Alone? No

— Здравствуйте, как он? Всю ночь Джинен не спал. Может, из-за дождя, а, может, из-за того, что так и не смог стереть с памяти такого Джебома. Он уже миллион раз пожалел, что ушел вчера. Что струсил. — Здравствуйте, Джебом поел, идет на поправку. — Хорошо, а я могу... стоп, что? Женщина за стойкой впервые ему улыбается. — Понимаю, мы тоже были в шоке. Наша новенькая медсестра по ошибке оставила в палате ужин на ночь и Джебом все съел. И от завтрака не отказался, правда ему еще сложно снова глотать твёрдую пищу, но в основном, он поправляется. — Джебом поправляется? — Да, хочешь его увидеть? Вопрос отрезвляет. Пусть Джинен вчера и испугался, сегодня он должен быть рядом. Он кивает, потому что подобрать слов все еще не получается. Джебом правда поел? И, если к нему пускают, значит он сам так решил? У палаты он все равно стоит мучительно долго, придумывая, что сказать, что спросить, что сделать. — О, Джинен, здравствуй. — Джи Хун, раздвигая шторы, выглядит живым. Он улыбается без остановки и приглашает Джинена подойти ближе. Хорошо, что он тоже тут. — Здравствуйте. Он переводит взгляд на кровать. Джебом сидит, уперевшись об поднятую спинку, перед ним разнос с едой, которую он перебирает вилкой и не обращает никакого внимания на Джинена. Опять. Джинен все же надеялся, что они поговорят, что что-то да изменится, но, видимо, нет. — Привет. Он подходит к кровати, а Джебом мечет испуганным взглядом по тарелке с рисом. — Я принесу воды. — Джи Хун понимающе удаляется с палаты, прикрыв за собой дверь. — У меня пять минут. Все так же ноль реакции. Джинен успокаивает в себе обиду и злость обычной техникой дыхания, но ничего не помогает. Он садится на кровать, спиной к окну, и сжимает руки в замок. — Если хочешь, конечно, то мы можем помолчать эти пять минут, я не против. На самом деле он дико против. У него вдруг образовалось миллион вопросов и миллион желаний. Но ничего сделать с этим все равно не получается. Они молчат несколько минут, пока, наконец, не двигаются с мертвой точки. — Я не ел вчера. Голос Джебома, хриплый и слабый, заставляет Джинена посмотреть на него. Всего на секунду они встречаются взглядами, и Джебом сразу же обжигается, опускает глаза на тарелку. — Что? — Я не ел. Просто не смог объяснить и соврал. Джинен не поможет понять, что это значит. Он не ел вчера? Но кто-то же все съел? Кто тогда? Это то, что он решил сказать первым спустя неделю молчания? И пока мысли одна за другой заполняют всего его полностью, Джебом опять тихим голосом заставляет посмотреть на него. — Покорми меня. Пожалуйста. Голос у него безэмоциональный, вернее, такое чувство, что он заставляет быть себя таким. Джинен кивает, придвигается ближе и забирает с его рук вилку. Он набирает немного риса и подносит к губам. Джебом открывает губы, забирает все медленно и делает усилие, чтобы проглотить. Джинена от этого буквально трясёт. Зачем нужно было так себя изводить? Зачем нужно было так издеваться над своим организмом? Он уже забыл о себе, забыл, что ему тоже было больно. Сейчас главное лишь то, чтобы Джебом мог нормально питаться и быть здоровым. Еще одна вилка. Джебом морщится, глотая, а Джинен решается взять его за руку. Она лежит на столике возле разноса. Холодная и тонкая, но Джебом не против, или у него просто нет сил высвободиться. Он ведёт большим пальцем по косточкам, продолжая кормить Джебома уже супом. Джебом ест, потому что не хочет разговаривать, но он не рассчитал, что еда может и закончиться. — Устал? — Хочу поспать. Джинен все еще держит его руку, греет, лечит. — Хорошо. Тогда я пойду. Завтра приду. — Придешь? — Да. Почему-то, радости Джинен в его голосе не слышит. Да и эту мысль он упорно игнорирует весь оставшийся вечер, готовя с тетей полезный суп для желудка. На следующий день он приходит в обеденный час и застает Джебома все таким же, как и вчера. Молча проходит в палату, садится, забирает ложку и начинает кормить. — Сегодня тоже пять минут? — 10. — Ого. Их разговоры