554 год Эры Теней
Таких, как Анка, пару веков назад сжигали на костре. Весёлых, светловолосых, со звериными жёлтыми глазами. Сейчас же ими любовались, их любили, лелеяли и привечали. Говорили: лучик светила, снизошедший до глупых смертных. Говорили: дитя удачи, которому открыта любая дверь. Зофия кривилась каждый раз, как слышала всё это. Такие, светловолосые и «правильные», отнимали у неё, огненно-рыжей, всё. Похвалы: «Ах, милая Анка сплела ловец! Зофа, не отставай». Места на распределении: «Зофия? Вы опоздали, по этому назначению поедут Мазена и Анка». Любовь: «Ты в своём уме, Зофа? Смотреть на мастера Гнажека? Полно, он видит только дочь королевского советника». Снова-снова-снова! Злость росла и ширилась, заставляя краснеть неровными пятнами и нервно сжимать кулаки. Молчать. И слушать. Зофия добилась многого, просто слушая других и запоминая то, что они говорили. Слабая чародейка, далеко не красавица, дочь то ли двадцатого, то ли тридцатого по значимости рода. Сейчас она стояла за спиной одного из Высших мастеров в здании Конклава чародеев и внимательно слушала разгорающийся спор. Склонив голову, прятала темнеющие глаза под рыжими прядями и морщилась, чувствуя уже привычный запах сырости, холодных камней и тлена. Когда-то так пахло в семейном склепе. Теперь этот запах преследовал её везде. — Сегодня мы должны решить, братья и сёстры, что делать с упавшим во тьму братом, — слово взял мастер Зайлен, невысокий и плешивый человек с голубыми глазами и светлыми мыслями. Его голос, вопреки тщедушной внешности, звучал красиво и громко. — Поздно спорить о том, кто виноват. Нужно смотреть в будущее. Чародеи согласно загомонили, оглядываясь друг на друга и поджимая губы. В зале потемнело: солнце скрыли тяжёлые серые тучи, на потолочный витраж-цветок тяжело упали первые капли. Зачастили, дробно отмеряя утекающие секунды. За круглым каменным столом воцарилось недолгое молчание. Чародеи вслушивались в песню дождя, словно действительно могли её услышать и понять. Зофия знала: не могли. Чародеи не могли многое из того, чем лицемерно кичились. — Мальчишку нужно найти и уничтожить, — глухо прошипел, прерывая молчание, мастер Паук. Он не имел ни лица, ни имени — лишь белую маску с шестью фальшивыми глазами, серый балахон и чёрные кожаные перчатки. Говорили, он и живёт в здании Конклава, покидая его стены лишь по поручениям государственной важности. — Его поглотила тьма. Он опасен и непредсказуем. Чародеи ахнули, большинство в глубине души согласные с этими словами, но не имеющие моральных сил согласиться. Не так давно Гнажек был одним из них, лучшим из лучших, тем, к кому легко приходили за помощью и получали её. Зофия скривилась, рука дёрнулась к груди — там, в потайном кармашке, хранилось письмо, способное многое изменить. Стоило лишь дождаться подходящего момента. — Нет ли иного способа? — растерянно пробормотала Анка, светловолосая, в алом платье с чёрным мехом на плечах. Она ёжилась, сжимая перед собой тонкие пальцы. Зофию обязывал устав, но она не могла назвать её мастером — после долгих лет совместного обучения язык не поворачивался даже мысленно. Мастер Паук лающе хохотнул и замолк, опустив живой взгляд, кажущийся в тени капюшона чёрным, на стол. Мнилось, он видит в ровном срезе камня нечто куда более интересное, чем весь совет. Анка приложила пальцы к напомаженным губам и зажмурилась как от боли. — Мастер Паук прав, братья и сёстры, — чётко выговорил мастер Зайлен, чтобы ни у кого не осталось сомнений, — наш брат оступился, и мы должны вернуть его свету. Пусть даже посмертно. Зофия сжала пальцы в кулаки, захватывая тяжёлую ткань юбки, чувствуя нарастающее волнение. Запах сырости и тлена стал отчётливее, нетерпеливо подталкивал её в спину. Сейчас… Ей нужно выждать и сказать то, что собиралась. Спокойно, уверенно, не дрожа. — Я согласна с мастерами, — звонко заявила Мазена, привстав со стула. Смуглые руки упёрлись в столешницу, звериные глаза пронзили чародеев насквозь. Хрупкая, в