Золото морей

Рано вставать Гарри не любил: слишком часто он не высыпался раньше, надоело. А если накануне едва ли не до рассвета заниматься любовью, то поспать вволю и вовсе не выйдет. Первое время они с Северусом, хоть и проводили ночи в одной кровати, держались друг с другом слегка настороженно — Гарри пытался до конца поверить в то, что они по-настоящему, навсегда вместе, а Северус заражался его неверием, да и опасался, что их услышат. Дин, Чарли и Рон спали внизу, в просторной гостиной, а за двумя стенами, в гостевой спальне, устроились Невилл и Гермиона. Однако вскоре и те, и другие переехали в собственные домики, и можно было начинать шуметь. И они начали! Вчерашний вечер тоже выдался шумным. Сначала пили некрепкую яблочную чичу прямо в постели, кроша на простыню печенье и пытаясь крошками подманить с заоконной ветки любопытную, но пугливую яркую птичку, затем, споря из-за каждого хода, играли шахматную партию. После погасили лампу, забрались под одеяло и вновь затеяли спор — из-за ночной рубашки. Северус взял привычку надевать ее, словно решил отринуть пиратскую манеру засыпать в чем ночь застала. Попробуй выпутай его из одеяния, особенно когда сам он лишь смеется и ничуть не помогает. Дескать, это добавляет моменту пикантности. Гарри же от этих сорочек, обматывающихся вокруг тела, устал еще в Англии: тамошними зимними ночами было промозгло даже под одеялом, но здесь-то теплынь, зачем кутаться? И вот вчера в пику вредному Северусу он выскочил нагишом из постели и тоже облачился в рубаху чуть не до пят. Отчего-то Северуса это привело в восторг, и он так долго и изобретательно обнимал и целовал, вытряхивая Гарри из длиннополого наряда, что тот поневоле сдался: пускай будут рубашки, раз так хорошо. Угомонились почти под утро, и вот теперь солнце уже сияло над макушками сосен, Сев давно ускакал на Эбоните к верфи, а Гарри лишь теперь, зевая и потягиваясь, босиком вышел во двор и обнаружил, что старая Похлеба накрыла ему завтрак, а сама гремит в кухне кастрюлями, затевая обед. Посреди двора, на солнцепеке, разлеглась сытая Минни. — Грасиас! — крикнул он в открытую дверь. В ответ донеслось недовольное бормотание по-испански. Гарри сел за стол, придвинул чашку и привычно поднял глаза на синеющее за деревьями море: с холма открывался отличный вид. Жаль, что верфи не видать, слишком далеко расположена, в бухте за мысом, где удобно было построить и лесопилку, и доки, где хороший спуск на воду. Когда он еще случится… Все эти месяцы Гарри, как и почти все остальные бывшие пираты, пропадал на верфи целыми днями, мог бы — и ночи бы захватывал, да темень стояла непроглядная. Главным по постройке нового, невиданного парусника был, конечно, Невилл: обучившийся грамоте и счету, разобравшийся в чертежах, очень серьезный, он уже ничем не напоминал неуверенного мальчика из лавки. «Клипер» под его началом рос день ото дня, все более превращался в настоящее судно, и с доков Гарри было за уши не оттащить, по выражению Северуса. Как будто сам не торчал там же с утра до ночи! Они оба настолько увлеклись новым делом, что их дом начал зарастать пылью, сад — колючими сорняками, кладовая постоянно пустовала, и Похлеба стала отказываться готовить еду «из мышиных объедков». Да и денежные дела пришли в состояние хаоса, и надо было браться за все властной хозяйской рукой. Поэтому решили: иногда жертвовать работой на верфи ради своего дома. По очереди, чтобы справедливо. Сегодня была очередь Северуса, но тот попросил подменить и загадочно не стал объяснять зачем. Гарри жевал хрустящую тортилью и глядел в морскую даль, где копились сизые тучи, обещая прохладный ливень. Июль подошел к концу, зима в разгаре, и нынче