковину, цветастую шторку — и, конечно же, Арсения. Ледяные струи в лицо определенно бодрят, а вот на рубашку — не очень. Сегодня точно не его день. Когда он наконец хватает душ и направляет его в нужное место, смывая с себя эту ужасную ароматизированную пропитку бумаги, мокрым становится абсолютно всё в комнате — это ясно даже через мокрые очки. Арсений чувствует, как по его лицу стекают капли, и парочка падает с носа ему на колени. Жжение постепенно проходит, хотя и не до конца — но хоть пропадает ощущение, будто он сел жопой на Б-52. Не то чтобы Арсений знал, каково это: в молодости он работал барменом и пару раз обжигал руки, а однажды даже спалил брови, но с нижней частью тела не экспериментировал. — Эй, — перекрикивая шум воды, которую Арсений так и не выключил, зовет парень, — у тебя там всё ок? Можно ли назвать «всё ок» ситуацию, в которой ты весь мокрый сидишь в одной рубашке на бортике ванны, свисая в нее задницей, а всё вокруг тебя в воде? Арсений смутно подозревает, что нельзя. — Мне нужно было… — Он не уверен, что стоит говорить правду, но правдоподобную ложь сходу придумать не получается. — У меня началась аллергия на эту бумагу, поэтому я хотел подмыться, а… — с каждым словом голос звучит всё более жалко, но Арсений нарочито веселится: — Кран был переключен на душ, так что всё вышло из-под контроля. — Насколько? — Как если бы в твоей ванной восстал кракен из «Пиратов Карибского моря». Ладно, он не всегда смотрит фильмы с претензией на интеллектуальность — он бы никогда в этом не признался, но этого парня он еще вряд ли когда-нибудь встретит. Арсений очень сильно надеется, что не встретит. — Я зайду? — Секунду. — Арсений выключает воду, вешает шланг обратно на кран, встает и натягивает на себя местами мокрые трусы и брюки — одежда неприятно холодит кожу. — Заходите. То есть заходи. Парень распахивает дверь и заходит внутрь, и на его всё же молодом и, надо признать, симпатичном лице отражается удивление, затем он морщится — а потом начинает ржать. Он так заливисто смеется, что сгибается, чуть не утыкаясь лбом Арсению в плечо, и рот в приступе смеха открывается у него так широко, что там мог бы выступать «Сирк дю солей» в полном составе. Но Арсений волк, он не выступает в цирке, так что осторожно отодвигается, упираясь ногами в бортик ванны. Всё-таки на работе ему пора начинать работать, а не меланхолично смотреть мемы, которые подчиненные шлют друг другу в общем чате. Арсений в этом чате состоит под выдуманным именем Артемий, якобы он дизайнер на фрилансе. Парень тем временем отсмеивается, вытирает выступившие в уголках глаз слезы и выдает: — У тебя не день, а прям хуйня. Арсений немного оскорбляется, хотя более точного описания придумать сложно — но только он может утверждать, что его день хуйня. Однако спорить с человеком, который буквально спас его от поноса в штаны (пусть потом тот еще и обрек на жопный пожар, который до сих пор тлеет углями между ягодиц), не стоит. — Да уж, — фыркает он, снимая очки и протирая их влажным подолом рубашки. — Никому не советую. — И эта штука, — Антон тыкает пальцем в освежитель и морщится снова, — воняет жесть. Ей по-любому насекомых можно травить. Жаль, что я недавно тараканов потравил, столько бабла на дезинсектора потратил. К несчастью, обоняние у парня отличное. И слух тоже: для слабослышащих характерно громко говорить и постоянно смотреть на рот, чтобы читать по губам, да и слухового аппарата на нем нет. Со зрением также наверняка всё нормально, потому что на парне нет и очков, а линзы дома никто не носит. Получается, у него слабое осязание и почти нет вкуса — с Арсением одно общее чувство, вернее его отсутствие. — Ну, раздевайся, что ли, — предлагает парень, и Арсений на секунду едва не брякает «Что, простите?», как тот продолжает: — Повесь на полотенцесушитель пока, я тебе накопаю каких-нибудь шмоток