белом платье, Мазена казалась добрым духом, но лишь до тех пор, пока не открывала рот. — Гнажек продался тьме, тварям, с которыми поклялся бороться, и потому нет ему прощения. — Смерть ренегату, — рявкнули мастера-близнецы, оба суровые и выбеленные, точно сама природа пожалела на их образы краски: белые волосы, бледная кожа, льдисто-серые глаза, белёные сорочки. Зофия вздрогнула, отступила на шаг. Каблук звонко цокнул по каменному полу, и в повисшей тишине этот звук показался вспышкой заклинания. Чародеи скрестили на ней взгляды, вспоминая, что эта девушка в чёрном платье делает здесь. Она не входила в Высший совет. Мастер Иржек, сохранявший молчание, обернулся к ней и ласково спросил: — Ты хочешь что-то сказать, моя девочка? Мастер Иржек, огненно-рыжий, как Зофия, широкоплечий, с крупными чертами лица, больше любил меч, чем магию, но оставался одним из самых уважаемых мастеров Конклава. Мудрейший — так его называли. Ни один составленный им план не знал поражения. Если удастся перетянуть его на свою сторону, убедить в своей правоте, то Зофия выиграет эту битву. — Я прочла в одной книге, мастер, — медленно подбирая слова, заговорила Зофия. За спиной мастера Иржека чародеи сверлили её непонимающими, а то и недобрыми взглядами, но молчали. — Что если окружить упавшего во тьму светом без единого клока тени, то он… — Обратится в доброго духа и радостно нас поблагодарит? — оборвал её речь мастер Паук и хлопнул по столу. — Глупости, девочка. Сказки для ребятни. Зофия ждала, что кто-то скажет так. Её плечи дрогнули, она шмыгнула носом и опустила голову ещё ниже. Достала из нагрудного кармана сложенный вдвое листок. — Мастер Гнажек, — заговорила она вновь, и её голос дрожал от сдерживаемых слёз, — укрылся в лесу около деревни Рядная. Он… он слеп, но помогает деревенским зельями и чарами, как может, и никому… Никому не желает зла! Зофия зажмурилась, сжала бедро ногтями до жгучей боли, чтобы вызвать слёзы, и протянула мастеру Иржеку распечатанное письмо. Разумеется, фальшивое — глупец Янек так и не отправил настоящее, несмотря на уговор, и даже о своей находке не сообщил. Но хоть его смерть послужила Зофии пользой: по тонкой границе снов донесла до неё последние секунды жизни, светлый образ любимой когда-то женщины, уходящей в туман. Зофия Ханну ненавидела, даже несмотря на то, что та не имела и крупицы силы. Но она имела другое: любовь и слепую преданность мастера Гнажека. — Любопытные сведения, — пробормотал мастер Иржек, обхватив пальцами подбородок. Он вскинул взгляд на остальных чародеев, передал письмо мастеру Зайлену и замер в задумчивости. Тот, прочитав письмо, посветлел и с улыбкой передал листок дальше. Каждый чародей, читая красивые слова о домике в деревне и раскаявшемся в своих грехах мастере, начинал улыбаться и робко говорить о том, что они погорячились с выводами. Да и виданное ли дело: их брат, тот, кто всегда прикрывал спину во снах, вставал надёжной опорой в реальности, — и продался тьме? Не бывать такому! Только мастер Паук, осмотрев трогательное послание, дёрнул головой и прихлопнул его к столу. Он обжёг Зофию взглядом — глаза в глаза — и запах сырости и тлена стал сильнее. Пробежали по спине колючие мурашки, словно она вновь оказалась прикована к крышке гроба отравленной силой. Мастер Паук ничего не сказал. Зофия расправила плечи и почувствовала себя победителем. Она смело вступила в разговор, поддерживая радостное воодушевление и мягко, но бескомпромиссно затаптывая ростки неуверенности. Мастера должны верить в то, что им совершенно необходимо как можно скорее найти мастера Гнажека, помочь ему, подсказать, поддержать. Сетовала, что кто-то должен присматривать за столицей, ведь надвигается осень, и мастер Паук же не откажется остаться здесь, он и мастер Гнажек общались не так близко… Она говорила, и говорила, и говорила, и с каждым словом этот разговор всё больше напоминал ей танцы на битом стекле и углях. Одно лишнее слово — и паутина, тщательно