его двадцатый день рождения. Ровно два года назад он получил право распоряжаться своими средствами и начал путь, который привел вот сюда, во дворик белого дома с арками, за покрытый красной клетчатой скатертью стол с яйцом всмятку и чашкой кофе. Привел к счастью. Не сказать чтобы безоблачному, всякое бывало: и ревность, и обиды, и колкие слова. Гарри кипел, грозился все бросить и уехать, Северус угрюмо замыкался и, отворачиваясь, вытирал под носом кровь или же впадал в яростное перечисление его грехов. Они хлопали дверьми и ночевали в разных комнатах, но назавтра мирились, и все шло своим чередом. А потом и ссориться стали меньше: притерлись друг к другу и все чаще сводили вспыхивающие конфликты к шутке. Чтобы не впасть в состояние растроганности, мешающее делам, Гарри заставил себя сурово задуматься о том, что надо поскорее поесть и ехать к… Куда бы вначале-то двинуть, чтобы успеть все намеченное и выкроить время для занятия поинтереснее домашних забот? Наверное, сперва забрать корзину со свежими яйцами цесарок и индейских кур у Гермионы, которая завела двух коз ради молока и целое птичье царство. Иначе Похлеба сама потащится, а ей тяжело ходить по жаре. Потом к Хагридосу за обещанными семенами картофеля и помидоров — сейчас время сажать, и пора попробовать что-то вырастить самим, чтобы не покупать в Антофагасте втридорога. Да, и к Рону с Чарли завернуть: младший-то рыжий тоже на верфи, а Чарли должен быть дома — он вчера возвратился из очередной поездки на ранчо «Предэра», гостил у семейства Эль Аморэ. Почти целый год он обхаживал Луну и ее несговорчивого отца, который все надеялся подыскать для своей мечтательной сеньориты жениха состоятельнее. Однако Чарли ловко втерся в доверие, выучил испанский, занялся селекцией лошадей и настолько преуспел, что Ксенофилиус Эль Аморэ уже считал его своим компаньоном и, конечно, дал благословение молодым. Свадьба состоится через месяц, все торжественно поедут на ранчо праздновать, после чего Чарли окончательно переселится туда. Кто был не рад, так это Рон: он боялся местных духов и не готов был оставаться по ночам в маленьком домишке совсем один. Пока же Чарли подбирал лошадей для Гарри, обещал им коней мощных и резвых, прямо огнедышащих, а когда Гарри буркнул, что не подряжался объезжать драконов, расхохотался: — Ну, одного дракона ты уже объездил! Счастье, что Сев не услышал. Оседлав смирного гнедого Нимбуса, Гарри нахлобучил шляпу, вскочил в седло и направил коня к широкой песчаной дороге. А по ней — на запад, где за редколесьем виднелись крыши полупустого сеттльмента Гриффин-д’Оро. В дальнем доме жили Невилл и Гермиона. Домчав до калитки, он осадил Нимбуса, спрыгнул и вошел во двор, устланный сухой соломой. По соломе ходили голенастые индейские куры. В доме надрывался ребенок, невнятно, с рыданиями чего-то требуя. Хлопнула дверь, и Гермиона с подвязанными белым платком кудрями показалась на пороге. — Привет, — она махнула рукой. — Корзина с яйцами в сарае, чтобы эти дуры пернатые не перевернули. Забирай. — Опять Роза плачет? — А! — Гермиона снова отмахнулась. — Покричит и замолчит. — Ну уступи, она же маленькая, всего годик… — Дать поносить за хвост котенка, как она желает? Езжай-ка ты, добрый крестный, своей дорогой. Гарри, смеясь, шагнул за корзиной, а выйдя из сарая, сказал: — Послушай, давно хотел предложить… у вас ребенок, не пора ли найти дом побольше? Выше нас по склону продается особняк бывшего начальника местной полиции. Нет, ты дай закончить… У вас же были алмазы, только Невилл все вложил в постройку «Клипера», пока я добывал свое наследство через эти дурацкие испанские банки... — Это было хорошее решение! — сурово оборвала Гермиона. — А