Добро пожаловать в физмат

      Торговый центр был переполнен такими же любителями распродаж, ибо одиннадцатое-одиннадцатое было не то, что чёрным днём, а самым светлым и лучшим — а потому Саша решил скупить весь отдел с викторианскими блузками. Белые, пастельные, голубые, в цветочек — глаза расползались в поисках лучшей вещи, но руки брали всё. — Лёш, — шатен потянулся к вешалке с багровой рубашкой, воротник и манжеты которой были обшиты чёрным кружевом, — как тебе? Молчалин улыбнулся: — Выглядит… Готично. Думаю, тебе очень пойдёт. Смущенный румянец окрасил щёки Чацкого, но тот кивнул. В руках было уже с десяток самых разных одеяний, но скидки были такие, что останавливаться не хотелось. Ослепляющий белоснежный свет, исходящий от продолговатых ламп, мозолил глаза, не позволяя сосредоточиться. Взор упал на чёрный костюм, расчерченный белыми полосами, которые создавали манер клетки. Саша осторожно глянул размеры. — Смотри, — повернулся к Лёше, зачарованно улыбнувшись, — будешь как джентльмен. Молчалин хмыкнул, решив прислушаться к мнению уже своего парня. Тот хэллоуинский вечер стал самым лучшим в жизни Лёши, и он никогда так сильно не был счастлив. По крайней мере сейчас он смотрит на это чудо и чувствует такой трепет где-то внутри, что словами передать невозможно. Это было что-то посильнее обычной влюблённости. Саша нравился Лёше уже давно, но тот был хоть и гопарём отчаянным, но не глупым — совсем не глупым. Он чётко осознавал, что Саша другой. С Сашей нельзя плохо поступать, ибо то, что только зарождалось, могло рухнуть и разбиться в такие пылинки, что никакие извинения бы не спасли. Но Лёша смог? Лёша смог. Брать Чацкого за руку и целовать его в щёку было чем-то особенным. У Лёши голова шла кругом. Одурманенный Молчалин, кажется, любил — любил Сашину улыбку, его незаметные родинки на запястьях, его тёмные волосы и сверкающие при виде чего-то необычного глаза; любил его круглые, вечно спадающие на кончик носа очки, любил его стремление к лучшему, любил его тонкие аккуратные руки, любил его звонкий смех и, кажется, любил его всего. — Хорошо, пошли. В примерочной свет был потускневшим, что было даже хорошо — при резкой смене контрастов фиолетово-зеленые круги перед глазами ушли. Лёша, зайдя в соседнюю примерочную, облокотился спиной к стене и тепло улыбнулся, прижав вещи к груди — сердце билось с бешеной скоростью, а голова кружилась, казалось, еще совсем чуть-чуть и он упадёт в обморок, где ему будут мерещиться звёзды. Наспех накинув брюки и пиджак, юноша усмехнулся: — Неплохо. Саш, ты всё? — Вроде. Лёша, удостоверившись в отсутствии консультантов в ближайшем диапазоне, быстренько зашёл в примерочную, где находился Саша, и задёрнул красную шторку. Чацкий не стал оборачиваться, а лишь взглянул на него через отражение в зеркале и зашептал, тихо так, чтобы никто не услышал: — Ради всех святых… Томный вздох восхищения вырвался из груди. — Ты очень красивый, Лёш. Ты всегда красивый, но я не помню, видел ли тебя в костюме. Прямо таки настоящий мужчина. Молчалин, рассияв, кивнул: — Если я скажу, что ты выглядишь обворожительно, то ты поверишь мне? — кончиками