Золотой Дракон

Чимин с гордостью носил звание императора, не страшась тяжести дракона на широкой спине и холода катаны в руках. Металл скользит меж его мозолистых пальцев, омытый кровью забытых врагов, безжалостный клинок, не ведающий пощады, оказался в правильном владении. Молодой правитель, взошедший на трон после убийства собственного отца-тирана, решился на жестокий переворот в столице, освободивший весь народ династии Чосон. Он принес долгожданный хаос в империю, навсегда прославив себя, как Золотого Дракона. Вокруг дворца ходили не самые лестные слухи, отсутствие омег в императорском ложе наводили слуг и всю придворную свиту на определенные мысли, быстрее ветра разносившиеся по улицам крестьян. Паку не был близок положенный для правителя гарем, он отказывался от диковинных яств и заморских вин, а всеми думами погружен в благосостояние своего народа. Заботливый, но дотошный генерал Чон Чонгук созывал для императора свадебные смотрины со всех уголков света, начиная от королевских детей и заканчивая самыми красивыми омегами империи, отвергнутыми Чимином всеми до единого. – Повелитель, прошу, задумайтесь о наследнике, – генерал склоняет голову, почти плача, готовый достать для императора хоть заморского принца. – Неужели вам так никто и не приглянулся? – Это садовник? – Правитель цепляет взглядом в саду копну колосистых волос. – Почему он босиком? – Сын садовника, господин, – Чонгук отвечает, выглядывая за ним в окно, – Мальчик простолюдин, вероятно, не обучен должным манерам, как полагает ходить при дворце, – он тянет слова, немного задумываясь. – Приказать выпороть его за ненадлежащий вид? – Спроси, хватает ли его семье одежды и обуви, – альфа улыбается краешком губ, замечая, как бережно мальчик относится к розам. – Хочу знать его имя, и пусть дальше заботится о моих цветах. Необычной просьбой императора командующий войсками удивился не меньше, чем нежеланию Чимина носить традиционную подобающую одежду, предпочитавшего богатому, расшитому золотом ханбоку вульгарное чужестранное кимоно. – Ваша светлость, – Чон опускается перед троном на одно колено, покорно склоняя голову вниз. – Я узнал все, о чем вы просили. Мальчишку зовут Мин Юнги, его семья не бедствует, благодаря вашей щедрости. – Почему босой? – Чимин проговаривает про себя его имя, тихо смакует каждую букву на винных губах, сокровенно, не собираясь делиться со всеми. – Осенью земля уже промозглая. – Говорит, что так лучше чувствует цветы. – Заболеет, – альфа хмурится, задумчиво почесывая гладкий подбородок. – Подбери ему что-то с тонкой подошвой, лишь бы не стоял целый день на холодном. К обеду Пак покидает переговорный зал, направляясь в свои покои, и не забывает вновь позвать главнокомандующего, дабы к спеху донимать его своими бездельными приказами. – Скажи, – альфа, прикованный вниманием к окну, не спускает глаз с наконец-то обутого омеги в саду. – Он знает, как выглядит император? – Простолюдинам запрещено входить во дворец, Ваше Величество, – Чон склоняет перед ним голову, честно положа руку на сердце. – Во избежании нападения только высокопоставленные и приближенные люди могут опознать вас. – Дай мне свою одежду. – Прошу прощения, господин? – Чонгук непонимающе мнет свой ханбок. – Дайте мне свои одеяния, главнокомандующий, – старший ярко улыбается, подобно золотому солнцу. – И запретите выходить в мой сад кому бы то ни было. – Я всегда поддержу вас, мой император, – генерал с беспокойством смотрит ему в глаза. – Для мальчика любое ваше решение может быть опасно. Его попросту не примут. – Я еще ни о чем у него не спрашивал, чтобы волновать вас, – альфа громко фыркает, запахивая кимоно. – Этот омега мне мил, нет нужды лукавить. Не хочу сейчас восхваляться, но если мне под силу было свергнуть тирана с этого трона и усесться в него самому, то и связать себя браком, с кем посчитаю нужным, я тоже сумею. Император выходит в сад, останавливаясь у недавно обработанных кустов роз, цветочный запах чересчур сладкий, будто смешанный с чем-то сторонним, как если лепестки были посыпаны сахаром. – Доброго дня, господин. Чимин принюхивается, оборачиваясь на незнакомый мягкий голос, от садовника пахнет медом, по-видимому, от того цветы и кажутся ему слишком приторными. – Ты знаешь, кто