дом побольше нам не нужен, я замучаюсь его убирать. — Помощницу наймешь. — Еще чего, мы небось не виконты. — Ну ты больше и не простолюдинка, а жена начальника верфи. Так вот, я дам вам деньги. И я это обсуждать не буду! Все! Он стукнул калиткой и крикнул, вскакивая на Нимбуса: — И Севу скажу, он вас обоих вразумит получше! Гермиона что-то возмущенно сказала из-за ограды, но ей завторили переполошенным кудахтаньем индейские куры, а топот копыт и вовсе заглушил последние слова. Конь помчал Гарри дальше по дороге, то петляющей между камнями у воды, то вновь поднимающейся к пологим холмам и уводящей в лес, к маленькой асьенде Хагридоса. Почти за два года жизни в Гриффин-д’Оро они с Северусом повидали достаточно людей, встречи с которыми оставили свой отпечаток. Сеньора Долорес Амбридха из городского совета попила немало крови, прежде чем выдала заверенные бумаги на землю и дом. Начальник полиции Долиш, чей дом сейчас пустовал после переезда в город, поначалу не давал проходу, докучая подозрительностью и бесконечными вопросами, но после, поверив в добропорядочность новых соседей, немало ценного посоветовал по обустройству сеттльмента и знакомству с соседями. Самой же главной, судьбоносной, Гарри считал встречу с великаном Хагридосом. Случилось это тогда, когда он и Рон объезжали владения. Уже неделю Гарри сначала с Северусом, а потом и с Роном верхом добирались то в один, то в другой островок леса, и везде ждало разочарование. Из чего здесь строить корабли? Из низких, корявых сосен или поеденного термитами бука? Почему Альбус решил, что именно здесь земля обетованная, где он и его таинственный Геллерт найдут чем заняться? Гарри задумчиво понукал Нимбуса, а рядом жужжал Рон, и необязательно было вслушиваться, чтобы понять: не может выбрать, с какой из двух сестер Делакурио ему встречаться, и это при том, что ни одна к рыжему не благоволила. — … и я думаю попробовать поухаживать за младшей, Габриэлла не такая зазнайка, как ее сестра, а кэп хоть и щедро платит за работу, но явно недостаточно, чтобы охмурить Флер… А-а-а! От крика Рона Гарри вздрогнул, осадил коня и увидел, что на лесную дорогу из-за деревьев выходит косматый великан. Гарри даже не успел сжать рукоять пистолета, так поразился, и подумал, что этакий громила подошел бы в пару той великанше с азорского Корву, которая перстнем ставила печать на пиратские бумаги. Рон затих, а человек стащил с головы шляпу и поклонился: — Извиняйте, что напугал, сеньоры. Это ваша кошка забралась на дерево и не спускается, как ни приманивай? — Может быть, — не слишком вежливо ответил Гарри, припомнив, что Минни и правда потерялась два дня назад. — Если полосатая, то наша. — Она самая, — обрадованно закивал великан. — И на глазах будто очки. Застряла, болезная, аккурат рядом с моей хижиной и воет так, что Клык боится. — Это шотландская кошка, — хмуро встрял Рон, когда понял, что великан, кажется, не опасен. — Через океан сюда везли, пусть ваш Клык даже не думает ее трогать. Великан назвался Хагридосом, и вместе они выпутали уставшую Минни из ветвей незнакомого дерева. После все трое сели на бревно, и великан закурил трубку. — Может, поэтому кошка такая умная, чисто профессор, — дружелюбно болтал Хагридос, — на абы какое дерево не запрыгнула, выбрала точнехонько махагони. Сразу видно, что кошка-мореплаватель. И Гарри встрепенулся: — В каком смысле? — Так лучшее красное дерево! Не корежит его, не ведет, оно, кажись, не гниет даже. Да ты сюда не смотри, — заметил Хагрид скептический взгляд Гарри, — здесь, на опушке, их ветром кряжит в младенчестве, а вот давайте я вас дальше провожу, за ущелье, там такие исполины стоят, ух! Не то что кораблик, боевую флотилию