пальцев, совсем невесомо, будто боясь сломать этот до чёртиков прекрасный экспонат в музее мировых искусств, обвил Сашину талию, смотря глаза в глаза сквозь зеркало. — Поверю. Положив подбородок на Сашин затылок, Лёша легко поцеловал тёмную макушку, вдыхая яблочный аромат шампуня — в глазах зарябило. Саша раскраснелся, но продолжал улыбаться, обхватывая ладонями руки Молчалина — те были тёплыми и пахли дорогим кремом. — Как же ты влюбился в меня, Лёш? Ума не приложу, — на придыхании усмехнулся Чацкий. — Любовь зла, полюбишь и козла, — на автомате под названием «шуточки за триста» ответил Молчалин и засмеялся, за что получил толчок локтем. С мягкого кожаного пуфика свалились двое брюк, но внимания на это никто не обратил. Было тепло, даже жарко, но Лёша толком не знал — одежда так влияет или впереди стоящий человек. Лёгкая мелодия, играющая из непонятно где находящихся колонок, разряжала обстановку и добавляла чуточку… Романтики? — Ты определился какую рубашку будешь брать? — ещё раз чмокнув Чацкого, спросил Лёша, садясь на пуфик. Саша кивнул: — Все. — Все? — Обновление гардероба очень важно, между прочим! — цокнул юноша, убирая упавшую одежду с пола. — Ты решил разориться? — Ну… Я могу предложить тебе стать моим папиком, — засмеялся Саша, подмигнув удивленному Молчалину. — То есть ты решил разорить меня? — сделав дельный акцент на последнем слове, Лёша взял Сашину руку. Просто так. Захотелось подержать. По крайней мере сейчас он может это делать, когда захочет. Саша неоднозначно пожал плечами. Духота и запах чистой одежды ударили в голову. Внезапно захотелось есть. — Саш, пошли потом пиццы поедим? — Наше первое свидание будет в пиццерии? — улыбнулся, подходя ближе. Так как Молчалин сидел, то Саша стал автоматически выше и сейчас смотрел сверху вниз. — Я люблю пиццу с грибами. Лёша знает это и помнит. А ещё знает, что Саша обожает креветки в кляре, сырники и слойки с фруктовым джемом. Лёша просто готов признать — он научится готовить самые вкусные сырники. — То есть… Если я буду твоим, как ты это назвал? — Папиком. Молчалин кивнул: — То ты будешь называть меня… — хитро ухмыльнулся и с вызовом заглянул в чужие глаза. — Папочкой? Саша молча дал Лёше подзатыльник, при этом очень вальяжно закатив глаза. — Ой, да ладно! — протянул Молчалин, вновь обнимая Сашку. — Педофил. — А вот сейчас не понял. Звонкий смех обоих озарил весь коридор примерочной. Не то, чтобы у Лёши был кинк на слово «папочка» и все подобные штучки, но в голове просто на секунду возникло видение — всё вокруг темно, ничего не видно, и Сашин голос на ухо шепчет это слово, причём с таким придыханием, что Лёша вздрагивает. Распахнув глаза, Молчалин встрепенулся — гнать бы подальше такие мысли. Это ж Сашка, его Сашка — горячо любимый и самый прекрасный. Он ему и без всех этих пошлостей нравится. — Ты уверен, что будешь брать все восемь блузок? — прикинув, как они потом будут тащить эти пакеты, всё-таки решил удостовериться Лёша. Получив положительный ответ, он кивнул и вернулся обратно в свою примерочную, дабы переодеться и пойти поскорей на кассу. Руки до сих пор тёплые от прикосновений.