до дома доехать. Арсений так и замирает, чувствуя, как влажная ткань облепляет тело, а с мокрых волос по лицу течет вода. Эта высоченная шпала не просто впустила его в свой дом и дала лекарство, но и предлагает свою одежду, даром что не мотоцикл. Этот парень что, ангел? Он подбирает брошенных котят, работает в столовой для бездомных, а по выходным ездит в детдома, где учит читать больных дислексией детей? Когда не занят тем, что отвозит мешки корма в приюты для собак, которых вытащили из бойцовских клубов, конечно. Так, Арсению пора прекратить тонуть в мечтах — это непозволительно для человека, чей возраст уже как три раза перевалил за двенадцать. Это просто обычный парень, не ангел, всего лишь хороший член общества. Хороший член общества, просто хороший член общества... хороший член, а хороший ли у него член? Арсений, остановись. — Эй? — окликает его «хороший член». — Ты точно в норме? — Да, прости. — Арсений встряхивает головой, и с волос на футболку парня (желтую, с забавным принтом упаковок еды) летят капли. — Спасибо большое, но не нужно. Могу я попросить вас… тебя вызвать мне такси? Бизнес-класса, спасибо. — И ты мокрый поедешь? — Мне не впервой, — пожимает Арсений плечами и чуть не стонет от собственной глупости: на лице собеседника прямо написано «Чего-чего?». — Я имею в виду, что под дождь попадал не раз. Тоже весь мокрый ехал. — Не боишься, что у тебя снова, — он делает странный жест: то ли коробку открывает, то ли петарду поджигает, — это самое? Вообще-то, Арсений боится. Но сейчас, когда он стоит рядом с парнем, который был невольным слушателем и обонятелем произошедшего, перспектива обосраться в такси уже не так его пугает. Он даже с любовниками себе подобного не позволяет: Арсений из тех людей, которые включают воду в туалете, пока какают — даже если одни в квартире. В гостях или при гостях он в принципе предпочитает не какать. — Думаю, всё будет в порядке, — натужно (а лучше бы так тужился сегодня утром, когда был дома) улыбается Арсений, отводя взгляд. А хотелось бы зажмуриться: он несколько переборщил с освежителем воздуха, и теперь от химического запаха ванили слезятся глаза. Они вообще почему-то ужасно болят, а голова кружится. — Тогда ладно, — пожимает парень плечами и достает из кармана домашних треников с вытянутыми коленками телефон — не айфон, а какого-то азиата. — На какой адрес такси вызывать? Арсений называет адрес: на всякий случай не своего дома, а соседнего. — О, так это недалеко, можно пешком дойти… А, точно, тебе не стоит пешком ходить. Пока парень вызывает такси, Арсений исподтишка рассматривает его — хотя на него сложно не смотреть, он привлекает взгляд. Не столько красотой, сколько какой-то пробивной харизмой, он словно светится изнутри — и на этот свет хочется идти, как мотылек к открытому огоньку, или как там пел Меладзе. Арсений такое не слушает, он выбирает электронную музыку, потому что она бодрит и настраивает на рабочий лад. У парня тонкий шрам на правой брови, родинка на кончике носа и мимические морщинки у глаз, словно он часто смеется — а он, наверное, и смеется. Русые волосы выглядят густыми, и в них хочется запустить пальцы, погладить… Нет, стоп. Прием, Арсений, Земля вызывает Арсения. Нельзя мечтать о незнакомом парне, чей туалет ты так нахально обесчестил. — Готово, за вами приедет черная Ауди, номер семьсот пятьдесят, — радостно сообщает парень, пряча телефон обратно в карман. — Будет через пять минут, успеем выпить чай. Мимолетно Арсений думает о том, что этот солнечный мальчик либо чересчур гостеприимный и дружелюбный, поэтому готов напоить чаем всех подряд, либо очень одинокий. Вариант с извращенцем тоже не отметается, но пока Арсений вроде не теряет сознание. — Спасибо за предложение, но я откажусь. Я и так доставил вам… тебе проблемы. — Никаких проблем, — ярко улыбается тот — зубы у него очень