построить можно. Тогда Гарри пришлось делать сложный выбор — польститься на речи гиганта и, возможно, сложить от его рук в чаще голову или развернуться, ускакать отсюда галопом и снова ходить-бродить впустую в поисках корабельного дерева. Решал он недолго: внимательно посмотрел в добрые глаза лесного отшельника, сделал вид, что не почувствовал предупреждающий тычок от Рона, и сказал: — Веди. И вот теперь Хагридос служил сторожем на верфи, где не было недостатка в отличных, ровных, крепких досках с красной искрой. Лесопилка работала без продыха, а в лесу тут и там встречались поваленные огромные стволы. Невилл только и мог что ахать и гладить теплое дерево, как любимую жену — прикрыв глаза, с мечтательной улыбкой. Задача перед ним стояла не проще, чем уговорить выйти замуж Гермиону, однако день за днем, медленно, но верно строился и рос среди стропил узконосый легкий корабль. Гарри видел его только вчера, но уже снова скучал, все-таки не хватало, ох как не хватало в размеренной привольной жизни и шаткой палубы, и кипящих волн за бортом, и кипящей опасности в крови. Хагридос гремел заслонкой печи, когда Гарри зашел в хижину. — Я тут вам это… бискочос испек. Да ты не отказывайся, этого своего угости, ну, сеньора Снейпа. Ему, кажись, понравилось в прошлый раз. Ну, эти… как там их… коксы. — Кексы, — рассмеялся Гарри. Крепкие зубы Северуса и умение держать лицо сослужили плохую службу, теперь каждый раз Хагридос заваливал их несъедобной, каменной выпечкой. Чтобы найти место для «кексов», пришлось выложить с дюжину яиц в миску. — Хагридос, а я к тебе по делу, — глядя, как тот разбивает и выпивает цесаркино яйцо, заявил Гарри. — Ты обещал дать семена помидоров и картофеля. Пока дожди, нужно сажать, ты сам говорил. — Говорить-то говорил, да ты меня не слушал, чико. Картофель сажают клубнями, ну, кусками значит. Гони ко мне телегу, я тебе насыплю картофеля и тыкв дам и еще чего. Все-таки захватив небольшой мешок с клубнями и приторочив его к седлу, Гарри двинулся обратной дорогой. Собирался дождь, грохотало где-то далеко, и птицы щебетали все тише. Похлеба наверняка уже приготовила обед, но как же не хочется домой! Вот бы сейчас поторопить Нимбуса и, грохоча копытами по доскам, влететь на самую стройку, чтобы сразу бросить поводья и по шатающимся сходням вскарабкаться на палубу «Клипера». Еще не поставили мачты, да и палубу едва успели настлать, но нет-нет и кольнет глупая тревога: а вдруг пропустит самое интересное, важное, пока, как крестьянин, гоняет подводу к Хагридосу? Но являться на стройку, если Северус строго сказал «нет», чревато. Не посмотрит ни на рабочих, ни на краснеющего Невилла, выставит вон и еще вслед припечатает отборным словцом. Впрочем, как-то раз именно так поступил с ним самим и Гарри, так что жаловаться не на что. Первая капля упала на дорогу. Гарри посмотрел на холм, где был пока еще невидимый дом, и улыбнулся: кажется, он знает одно дело, которое откладывал преступно долго, и сейчас самое время им заняться. Утоптанная песчаная дорога вилась между камней, то приближаясь к черте прибоя, то уводя в заросли сосен и араукарий. А вот махагони, драгоценное дерево, поблизости не росло, его мощные стволы поднимались в небеса далеко, за ущельем. Дороги туда не было, и не прорубить, пришлось налаживать подвесную канатную, чтобы доставлять деревья к лесопилке. Нанятые в Антофагасте и частично в сеттльменте рабочие никак не могли понять, что от них требуется, первое время в лесу стоял разноязыкий крик, пока смекалку не подключил Невилл. И все заработало! А через несколько месяцев, после обильных ливней, из ущелья ринулся к океану вспухающий на глазах поток воды, и стволы начали еще и