***

— Так… Насыпай муку, а… Нет, погоди, я разрыхлитель забыл добавить! На кухне в квартире Верховенских творится самый настоящий хаос, который начался с обычного, ничего не предвещающего «Коль, а давай что-нибудь испечем» — теперь они имеют: Ставрогина в муке, не включающийся миксер и недовольные бурчания Пети. — Угомонись, Петруша, всё у нас получится. Ты выглядишь так, будто сейчас конец света наступит, — хохотнув, Коля встормошил русые волосы одноклассника. — Наступит! Мы потратили кучу ингредиентов, поэтому мы должны всё сделать «на ура», — Петя, нервно кашлянув, начал с осторожностью засыпать белый порошок к смеси муки и сахара. До конца каникул осталось всего ничего, а дальше опять по кругу — уроки, школа, переполненная столовая, куча домашки, недосып и матерные голосовые от всего физмата. Эту неделю они провели весело: почти каждый день выходили гулять всей компанией, делали фотографии и не тратили времени зря, позволив себе забыть об учёбе на считанные часы, которых на самом деле оказалось ничтожно мало. Вот приближаются дни, когда свет опять начнёт угасать — солнце закроют шторы усталости, и ты ляжешь спать. Сновидения будут беспокойными, но ты хотя бы уснёшь. Учителя написывали с объявлениями о прикреплённых в электронном журнале тестах, тем самым все больше нагнетая — хотелось заблокировать телефон и выбросить его куда подальше. Ну выбросить не выбросить, но телефон Коля отключил. Петя включил музыку на ноутбуке и суетился, словно сегодня Новый Год, осталось пять минут до прихода гостей, а они не нарезали все тридцать запланированных салатов. Вся эта картина была до того домашней и уютной, что и думать о плохом вообще не хотелось. — Так, осталось поставить запекаться. Сколько градусов, Коль? — поставив форму с тестом в духовку, спросил Петруша. — Сто восемьдесят. Лампочка загорелась, и горячий воздух тут же обжег пальцы. Верховенский обтряхнул руки об голубенький фартучек и довольно улыбнулся: — Мы с тобой хозяюшки. Коля засмеялся: — И не говори. За окном шёл мокрый снег и идти на улицу не хотелось от слова совсем. К вечеру передали лёгкое потепление, но это и не важно. В кухне витает аромат ванили и чая, пока на сердце расцветают одуванчики — ясные, солнечные, заменяющие отсутствие солнца сегодня. Было хорошо и спокойно. Пока Верховенский разливал чай по кружкам, Коля успел выбрать фильм на ноутбуке, а точнее мультик, ибо вся лента была заполнена типичными драмами и совсем скучными ужастиками. — Спанч Боб? Коль, ты серьёзно? — усмехнулся Петруша, присаживаясь рядом, попутно добавляя сахар в свой напиток. Две чайных. Без горочки. — Не, ну а что? Ну а что? По-моему, здоровский персонаж. — Патрик круче! Коля прищурился: — Нет, Губка… — Ты мне тут войну не устраивай, — процедил Петя, делая глоток и внимательно наблюдая за своим другом. — Это ты не устраивай. — А я и не собирался. — По тебе не скажешь. Выглядели друзья сейчас как игроки в покер: лукавый насмешливый взгляд, лёгкий адреналин, только вместо карт — кружки с горячим чаем. — Нет, нет, нет, я не буду с тобой драться, — отмахнулся тут же Петя, и, предугадав действия друга, понёсся вглубь длинного коридора. — А тебя и не спрашивали! — вовсю засмеялся Ставрогин, рванув со своего места. Мультик продолжал идти, но ноутбук остался забытым на кухне, и вспомнят про него ещё не скоро. Дверь захлопнулась прямо перед Колиным носом, но тот толкнул её и забежал в спальню, а заметив стоящего возле подоконника Петю, метнулся к тому. Из форточки лился прохладный ветерок, впуская такой сквозняк, что обдувало не только тонкие занавески, но и волосы. Верховенский коварно улыбался и держал в руках подушку, уже готовый к атаке. Коля медлить не стал — потянулся к плюшевому медведю, но был бесстыдно прерван. — Тронешь Барни, и я тебя прямо тут похороню, — сквозь зубы пригрозился Петруша. Медведь в ту же секунду был отложен в сторону, а вот Петю без капли страха и стыда повалили на кровать и стали щекотать. Тот смеялся чуть ли не до слёз, запрокинув голову назад. — Хватит! Перестань! — дёрнул ногой, попав прямо в Колино плечо. — Тебе жить надоело? Ставрогин расхохотался: — И это я слышу от булки с корицей? Смех разливался звокной трелью и был настолько искренним, что Ставрогин втайне радовался: он — причина этого смеха и этой улыбки. Возможно, это было чем-то странным, ведь относится так к просто другу… Не дружат так, и Коля знал это — а потому одним чудесным весенним днём, будучи нарушителем карантинного режима, позволил себе сбежать из дому на закате и прийти к Верховенскому, а потом и позвать того на улицу. Оба в чёрных масках, идут хоть и в перчатках, но зато за руку. Ну и его в тот день будто по голове чем-то тяжёлым ударили — то ли сковородой, то ли сразу куском цемента, не понял.

— Коль, у тебя лоб горячий, ты не заболел случайно? — Нет, не волнуйся я в порядке.