все более и более неловкие. Находиться в палате с тем, кто на тебя даже не смотрит действует на нервы. И Джинен злится не на него, он злится на ситуацию в целом, на то, что не может понять и принять его состояние. На следующий день Джинен чувствовал себя таким же бесполезным. Он приехал в свой обеденный перерыв и покормил Джебома рыбным супом. Джебом не задавал вопросов, коротко отвечал на те, которые задавали ему и все еще избегал взглядов в глаза и любых контактов, кроме прикосновения к рукам. — Кажется, Югема отчислят. Он опять подрался с одногруппником из-за девчонки, как там ее звали? — на самом деле, Джинен помнит ее имя, просто хочет поговорить с Джебомом, словно у них все в порядке, как раньше. — Не знаю. — Джебом приподнимается на локтях, убирает свою ладонь с руки Джинена и пытается встать, путаясь в больничной простыне. — Я в душ хочу. — Хорошо, пошли. Джинен заметил, как напрягся Джебом, ступая босыми ногами на пол, но все же не стал возражать. В маленькой душевой Джинен помогает ему раздеться и когда Джебом хватается за поручни, включает не сильный напор и начинает с головы. Джебом стоит к нему спиной, крепко держится, ежится от теплой воды, которая недостаточно горячая для него. Он ведёт рукой по мокрым волосам, мягко массирует кожу, видит, как Джебому это нравится и грустно улыбается. Дома он всегда сам мыл ему волосы, сам сушил и сам расчёсывал. Есть в Джебоме что-то такое, что заставляет Джинена заботиться о нем, оберегать и защищать. И, казалось, что им обоим это нравилось. Ведь, выйдя с маленькой тетушкиной комнаты, Джебом тут же становился тем, кто готов защищать его от всего Ансана вместе взятого в ответ. Джинен улыбается, немного грустно, но все равно приятно от тех совместных воспоминаний, которые они приобрели. Он оставляет чистые пряди в покое, ведет руками по плечам, мягко по спине, замечая, как напряжение Джебома понемногу уходит. Плечи расслабляются, опускаясь, голова, откинутая назад, покачивается в такт движением Джинена не его спине. Его тело никогда не умело врать. Джинен заканчивает его мыть дольше, чем планировал. Просто перестать касаться было слишком сложно. Когда Джинен накинул на него полотенце и помог высушиться, Джебом снова стал зажатым. То есть, и во время душа они не говорили по душам, но он все же чувствовал его расслабленность и комфорт, а сейчас, сидя с ним рядом на кровати, застегивая последние пуговицы на больничной рубашке, он опять натыкается на стену и закрытую дверь. — Хорошенько выспись, завтра пойдем гулять. — Джинен позволяет себе то, чего все эти дни боялся. Он даже как-то инстинктивно, застегнув последнюю пуговицу на рубашке, берет чужое лицо в ладони и мягко целует губы. Как всегда, после душа. Джебом испугано смотрит на него пару секунд, а потом, высвобождаясь с рук, отсаживается подальше. — Ты такой упертый, Джинен, просто невероятно. — Голос не без обиды и какого-то разочарования. — Ты о чем? — О тебе. Он молча стоит у кровати пока Джебом залазит под одеяло и ложится на бок, тут же прикрыв глаза. — Все еще не могу понять, что сделал не так. — Получилось более раздраженно, чем хотелось. — Вместо того, чтобы спорить просто уходи. — Ладно. До завтра. Джебом все время себя сдерживает. Джинен чувствует это. Они мало говорят, и даже если Джебом и хочет спросить что-то или сказать, все равно одергивает себя. Только и позволяет быть рядом. Ему уже лучше. Прошла целая неделя и завтра врач его после обеда выписывает. — Чем займёмся завтра? Где-то тут можно арендовать машину? — Зачем тебе машина? На улице ужасно холодно. Ветер колючий и порывистый. Деревья на заднем саду больницы давно облысели. В два часа дня уже темно так, словно в сумерках. Джинен всю неделю был занят, особенно после того, как доктор сказал о выписке. Он убирался зачем-то в доме, хотя там и убирать было нечего. Джинен просто переставлял вещи с места на место и считал себя очень занятым человеком. Он готовил вместе с тетей после работы заготовки для