сплавлять. Казалось, сама природа здешних мест была всецело за людей: дожди шли вовремя, в лесу было полно дичи, а в ручьях и в океане — рыбы. Индейки и цесарки несли громадные яйца, а в огороде у Хагридоса рос необычайно вкусный картофель, который специально для Гарри зажаривала с перцем и помидорами Похлеба. Сев предпочитал мясо, да не цесарок, а посерьезнее — дикую свинью или гуанако. Дичь доставлял Томас, упорно не желающий сменить охоту на кораблестроение. Лес был его стихией. А вот Гарри глубоко в чащу ходить не осмеливался, во всяком случае, без оружия. Уж очень часто там встречались свирепые андские пумы. Гарри оглянулся на стену из розоватых сосен, на уносящиеся за нею ввысь горные вершины и, торопясь домой, пришпорил Нимбуса. Было часа два пополудни, еще уйма времени до вечера. Проскакав под аркой прямо во внутренний двор, он перемахнул клумбу с розами и осадил коня возле входа в кухню, у широкого стола, за которым Похлеба нарезала овощи. Привыкшая к его манерам, та и бровью не повела, лишь буркнула: — Эль барбаро. — Обед готов, абуэлита? — спросил Гарри, слегка подлизываясь, и спрыгнул. Нимбус тотчас потянулся мордой к разложенным пучкам моркови и зелени и легонько получил по носу. Фоукс тоже был тут, он расхаживал по столу прямо между овощами — все ему позволялось. — Си, — ответила кухарка и пошла за приборами. Гарри выпроводил коня попастись на лужайке и уселся с краю у стола, подвинув разделочную доску и согнав наглого попугая. Ему было немного стыдно за то, что он, как и впрямь необразованный дикарь, собирается есть с немытыми руками, не отряхнув дорожной пыли. Но подниматься в комнаты было лень. Похлеба поставила перед ним миску с фасолевой похлебкой, пододвинула горку нарезанного кукурузного хлеба, вынула из кармана фартука письмо и подала. Гарри обрадовался: письма приходили редко и были событием. Он сунул в рот первую ложку и распечатал конверт, на котором коряво были выведены название города Антофагасты да имя Северуса. Написал Виктор. Рассказал, что служит в рыбачьей артели, имеет свою лодку, жениться не будет, потому что некогда, но самое главное: несколько месяцев назад он с артелью выполнял поставку рыбы и кальмаров для губернатора Барбадоса и — «угадайте, кэп, с кем я повстречался? С нашей Тонкс! Она важная дама, миссис губернаторша, не хотела меня узнавать. А потом расцеловала». Гарри жадно ел суп и улыбался, вспоминая отважную Нимфадору. Надо же, сумела-таки окрутить Люпина. Стал читать дальше. «И вот еще интересное: жалко, что «Санто-Мунго» погиб, а он ведь был на диво быстроходен, а в Бриджтауне, в таверне «Три зайца» в порту, рассказывали, что с британского торговца пришла весть о кругосветной королевской регате в будущем году, за приз Короны, и главный соискант некий знаменитый капитан Малфой”. На этих словах Гарри вздрогнул и разлил суп, но тут же сообразил, что речь идет, конечно, о младшем, о надменном Драко. Вот бы кого обставить в гонке кораблей через Атлантику... Дождь никак не начинался, но тучи все стягивались, громче орали чайки. Похлеба в кухне затопила огромную плиту и начала жарить мясо для ужина. Гарри поднялся в свою комнату. Это был его личный кабинет — небольшое уютное помещение с книжным шкафом, секретером, ящики которого были заполнены бумагами, и удобным креслом. По вечерам Гарри зажигал большую масляную лампу, на которую слетались полчища ночных мотыльков, и занимался испанским, или читал, или разбирался со счетами. Или вовсе не заходил сюда, потому что проводил время в гостиной вместе с Севом, и это случалось чаще всего. Однако сейчас он решительно откинул крышку секретера, придвинул кресло, сел и достал из ящика чернильницу и бутылочку