Ну да, Коля красиво напиздел тогда, но сердце ведь не обманешь, так? Почему всё это свалилось на голову именно ему, наверное, знал только Бог. Ну или Бес. Значение не меняется — видимо влюбился. Общались они с Петей уже давно, начиная со средней школы, и ведь всё было обычно — два лучших друга: ходим в кино, обсуждаем девчонок из параллели, играем в баскетбол во дворе, по-дружески дерёмся и совсем не по-дружески держимся за руки. Но вот в двенадцать лет Колю это вообще не заботило. Ведь кто ему Петя? Друг. Конечно друг, а кто ж ещё? Но с каждым годом всё начало искажаться. Ставрогин сам не успел понять, когда все закрутилось-завертелось. Опустившись на пол, тот наконец удостоился освободить задыхающегося от смеха Петрушу. «Вот вам и дружба, товарищи» — пронеслось чьим-то голосом в голове, и Коля качнул ею, стараясь отбиться от лишнего роя мыслей. Взгляд сам упал на валяющийся возле стула клочок бумаги, и Коля, зашуршав, развернул бедный смятый кусочек. Акварельные рыбки, тёмно-синее море и проталина света где-то сверху. — Ты зачем выбросил? Красиво ведь, — хмыкнул парень, поворачиваясь лицом к Петруше. Тот пожал плечами: — Не знаю. Не понравилось. На бумаге виднелись водные разводы и потёртости. Бледно-жёлтые рыбёшки плыли вверх, туда, где им будет хорошо, но свет слишком далеко. — Можно я заберу? Вот и Коля прям как эта рыбка: пытается прийти к правильному ответу и решению, но так и топчется на одном месте. Он знал, что друзья отреагируют нормально и знал, что Петя вроде как тоже проявляет какие-то знаки (фотография с поцелуем теперь стояла на аватарке контакта «Петрушка, а не укроп» но… И все. У Ставрогина не было больше каких либо аргументов, поэтому, присев на колени, тот повернулся к Пете: — Я — идиот. Верховенский улыбнулся: — Возможно. — Смотри, вот если чисто гипотетически… — собравшись с духом, Коля продолжил: — Если я скажу, что неровно к тебе дышу, как ты отреагируешь? Петя скептически вскинул правую бровь вверх и присел. — То есть я тебя поцеловал тогда чисто из дружеских чувств? — и хохотнул, вставая с помятой постели. Плед скатился, а подушка упала на мягкий бежевый коврик, ворсинки которого так приятно ласкали босые ступни. Коля выпал. Кровь совсем не кстати прилила к лицу, и он выглядел как помидор, который кинули в тарелку, порезали и смяли. Найдя в себе силы подняться на ноги, Ставрогин, аккуратно встав, взглянул на Петю — тот сейчас выглядел совсем обычно, будто они каждый день о таком говорят. О, а ты мне нравишься, представь? Здорово, да? А ведь нихуя, Колю потрясывало. Сердце, чей стук оглушал до трещин в черепной коробке, застыло, и наступила звенящая тишина. — Ну, кто тебя знает… — как же сейчас Коле хотелось врезать самому себе. — Ты точно идиот, Ставрогин, — хлопнув брюнета по плечу, Петя вышел из спальни. — Стоя-я-я-ять! — торопливо протянул Коля, хватая того за руку. — Возможно, я идиот, да, я знаю, что я, блядь, местами мудло, но я тебя люблю. Ахуеть Петя толком не успел, ибо Ставрогин, наклонившись, мягко коснулся испачканной мукой щеки и поцеловал так отчаянно, что землю будто выбило из-под ног — колени подкосились, мышцы ослабли, будто желали уронить обоих на пол. «Это пиздец» — твердил разум. «Это заебись» — смеялось сердце.