Джебома в больницу, а на обед заезжал домой, брал что-то свежее и ехал в больницу. Пусть после того раза, когда его назвали упертым, они особо не разговаривали, но Джинен все равно был рад приезжать сюда и видеть его розоватые щеки от ветра и мороза. Он просто рассчитывает на то, что дома все изменится, там Джебом не сможет притворяться. — Покатаемся, потом домой. — Он поправляет ворот куртки, пряча горло Джебома, и вновь смотрит на пасмурное небо. Дождь, что ли пойдет? — Я... к папе поеду. Джинен резко поворачивается к нему, смотрит на профиль, абсолютно ничего не выражающий и хмурится. Что он сейчас сказал? — Почему? — Он позаботится обо мне. — А я, по-твоему, не смогу о тебе позаботиться? Джинен заводится за секунду. Он встанет с лавки, идет к фонтану и останавливается прямо напротив Джебома. — Хватит. — Что хватит? — Он все так же смотрит на свои колени и это уже злит. — Хватит обо мне заботиться. — Повтори-ка. — Перестань. Ты можешь быть свободным. Я больше не нуждаюсь в твоей помощи. — Тон его спокойный и даже рассудительный. — Ну да. Отлично. Это определённо те слова, которые я так долго ждал от тебя. — Джинен толкает ботинком камушек, тот летит куда-то за скамейку. Он проговаривает мысленно, что нужно держать себя в руках и что Джебом еще просто не отошел от стресса, игнорируя, что все именно к этому и шло. — Это не мои проблемы что ты там ждал. — Конечно, это не твои проблемы, что ты не умеешь брать ответственность. Совершенно не твои проблемы. — Думай, как хочешь, больше я тебя не побеспокою. — Он встает с лавки, капюшон срывает ветром и Джебом правда намеревается уйти вот так вот в палату, ничего толком не объяснив? — Да какого хрена, Джебом? Что с тобой? Что ты пытаешься сделать сейчас? — Он взрывается в ту же секунду, когда видит его затылок. Серьезно? Какие еще оправдания ты найдешь для всей этой ситуации? — Я пытаюсь сказать тебе, что справлюсь сам. Дальше. — Похоже, Джебом тоже злится, потому что его тон стал резче, и он даже не обернулся. — А я тебе в этом мешаю? — он молчит пару минут, а потом все же оборачивается и бросается словами, как горячими углями. — Почему ты не рассказал мне про то, что тебя отстранили? Что твою маму лишили работы? Почему ты ни разу не рассказал мне о том, что случилось в Сеуле между тобой и Ёндже? Ты постоянно так много от меня требуешь, а сам еще хуже! Так что не утруждайся ничего мне объяснять! Можешь продолжать играть в супергероя но с кем-то другим! — слышать его громкий голос не то чтобы не привычно, это совсем выбивает с колеи. — Джебом, ты... — Что я? Что Джебом? Меня раздражает постоянное твое присутствие, меня раздражает то, что я не могу от тебя избавиться, меня раздражает, что я все еще хочу тебя, что ты у меня в голове! Меня раздражает твой оптимизм, меня раздражает твоя забота и то, что ты мне все прощаешь! Почему ты не можешь разозлиться на меня? Почему ты не можешь наконец-то высказать мне все? Я же так много тебе сделал, даже твое плечо до сих пор болит из-за меня, так почему ты продолжаешь жалеть меня? Ты лицемеришь? Тебе неимоверно жаль меня? Что ты делаешь, Джинен? Зачем ты продолжаешь приходить, если видишь, что я не справляюсь?! Джебом кричит уже во весь голос, никак себя не контролируя. Ни себя, ни свои эмоции, так что слезы, льющиеся уже целую минуту, он не сразу замечает и смахивает их больше агрессивно. Он наконец-то может дышать и задыхаться от того, что плачет. Он даже может смотреть ему в глаза теперь, потому что сказал хоть что-то, не совсем то, что думал, но если это поможет, то ладно. — Ты винишь себя во всем? — Джинен не приближается, держится на безопасном расстоянии, в пару шагах. Он все еще злится, но настойчивый взгляд Джебома выдерживает. — Да. И ты тоже должен. Я не хочу тебя видеть, потому что мне каждый раз стыдно. Каждый раз я смотрю на тебя и ненавижу себя за то, что случилось. Я бы… если бы можно было, я бы никогда не познакомился с тобой. Если бы они играли в вышибалы, то Джинена сейчас