маленькие, как у кота. — Наоборот, ты сделал этот вечер незабываемым. У меня довольно скучная жизнь. — Не зарекайся: я до этого дня тоже думал, что жизнь у меня скучная. — Зато сегодня ты повеселился. О да, Арсений в жизни так не веселился — как жаль, что он не стендап-комик. Обтекая со стыда (и водой), он поднимает свое пальто и аккуратно, бочком, продвигается к открытой двери. Ванная такая маленькая, что он чуть не трется о парня грудью, проходя мимо, между ними остается меньше сантиметра — вот столько Арсению осталось до нервного срыва. Он не разувался, поэтому и обуваться не надо — какой ужас, что он не только унитаз засорил, но и наследил. — Прости за всё это, — виновато говорит он, поправляя челку, с которой до сих пор течет. — Могу я предложить тебе компенсацию за нанесенный вред? — Ты денег предлагаешь? — уточняет парень оскорбленно, хмурится весь — Арсений впервые видит человека, который так недоволен предложением дать денег. — Моя квартира не общественный туалет, чтобы ты платил. — Не все общественные туалеты платные, — парирует Арсений, продолжая пятиться к двери — парень за ним. — Мне правда очень стыдно, я бы хотел хоть как-то возместить ущерб. — Можем как-нибудь сходить выпить кофе, — предлагает он с такой обезоруживающей улыбкой, что Арсений путается в рукавах пальто. Не может быть, чтобы после всего этого парень звал его на свидание. Не может быть, чтобы он в принципе был геем, он же явный гетеро — арсеньевский гей-радар молчит, а он его подводит примерно никогда. Ну, кроме того раза, когда он познакомился в баре с парнем, а это в итоге оказалась женщина, но там проблема была не в радаре, а в десяти «Маргаритах». Женщину, кстати, тоже звали Марго. — Выпить кофе? — дрогнувшим голосом переспрашивает Арсений. На самом деле он совсем не такой. В жизни Арсений суровый и серьезный, он идет напролом, он ходит по головам — и у него не дрожит голос. Никогда. — Ну да. Или чего покрепче. Это какой-то сложный пранк, который Арсений не понимает. Если бы они познакомились с этим парнем в баре или в фитнес-клубе, хотя вряд ли тот занимается спортом, он бы точно согласился. Они бы сходили выпить, поболтали о каких-то незначительных вещах, затем поехали бы к кому-нибудь домой, где занялись ни к чему не обязывающим сексом — а утром разбежались, не обмениваясь номерами. Так Арсений строит отношения с людьми, это его стиль. Но в этой ситуации о сексе не идет и речи; Арсений не сможет трахаться, вспоминая, как его кишечник трахнул луковый суп. Практически полное отсутствие вкуса вносит в жизнь коррективы: трудно понять, что с едой что-то не так. — Нет, — чересчур жестко отвечает он и добавляет: — Я не из этих. Это беспроигрышный вариант: «не из этих» отбивает как неприятных ухажеров, так и натуралов-приколистов. И Арсений даже не врет — он ведь не уточняет, из кого именно. Может, он имеет в виду верующих или тех людей, которые покупают сто блокнотов и не пишут ни в одном. — А, сорян. — Парень виновато улыбается и почесывает затылок. — Я вообще тоже. — Тогда спасибо за всё. И до свидания, — скороговоркой говорит Арсений и уже тянется к ручке входной двери, как парень хватает его за рукав пальто — но тут же отпускает и смотрит на свою руку так, будто это она сама. — Э-э-э, — тянет он, по-прежнему смотря на пальцы, — я просто… Удачи? — Да, и тебе. Еще раз спасибо, — бормочет Арсений, всерьез начиная пугаться подобных странностей, и быстро выходит за дверь. Подъехав к дому (таксист никак не прокомментировал его несколько влажный внешний вид), он узнает, что поездка оплачена с карты. Знай он номер карты или хотя бы номер телефона, он бы с радостью перевел парню эти восемьсот тридцать рублей и еще сверху докинул, но ехать к нему домой и возвращать их лично он не собирается, ни за что. Тем более что в животе по-прежнему дискомфорт, а глаза болят так, словно вот-вот лопнут.