***

— Ешь аккуратно, обожжешься вдруг, — улыбнулся Лёша, смотря, как Саша пытается откусить горячий кусок только приготовленной пиццы. Кафешка, находящаяся на углу, была уютной, и плюсом готовили здесь так, что пальчики оближешь. Промокшие насквозь пальто висели на вешалке, капли сырого снега стекали и падали на чёрно-белый пол. Две бутылки вишневой колы, одна большая пицца и живой джаз — идеальное свидание. Время было уже под вечер, по торговому центру они гуляли четыре часа. Молчалин, мягко говоря, прифигел, когда увидел, что на улице темно, а на часах шесть вечера. Зато теперь перед ним сидит Сашка с десятью пакетами новых вещей и куском грибной пиццы во рту — улыбается и светится, хочет что-то сказать, но манеры манерами — нужно сначала пережевать. В беседу класса присылали кучу разной информации по поводу продлевания каникул, но Лёша глянул лишь одним глазком и отложил телефон в сторону, ибо есть дела поинтересней, а точнее не дела, а человек, сидящий напротив. Сейчас всё внимание было сконцентрировано на Чацком. Хотя, если быть честным… С сентября всё внимание Лёши было сконцентрировано на Чацком — то на уроках глядит на него, то после уроков с физикой тому помогает. Сашенька… — Ты чего задумался? — наконец выдал он. Дурацкая и даже глупая ухмылка расплылась на лице: — Господи, я так влюблён в тебя… — тихо пролепетал Молчалин, кладя свою руку поверх Сашиной. Саша поперхнулся и машинально ударил себя в грудь. Очки как всегда сползли, и парень поспешил их поправить. Багровый румянец залёг на очаровательных щеках, и Чацкий, будучи влюблённым не менее Лёши, широко улыбнулся, издав умиленное «оууу». То, что творилось между этими двумя можно смело описывать в романах и показывать в сериалах про подростковую любовь. Блестящие жёлтые искры и несомненно пылающие чувства. Лозунгом сего проекта станет: «Их свела физика, а он всего лишь хотел в гуманитарный». — Лёша… — губы растеклись в растроганной улыбке, и Саша, отложив пиццу на тарелку, встал со своего места и подсел к Молчалину, тут же заключая того в самые крепкие и тёплые обнимашки: хотелось дарить любовь. Через полчаса, они под громкий хохот, адресованного очередному мему в тиктоке, вышли из кафе и пошли куда глаза глядят. Россыпь звёзд украсила вечернее небо — такие далёкие, такие недостягаемые, но настолько красивые… Тысячи писателей и поэтов описывают эти раздробленные сияющие шары так однотипно и, кажется, даже преувеличивая, но попробуйте приглядется — глубокий млечный путь буквально усыпан блёстками. Между вами миллионы километров, но вы всё равно смотрите друг на друга. — Ну и дубак, — буркнул Саша, посильнее закутываясь лицом в шарф. Лёша засмеялся и, взяв его руки в свои, принялся дуть, при этом странно посмеиваясь. — Ты греешь мои руки своим дыханием? — Я грею твои руки своим дыханием. Ради таких моментов Саша был готов забывать перчатки дома.

***

Авдотья Раскольникова: директриса заебала Авдотья Раскольникова: какую-то хрень рассылает. Дмитрий Разумихин: где..... Авдотья Раскольникова: она шлёт классухе, а классуха — нам. Татьяна Ларина: что-то про коронавирус. Владимир Ленский: даже читать не хочу.