свежих чернил, которую прикупил в городе. Хотел было сразу же приступить к давно намеченному, но отвлекся на проверку последних записок о тратах: продукты, в первую очередь мука и сахар, жалованье Похлебы, вознаграждение Томасу за косулю, что сейчас жарится в кухне, двоим рабочим — за починку деревянной лестницы... Ну и всякие мелочи вроде мыла, новых башмаков для Сева, новых подков для Нимбуса... Гарри захлопнул расходную книгу и убрал в ящик. Счетами по верфи занимался Невилл, без него было бы не разобраться. Он достал стопку чистой бумаги, взял перо и нацелился в полную чернильницу. Момент был серьезный. Очень давно Гарри задумал попробовать написать роман о своих приключениях — о чем же еще? Совершенно не будучи уверенным, что справится, он возвращался к идее снова и снова. И когда схлынуло первое возбуждение от постройки «Клипера», решил, что пора выкраивать время и на опыты в писательстве. Никому не говорил, даже Северусу — чтобы не болтать зря и не оправдываться, если выйдет чушь. Вот только постоянно находились какие-то иные дела. Гарри набрал воздуху и сказал сам себе: — Сегодня, 31 июля 1712 года, — пора! Я родился в этот день, и пусть моя книга родится тоже. Обмакнул перо в чернила. Вывел: «Правдивое жизнеописание виконта Пейуоттера, полное страшных опасностей и удивительных приключений». Подумал немного, полюбовался на заголовок и исправил «правдивое жизнеописание» на «путешествие», а Пейуоттера — на Поттера. А может, надо бы еще короче? «Гарри Поттер и Золото морей», к примеру? Над заглавием он подумает после. Вдохновение набросилось вдруг со страшной силой, и начинающий романист, уже не отвлекаясь, макал не глядя перо в чернила и строчил: «Плотный людской поток медленно двигался к Мертвецкой площади. Гарри досадливо поморщился и заозирался в надежде выбраться из него. Чуть дальше, между казармой и пивной, должен быть проулок, и Гарри помнил, что по нему можно добраться до Паучьего тупика, а там рукой подать до Рыночной площади...» Частый стук копыт не дошел до его слуха, и Гарри вздрогнул и вскинул голову лишь тогда, когда в открытые балконные двери ворвался крик: — Эй, чико! Виконт! Гарри! Он вскочил, посадив кляксу, едва не опрокинул кресло и рванулся к балкону. Исписанный лист слетел на пол, но Гарри не обернулся. Под разросшейся араукарией на взмыленной Эбоните крутился Северус: ветер дергал его черную косу, шляпа болталась на спине, гримаса на лице — самая разбойничья. Как был пиратом, так им и остался. Он натянул поводья, удерживая мятущуюся лошадь, и крикнул: — Поехали! — Куда? — Гарри перегнулся за перила. Из арки сбоку показалась Похлеба и со скорбным видом уставилась на Северуса. Небось отказался обедать. — В доки! — Ты велел мне не являть сегодня туда свою задницу! — заорал Гарри. В этот миг блеснула молния, залив все мертвенным светом, и он увидел, как Похлеба перекрестилась. — Я передумал! Гарри влез на перила, как был, босиком, примерился, схватился за крепкую ветку и перекинул ноги наружу. Северус подскакал ближе, и получилось спрыгнуть точнехонько в седло впереди него. Гарри тотчас оказался прижат к твердой груди. Другой рукой Сев тронул поводья, и Эбонита поскакала прочь от дома. Ветер свистел в ушах, бил в лицо, волны хлопались о берег — явно надвигалась настоящая буря. У доков Северус осадил лошадь и спешился прямо у передних береговых стропил, Гарри соскочил следом. Корабль высился перед ними — громадный, как замок, как исполинское мифическое существо, чья макушка тонет в несущихся над океаном тучах, растопыренные снасти раскинуты по сторонам, точно остовы гигантских крыльев, а бушприт высоко и далеко вонзается во мглу над водой. Не судно, а дракон из