я? – Пак осматривает мальчишку с ног до головы, про себя радуясь хуже ребенка чужим обутым пяткам. – Прошу простить мою неосведомлённость, господин, – Юнги почтенно кланяется, не поднимая головы. – Я могу только предположить, если позволите. – Дозволяю, – старший улыбается, срывая красный бутон. – Поднимись. – Господин может быть главнокомандующим императора? – Мин снова кланяется, тут же одернутый руками императора. – Простите, если ошибся, господин. Я приму любое наказание. – Какой мне прок наказывать такого хорошего садовника? – Чимин цепляет розу в пушистые волосы омеги и нежно заправляет пару кудрявых прядей за ушко. – Красиво. – Я всего лишь сын садовника, господин, – младший краснеет щеками, гуще садовых цветов. – Благодарю вас за милосердие. Под строгим надзором Чонгука император наведывается к омеге каждый день после тяжелых собраний, расслабляется под тенью ивы, наблюдая из-под приоткрытых век за стараниями парнишки. К концу сентября Юнги смелеет, мастеря для альфы красивый венок, и даже набирается наглости водрузить его на задремавшую голову. – Что тебе известно об императоре? – Чимин слегка лукавит, задавая ему вопрос. – Никто из твоей семьи не видел его лица? – Нет, мой господин, – Мин цепенеет на месте, заметно бледнея в лице, – Никому из моей семьи не позволено даже думать об этом, – омега тотчас падает наземь и складывает молитвенно руки. – Мои родители служат дворцу всю жизнь, мы не предатели, прошу вас, не отнимайте неповинные жизни. Не утаивая лишних слов, альфа испугался реакции мальчишки, лишь представляя, как много людей погибло от ложных доносов и обвинений. Чимин не желал прятаться, заточенный в золотой клетке, хотел явиться народу, предстать перед покорными слугами, как долгожданный освободитель империи. – Пачкайся, только занимаясь любимым делом, а не на коленях принося извинения за то, в чем нет твоей вины. – Пак поднимает его за локти, стряхивая грязную землю с хлопковых брюк. – Я лишь хотел узнать, какие слухи об императоре ходят вне этих стен. Венчают правителя хорошим человеком? Справедливым, или, быть может, негодяем. Что ты слышал о нем, Юнги? – Великий император, – омега очаровательно закусывает губу и мило заправляет пшеничные волосы за ушко. – В конюшне рассказывали, что Его Величество носит одеяния не из наших краев, а еще никогда не расстается со своим клинком. Говорят, святейшество отвоевал его у японского правителя и теперь всегда носит с собой в честь победы. А еще императора Пака зовут золотым драконом! – Чистая правда, – Чимин вздергивает нос кверху, довольный историями о нем, гордый, воодушевленный и готовый к новым подвигам. – А что о его заслугах перед народом? – Я не знаю человека в империи, который бы не гордился заслугами правителя, – омега почтенно кланяется, возвращаясь к кустам роз. Без должного драматизма альфа был вынужден признаться, что жаждет каждой встречи с садовником сильнее, чем своего трона. Больше всего влюбленное поведение императора смущало единственного знавшего обо всем - главнокомандующего Чона. Чонгук наблюдал, как человек, возложивший себе на плечи целую империю, краснел пуще спелого яблока рядом с мальчишкой-оборванцем, боясь дальнейшей судьбы всей этой горе-любви. – Ваше Величество, прошу вас, доверьте мне свои чувства, – Чонгук преклоняет колено, верно опираясь на свой меч. – Скажите омеге, что это ваша последняя встреча в саду, а я устрою все, что в моих силах. Пак кивает, вновь надевая чужую одежду, и считает долгожданные секунды до встречи с мягкой улыбкой карамельных глаз. Юнги встречает его звонким хихиканьем, смело обхватывает ладонями зрелое мужское лицо, а сам по-мальчишески розовеет щеками. – Не знаю, можно ли быть столь дерзким, господин, но я так сильно скучал по вам, что чуть не задохнулся от тоски. – Я тоже, свет мой, – альфа оглаживает его тонкую талию, аккуратно стряхивая лепестки цветов с хрупких плеч. – Я люблю тебя. – Я люблю вас всем сердцем, мой господин, – омега не может сдержать слез, ведь их происхождение слишком разное, чтобы быть вместе. – Вам положено объясняться в чувствах с кем-то по ту стену дворца. – Я могу украсть твой первый поцелуй, Юнги? – Пак кладет его руки себе на плечи и нежно касается пальцами пухлых розовых губ. – В Японии я видел цветы