***

— Кексы, кстати, вкусные, — добавил Ставрогин. Петя молча кивнул, до сих пор пребывая в состоянии сновидения — всё казалось ненастоящим, и даже бродящая по телу судорога, которая сводила лёгкие и заставляла постоянно прокашливаться, ощущалась подделкой. Верховенский сам и не понял, как так всё произошло: пьём чай, дерёмся, целуемся. Неплохой сюжет для американского сиквела. — Я — идиот? — словно страшась чего-то, спросил Ставрогин. Петруша, тепло улыбнувшись, повернулся к нему: — Мы — идиоты, — и кротко поцеловал в щёку. Всё было сделано чётко по алгоритму: 1. Стать геем. 2. Влюбиться в лучшего друга. 3. Влюбить лучшего друга. 4. Сделать лучшего друга геем. Коля, представив эту картину, хохотнул, улыбнувшись собственным мыслям. Да, возможно он поступил безрассудно, но камень, так долго давящий на горло и сердце, наконец рухнул. Резкий глоток свободы был до того сладок, что Коля, честно говоря, чуть не отключился. — И как давно? — Не знаю… Класса может с девятого. — Гонишь? — Истинная правда. Все воспоминания о дружбе останутся таковыми, ибо сегодня образовалось начало новой истории — не менее искренней и доброй. — Вот ребята охренеют, — засмеялся Верховенский, представляя, какой дурдом начнётся в беседе. — Дуня и Оля с ума сойдут. А мы станем главной темой Вовиных мемов в тиктоке, — поддержал Ставрогин, понимая, что так всё и будет. Будут шутки и стёб, но таковы принципы дружбы. Лучшей дружбы. Эти ребята и правда являлись неким солнечным просветом в жизни Ставрогина, и он уже просто не мог представить себя без них — уж какие-то шутки о гомосексуальных отношениях он им простит. — Как думаешь, Вова нравится Жене? — неожиданно спросил Петя, и, выбивая Ставрогина из добрых раздумий, направился к раковине мыть посуду. Коля, закатив глаза, усмехнулся: — У них отдельная история. Я зуб даю, что они начнут встречаться. Ну там такая химия, это же… Вау. — Ты от Лариной заразился этой шипперской болезнью? — в голос засмеялся Петруша. Ставрогин пожал плечами, всё ещё не веря в происходящее — разговор разговором, шутки шутками, но дружбе пришёл конец. Не то, чтобы он жалел, нет, ни в коем случае. Для него это было в новинку. Все, что произошло сегодня, можно назвать удивительным — Петю, который почти признался в своих чувствах, пушистые перья, летающие снежной метелью по комнате, когда Верховенской начал бои подушками, творожные кексы, получившиеся очень вкусными. Удивительно. Вся жизнь удивительна, стоит только присмотреться. — Коль. — М? Посуда была вымыта и составлена в верхний шкафчик. Фартучек снят и заброшен в стирку. Петя стоит перед ним и улыбается: — Можно тебя поцеловать? — То есть в тот чудесный вечер тебя ничего не останавливало, — распахнув руки врозь, как бы приглашая в свои объятия, ухмыльнулся Ставрогин, — шучу. Конечно можно.