страшных средневековых сказок! Гарри замер, как обычно, в первый миг сраженный величием «Клипера», и Снейп подтолкнул в спину. — А? — обернулся он. — Я говорю, шагай наверх! Только тут Гарри обратил внимание, что внизу никого нет: все корабелы собрались на верхней палубе, напомнив картину построения пиратов. Он заволновался, заспешил и, то и дело оступаясь от нервозного напряжения, взобрался по сходням туда же. Ступил на влажные доски, шагнул вперед. Идущий позади Северус взял его за плечо, остановил. Все взгляды устремились на них. — Прошу, мистер Лонгботтом! — сказал Северус из-за спины. Невилл, смущаясь, вышел на середину. Он оттирал ладони тряпкой от древесной смолы, краснел, однако высказался четко: — Имею честь объявить нам всем, что сегодня закончена сборка оснастки нашего «Клипера» и, хотя паруса еще не готовы и много осталось плотницкой отделки, да еще с подводными крыльями не решено... Словом, сегодня мы поднимем флаг и наречем наш корабль! Многоголосое «Вива!» сотрясло палубу. Гарри едва не заплакал от нахлынувших чувств. А все опять смотрели на него. — Давай, малек! — негромко сказал Северус сзади. — Нарекай! — Я?! Почему? — С тебя все это началось, — сказал Невилл. Гермиона, стоящая рядом с ним, широко, белозубо улыбалась и кивала. — Если бы не ты, я бы, наверное, так и киснул до сих пор в бабкиной лавке. И карту бы никто не нашел, и чертежи сгнили бы в птице. И корабля такого не построил бы никто много лет. Гарри молчал, пытаясь проглотить ком, застрявший в горле. Все его приключения, еще не положенные на бумагу, но памятные в деталях, пронеслись в мыслях. Северус снова опустил ему руку на плечо. — Ну... я не думал, если честно, что и впрямь придется мне... — хрипло сказал Гарри и повысил голос, поскольку волны грохотали и шипели, заглушая все: — Думаю, надо какое-нибудь гордое, стремительное имя, да? Мгла, непривычная средь бела дня, наползала с моря, тучи, казалось, вот-вот опустятся прямо на воду. Вновь блеснула вспышка, за ней вторая, и грохнул, раскалывая небеса, гром. Резко, шумно обрушился теплый ливень, мгновенно скрыв пеленой очертания снастей, и, перекрывая плеск воды, мокрый и ужасно счастливый, Гарри крикнул: — Молния! Мы назовем его Молния! — Принимается! — отозвался Невилл, а Северус сжал пальцы на его плече. О чем гомонили остальные корабелы, было не слышно, но вот кто-то метнулся по вантам наверх, стал тянуть веревку, и вдруг сквозь ливневые струи высоко на фоне грозового неба заполоскал по ветру длинный двухвостый яркий флаг — белый с золотом. Гарри запрокинул голову, щурясь от падающей воды, присмотрелся и поразился: — А-а-а... А откуда вы знали...? На белом флаге струился золотой зигзаг молнии. — Оттуда, — шепнул на ухо Северус, — что у меня хорошая память. Ты упоминал уже это имя, забыл? На острове, где рассматривали чертежи. И кроме того... Гарри повернулся к нему, вгляделся в глаза — черные, глубокие на бледном мокром лице с острыми скулами, костистым кривым носом и твердым подбородком. К худым щекам прилипли темные пряди, делая лицо еще более угловатым. Снейп большим пальцем провел по его лбу. — Здесь у тебя тоже молния. — Ну, это нелепо, — смутился Гарри. И, меняя неловкую тему, вдруг решился: — Сев. А ты его будешь любить, как «Лилию»? — Твой шрам? — хмыкнул тот. — Что такая малость? Я люблю тебя всего, и куда сильнее той «Лилии»... — Конечно. Но я про «Клипер». То есть про «Молнию». — Что ж, все впереди, — ответил Северус, пристально глядя в глаза. — Вот выйдем на ней в море и все поймем. Гарри знал: когда-нибудь, совсем скоро, это обязательно случится. Нареченная «Молния» грандиозным видением маячила в зеленоватом облаке ливня и привыкала к воде. Конец.