сакуры, они были в точности похожими на тебя. – Пожалуйста, господин, позвольте подарить вам единственное, что у меня есть. Альфа притягивает его к себе, мягко надавливая на поясницу, сжимает в крепких объятиях и аккуратно приподнимает чужой подбородок. Мин по-детски зажмуривается, словно испугался шороха листвы в темноте, и выпячивает вперед губы. Нежное соприкосновение и поцелуй на вкус, как сладкая сорванная слива, Чимин утопает в маленьком, беззащитном мальчишке, напрочь забывая, кто он есть на самом деле. – Когда мы увидимся в следующий раз, я буду уже совсем другим, – старший нехотя отстраняется, разрывая слияние их губ. – Дай мне клятву, что не будешь злиться. – Никогда, мой господин. Я обещаю. Месяц разлуки казался нескончаемой вечностью, император порывался выйти в сад каждый вечер, вновь и вновь получая недовольный взгляд главнокомандующего Чона. Наконец, уставший от пустого скучающего лица своего правителя Чонгук доставляет вести на улицы народа, где черным по белому сказано, что в императорский гарем разыскиваются самые красивые омеги, по одному от семьи, любого происхождения и достатка, готовые верно служить во дворце. – Мне не нужен целый гарем, а только один, – Чимин недовольно фыркает, кидаясь в генерала пергаментом. – Я думал назначить тебя своим министром, но только что поменял решение. – Вам необязательно разделять покои с каждым, однако фаворит императора всегда может стать его законным супругом, а дворцовый садовник - нет. – Чонгук цокает языком, цепляясь взглядом за пустой сад. – Что если он не явится? – Голос у него совсем влюбленный. – Обязательно явится, повелитель. В главные покои омег заводили по одному, намерено завязав глаза. Внешность императора могли увидеть лишь подтвержденные в дворцовый гарем, а остальные же сопровождались обратно к своим семьям. Безучастный вид правителя приносил Чонгуку легкую неловкость перед свитой, пока в тронный зал наконец-то не сопроводили того, кого ради Чимин не мог привычно есть и спать, а все стихи и думы посвящал бедному сыну садовника. – Ты готов отдать во служение императору свое тело и душу? – Дрожащим голосом он обращается к мальчишке. – Велите казнить, Ваше Величество, – Юнги падает на колени, перед глазами видя лишь темень. – В моем сердце уже есть возлюбленный. Я могу отдать вам свое только после смерти, Великий Император. Пак едва заметно улыбается краешками губ, удивляясь отчаянности этого омеги. Он грозно рявкает, что голос даже разносится эхом, и приказывает абсолютно всем убираться вон. – Мы одни, – он тихо шепчет, предвкушая встречу их взглядов. – Сними ее. Мин, едва дыша, касается повязки и, кажется, звук собственного сердцебиения закладывает уши. Яркий свет бьет по глазам, омега жмурится, привыкая к комнате, и наконец-то смотрит прямо перед собой. Секунду назад он думал, что император решил открыться ему перед смертью, но, видя на троне человека, забравшего в королевском саду его поцелуй и сердце, Юнги прикрывает рот ладонями от удивления, а прозрачные кристаллики слез невольно омывают щеки. – Здравствуй, свет мой, – Чимин встает со своего трона, медленным шагом направляясь к омеге. – Я говорил, что в следующую нашу встречу предстану другим человеком. – Господин, я… – младший буквально теряет дар речи. – Я люблю тебя, – император аккуратно касается его мокрых щек и невесомо целует едва заметную родинку на лбу. – Полюбил сразу, как увидел босым в своем саду. – Вы поручили передать моей семье обувь? – Юнги ластится к его ладоням, а сам стоит, как вкопанный. – Да, – альфа заглядывает в большие карие глаза, таящие его вселенную. – Прошу, не отказывай мне. Все эти похабные смотрины устроены, чтобы встретить тебя. Будь моим фаворитом, а вскоре и мужем. Только так я смогу любить тебя, не навлекая беду и гнев. – В детстве папа рассказывал мне сказки о принцах, – Мин прячет нос в его теплой шее, обнимая повелителя всей империи в ответ. – Но ради встреч со мной император выдавал себя за генерала. – И я бы сделал это снова, – Чимин кладет его ладонь себе на грудь, надавливая прямо на сердце. – Бьется в твоих руках. – Мое - в ваших. Чимин, любимый народом, с гордостью носил звание императора, а Юнги, простой сын садовника, с честью разделил его любовь. До последнего вздоха.