У д и в и т е л ь н о

***

— Я буквально нахожусь в шоке! Нет, ну это беспредел! — ругался Ленский, от переполняющих эмоций взмахивая руками в стороны. На столе стоял телефон, а сам Ленский решил немного прибраться в комнате, ибо за время каникул скопилось много ненужного хлама. По ту сторону экрана на него глядел Женя, подперев рукой щёку, и лицезрел маленькую, но очень уютную комнату и самого Володю, который выглядел очень по-домашнему: растянутые шорты и пижамная водолазка. Позвонил Ленский совершенно внезапно, и начался их разговор не с «привет, как дела?», а с «нет, ну ты, блядь, это видел?» — Я и так еле выжил на прошлом карантине, они тут опять что-то хотят устроить, Женя, это полный пиздец, — не стесняясь выражений, Володя, взбивая одеяло, кажется, выбивал и всю свою злобу. — Зато оценки халявные, — видимо, сегодня они поменялись ролями, ибо на позитиве был Онегин. Тот сидел на кухне и ел кукурузные палочки, купленные в количестве трех пачек по акции. — Сидишь дома, списал и у тебя уже пятёрка. — Женя, это точно ты? — А кто ж ещё? Не заморачивайся, — сказать, что Жене сейчас было пофиг на школу — это не сказать ничего. Каникулы взяли своё и утянули прилежного ученика в свой ленивый омут. Ленский вспыхнул: — Конечно, это ты у нас отличник! — обиженно хмыкнув, приступил поливать цветы. Женя только усмехнулся на такое заявление, но спорить не стал. Не потому, что он на самом деле отличник потому, что списывать хорошо умеет, а потому, что просто не хотелось спорить — ибо сейчас это будет добавкой бензина в костёр. — Ладно, какие у тебя планы на воскресенье? — чуть призадумавшись, спросил Онегин. — Воскресенье? Да вроде никаких. А хотя… Нам что-то задавали на каникулы? — Хрен знает. Так вот, пошли в кино, — широко улыбнулся юноша и глянул прямо в камеру. Володя весело ухмыльнулся, но кивнул: — Это и будет нашим… Свиданием? — акцентируя последнее слово, брюнет подошёл ближе. Жене не на шутку понравилось, как сейчас выглядит Вова — счастливая улыбка и зелёная лейка в руках. Если пару минут назад из его рта вырывались самые неприличные ругательства в сторону образовательной системы, то это «свидание» прозвучало с такой нежностью, что у Жени в груди потеплело. — Да, — уверенно и без лишних слов. Ленский, жутко засмущавшись, отвернулся и продолжил поливать растения, стоявшие в милых розовых горшочках. — Ты смущаешься, что ли? — игра началась. Володя, не поворачиваясь, фыркнул: — Ещё чего! — Тогда посмотри на меня, — Онегин разговаривал как хищный кот, заманивающий мышку в ловушку. Те же хитрые глаза и томный голос, только усов да ушей пушистых не хватает. — Ты это специально делаешь! — вопреки своей гордости Вова развернулся, и, провальсировав походкой киборга-убийцы к телефону, встал напротив и скрестил руки на груди. — Был бы сейчас рядом, я бы тебя толкнул. Женю эта картина очень забавляла, но обижать Володю он не собирался: — Не толкнул бы. — Толкнул. — Куда? На кровать? Тогда я не против. — Ты ахуел, что ли? Не надо осквернять моё ложе! — кинув в камеру лежащий на столе фантик, Вова продолжил уборку. — Фу, фу, фу. — Прямо таки «фу»? — Женя не знал, какой бес им сейчас управляет, а потому говорил всё, что придёт на ум. — Как тема дистанционного обучения так быстро переползла вот в это? — А тебе что-то не нравится? — Ты озабоченный. Онегин засмеялся: — Это шутки, Вова, ш-у-т-к-и! — Пошёл в пизду с такими шутками! — глупая улыбка таки расплылась на лице, и Вова тихо засмеялся. За окном уже совсем темно, и Вова со всей радостью включил гирлянду, в тот же миг подсветившую комнату в янтарно-розовый оттенок. Блеск на смоляных кудрях окрасился в багровый, а выглядел Вова как самая красивая нечисть — падший ангел, ей Богу. Онегин признал, что любуется. «Могу себе позволить» — пронеслось в его голове, и он улыбнулся, придумывая ещё с десяток сравнений, на кого сейчас похож Ленский. — Не обижайся, мо-, — оборвавшись на полуслове, Онегин словно что-то понял и оттого прыснул в кулак. — Я хотел сказать «мой друг», прикинь. — А что в этом такого? Володя, закончивший с многочисленными растениями, посаженными для того, чтобы облагородить комнату кислородом, наконец разрешил себе упасть на кресло-мешок, которое добыл летом на аукционе. Усталый вздох дал понять, что работы действительно было много. Ленский повернулся к камере в ожидании ответа. Женя на секунду завис и посмеялся над собственными мыслями так, словно те и правда были смешными, но нет. Это скорее был нервный смешок от осознания — точно такой же, когда сидишь на контрольной, тебе раздали листочки с заданиями, а ты понял, что ничего не знаешь. Но Женя знал ответ на данный тест, а потому хотелось побыстрее взять ручку и отметить галочкой правильный вариант. — Да какие мы с тобой друзья, Володя? Уж кто, но точно не друзья, — прозвучало с какой-то горестью. Жене показалось, что Ленский всхлипнул. Но тот сидел в своём кресле и смотрел куда-то, не отводя взгляда — пустого и одновременно наполненного печалью, прожигающей не только сердце, но и кожу, сосуды, кости. — Ну, — сделав сомнительную паузу, Володя приподнялся, упёр руки в боки и продолжил, — а кто тогда мы? Ситуация выходила до того глупой, что обоим было не то, что неловко, а скорее даже неудобно — диалог зашёл в тупик, а его окончание страшило: что будет дальше? Сзади запиликал домофон, и Володя машинально обернулся: — Мама вернулась с работы, созвонимся потом, ладно? — улыбнулся и сбросил вызов. Женя кивнул и поджал колени к груди, точно зная — ни сегодня ни завтра они не созвонятся.

***

Татьяна Ларина: Наталья Андреевна что-то в беседу прислала… Мне так не хочется это читать… Родион Раскольников: мы отдаём тебе эту часть как старосте, Танюша. Татьяна Ларина: Очень благородно Ольга Ларина: что она там опять скинула? Надоело, никакого спокойствия на каникулах. Владимир Ленский: Что? Что? Что такое? Татьяна Ларина: с богом.....