выстроенная из недомолвок и сладкого тона, порвётся. Хватило бы одного сомнения. Но мастер Паук только кивнул, соглашаясь остаться в столице с ней, а все остальные, слишком воодушевлённые тем, что брата можно спасти, легко верили каждому её слову. Запах могильных плит стал гуще, просочился под кожу дождевыми червями, запутался в огненных волосах, осел в темнеющих глазах отражением границы снов. Вспыхнуло небо, на миг сбивая всех чародеев с мысли, прогрохотал гром. Над столицей бушевала гроза, и в её раскатах Зофия слышала хохот тварей изнанки, рвущихся в материальный мир. Но их больше никто не слышал.***
— На что ты рассчитываешь, девочка? — Мастер Паук возник из темноты гулкого коридора, обжёг запястье холодом плотной перчатки. Зофия, шедшая в свою комнату, остановилась и вздрогнула. Её план удался, эйфория путала мысли и кружила голову, но и не думать о том, что победа далась слишком легко, не получалось. Не похожи чародеи, Высшие мастера, на доверчивых детей. Только мастер Паук, казалось, видел её насквозь, но отчего-то не спешил с разоблачением. — На то, что мастер Гнажек вернётся к нам, конечно, — светло улыбнулась она, пряча глаза в тени. Мастер Паук сжал её подбородок, вновь обжигая холодом, и потянул на себя. Он возвышался над Зофией, прямой и острый, как стилет, и ей пришлось привстать на цыпочки, чтобы хоть немного приблизиться к его лицу. В живых глазах мастера Паука, полуночно-чёрных, тлело веселье. В графитово-серых, темнеющих с каждым днём глазах Зофии горел вызов. — Тебе повезло, девочка, — прошипел мастер, — что я подлил в общий графин интересную отраву, притупляющую внимание. — Он хмыкнул и разжал пальцы. Зофия, ошарашенная услышанным, отступила на шаг и прижала ладони к ноющему подбородку, растирая. — Хотел продавить кое-какую инициативу, но твоя идея понравилась мне больше. Ты уверена, что они не вернутся? Зофия вскинула голову, криво улыбаясь. Она шумно дышала, лицо покрылось неровными пятнами, но не от гнева — от горячечной гордости. — В том лесу сгинули две объединённые звезды наёмников, — сказала она мягко. — Тварь Гнажека знатно раскормилась на дармовых душах. Должна справиться и с «высшими мастерами», которые только по снам бродить и горазды. Мастер Паук одобрительно кивнул и, резко развернувшись, зашагал прочь. Ныне им больше не о чем говорить.***
— Мастер Зофия… мастер… — Вестовой, задыхаясь, смотрел на неё больными глазами и прижимал руку к судорожно вздымающейся груди. Запах тлена сгустился, стал практически невыносимым, и Зофия задержала дыхание. — Мастера… Они… Их больше нет. Зофия отвернулась, пряча от вестового засиявшие голодом глаза. Дрогнула плечами, шмыгнула, будто сдерживая слёзы, и выдавила: — Нужно сказать остальным… Я… Я сейчас… У вестового дрожали губы и пальцы: он боялся наступающей зимы. Боялся, что оставшиеся не сдержат тварей у границы снов, и тогда хрупкие людские души окажутся лёгкой добычей тьмы. Но он пошёл дальше, чеканя шаг, чтобы дрожащие колени не подломились. Эту новость должен услышать каждый чародей Конклава. Оставшись одна, Зофия закрыла двери и окна и расхохоталась. Упала на кровать, стуча кулаками по перине, восторженно закричала в потолок: — Я это сделала! Я, огненная, а не эти солнечные! Её переполняли азарт и кипящая радость, голову кружило от перспектив. Но в каждой бочке мёда есть своя ложка дёгтя. Ложка Зофии носила маску с шестью глазами и видела её насквозь, с ухмылкой встречая каждый предугаданный шаг. Зофия перевернулась на спину, расфокусированный взгляд упёрся в тёмно-красный балдахин. В комнате было холодно, и Зофия поёжилась, обхватив озябшие плечи. Ей необходимо собраться и начать действовать, пока мастер Паук не сплёл свои сети над её головой. Она ловила на себе его взгляды, кожей чувствовала, что ничего хорошего этот интерес не сулит. Но если они хотят и дальше держать тварей на границе, то стоит действовать сообща. Хотя бы одну зиму. А там Зофия найдёт способ избавиться и от этой проблемы.