***

      Тусклая подъездная лампочка освещала три квадратных метра, находящихся под козырьком, блеклым оранжевым светом, лучи которого отблёскивались от тёмных волос Саши, выбившихся из-под капюшона. Он держал Лёшины руки и улыбался, совсем не желая прощаться. — Спасибо за день, Лёш, и вообще спасибо за всё, — очки запотели, и лицо Молчалина было хоть и нечетким, ибо с Сашиным зрением споткнешься об первый камень, но Чацкий видел — широкая улыбка, румяные щёки и прищуренные от мороза глаза. — Приходи завтра ко мне, мама будет пирожки печь с капустой, попросила тебя позвать, говорит: «Мы это всё равно не съедим, позови Лёшку своего, я хоть с ним лично познакомлюсь». Молчалин рассмеялся, притягивая покрывшиеся от холода цыпками ладони к губам: — Свататься приду, что ли? Саша, сощурившись, хохотнул: — Это ты сейчас так намекнул, что жениться на мне хочешь? — А что, если и хочу? Откажешь? — поочерёдно целуя каждую костяшку, Лёша улыбался, чувствуя тепло, несмотря на дикий ветер и дрожащие пальцы ног. Чацкий засмеялся, в смущении склонил голову, но рук не отнял — то ли действительно мерзнёт, а может приятно получать такие знаки внимания, никто не знает. Мелкие снежинки опускались на флисовый воротник, в тот же момент таяли и оставались невидимыми влажными пятнами, через пять минут от которых не останется и следа. У соседа на первом этаже играет Ласковый Май, и Молчалин тихо напевал мотив песни, будто углубляясь в какой-то свой мир — вдали от серых улиц и учёбы, вдали от непонимающих людей и противной власти. Вдали от грызущей злости. Он мысленно в солнечном лете, и лишь его пальцы трогают такие же замёрзшие под пылким солнцем кисти рук. — Не откажу, мисье Молчалин, —прикоснувшись кончиками пальцев до холодной щеки, которую не согрел даже вязаный шарф, Саша поднялся на носочки, и, совсем не стесняясь, и не боясь, что кто-то может выйти, оставил робкий поцелуй на багровых губах и улыбнулся, переходя на щеки. Сцеловывал снежинки и улыбался, улыбался сквозь горячие поцелуи, ощущая себя где-то на небесах — ну не бывает же такого счастья, не бывает! — Тогда жди меня с кольцом, — рассмеялся Молчалин, притягивая Сашку к себе. Чацкого снова прорвало приступом смеха. Обхватил стройный стан обручем из худых рук — от Лёши пахло дождём и чем-то пряным. — Лёш…? — М? — Спасибо. Кажется, начался звездопад. Или это только мерещится из-за переизбытка большой любви? Саша заходит в подъезд и прижимает руки к груди, довольно взвизгивая, прям как девочка. Эмоции били в голову, и парень крутанулся на месте, не веря в своё счастье. Поднявшись пешком по лестнице, он открыл дверь и прошёл в квартиру, где его на пороге встретила мама, хитро ухмыляющаяся и как всегда с кружкой кофе в руке. — Как погулял? Он молча улыбнулся и мигом убежал в спальню. Глаза Чацкого до сих пор светились, а рёбра сжали вьюны из ромашек.

***

Татьяна Ларина: если вы стоите, лучше сядьте. Татьяна Ларина: нас официально переводят на дистанционное обучение. Авдотья Раскольникова: ахуеть не встать...... Пётр Верховенский: *голосовое сообщение* Пётр Верховенский: *голосовое сообщение* Александр Чацкий: помянем. Кусочек вафли выпал из рук, и по комнате разлился отчаянный вой. Владимир Ленский: ну чо, я уже говорил это Владимир Ленский: но скажу ещё раз. Владимир Ленский: СЧАСТЛИВЫХ НАМ, БЛЯДЬ, ГОЛОДНЫХ ИГР Владимир Ленский: И ПУСТЬ УДАЧА ВСЕГДА БУДЕТ С НАМИ Владимир Ленский: *бросаю микрофон в завучиху и ухожу* Александр Чацкий: а сзади всё взрывается?) Владимир Ленский: именно.