вышибло. Конкретно. Все, что он может сейчас чувствовать это обида. Да такая огромная, что ни о чем другом думать не получается. — Так вот в чем дело. Ладно. Отлично. Считай у тебя появилась такая возможность. Но только какой смысл, если ты ни в чем не виноват. Ты не можешь нести ответственность за чужие поступки, а своих ты уже наделал предостаточно. Я правда устал. Устал, когда ты все время закрываешься от меня, хотя, по сути, ничего не произошло. Если хочешь расстаться тогда зачем позволял быть рядом с тобой все это время? Зачем? — он смотрит устало и раздраженно. Не предполагал он, что все сведется к таким вот словам. — Это было моим временем. Я его себе оставил. — Ты поступаешь эгоистично. Хотя, чего я ожидал. Ладно. Я приду завтра на выписку, если что, мы все еще можем уйти домой вместе. — Он оборачивается, чтобы уйти, но брошенные в спину слова, опять заводят его. — Это ты эгоист. Не даешь мне ни извиниться, ни принять вину. — Да какая к черту вина? Я тебя ни в чем не виню! Разве только в том, что ты не можешь со мной нормально поговорить без этих сцен! Думаешь, я все это время приходил из жалости? Думаешь, я каждый день сидел в приемной, потому что мне очень тебя жаль? Да хрен с два! У меня есть свои чувства, Джебом, о которых я открыто тебе говорю, и если ты чувствуешь вину, то это не значит, что я ее чувствую тоже! Господи! Да почему тебе так сложно довериться мне? Неужели я все это время с тобой говорил на инопланетном языке? Я говорил, что ты нужен мне, я говорил, что люблю тебя, я все время старался для тебя! Так какого хрена ты этого сейчас не понимаешь?! На их крики уже оборачиваются медсестры. Они оба вышли из себя, оба сейчас на нервах и самым лучшим решением это естественно разойтись по разным сторонам, чтобы не наговорить лишнего. — Ненавижу тебя. Вот серьезно! Значит, если ты такой правильный и идеальный, найди себе такого же и оставь меня в покое! И на выписку мою не приходи, видеть тебя не могу! — Не указывай мне что делать! — А что вы делаете? — Джексон, застыв с букетом желтых азалий и немым вопрос на лице, все же решается спросить. Он торчит тут уже минут пять и боится слово вставить. — Вот! И иди с ним! Давай, идите и развлекайтесь! — А это тут причем! — Уйди, по-хорошему, пока я камень не нашел! Джебом со всей силы бьет ногой по кустарнику, разворачивается и стремительно уходит в больницу. Джинен точно так же развернувшись уходит с больницы. Только Джексон простоял в раздумьях пару секунд, все же выбирает побежать за Джиненом. — Вы что поссорились? — А это было похоже на примирение? — Ты на него наорал? — А мне его на руках носить? — Охринеть… Джексон семенит за ним два квартала, по пути подарив букет бабуле с рыбного рынка. — Ничего, если я в участок не пойду? — Ничего, свет отключили, распустили всех. — И куда идти теперь? — Так это, у Марка наливка есть. Новенькая, свеженькая. — Наливка говоришь… «Ахтунг! Марк готовь наливку, Югем тащи свою задницу к нам!» «ОООО! Я на домашнем аресте, но раз такое дело, почему бы и не бухнуть в три часа дня?» «Я пошел точить нектар. Кстати, мне нужно в дом культуры заскочить, давайте там сядем?» «Нельзя пить в священном месте!» «Тогда сиди дома, школота» «Старикан» Джинен не читает переписку в групповом чате, и надеется, что Джебом тоже. Не хватало чтобы он еще подумал, что он пошел пить из-за него, словно истеричка какая-то. — Давай зайдем тогда за закусками. — Отлично, Джинен, в нашей компании ты самый умный! В местном маркете они берут много сушеной рыбы, снеков для Югема, вяленого мяса, немного овощей и фруктов, после отправляются на место. — Ва, тепло-то как, я все уши отморозил! Джексон сбрасывает вещи на втором этаже, передает закуски Марку, который бережно расставлял бутылки с наливкой на низком столе, и бросается греть руки у маленькой электропечи. — А в честь чего пьянка? Ну типа, Джексона я еще понять могу, а вот тебя нет. Джинен кивает Марку и садится напротив. Он берется за распаковку еды, чтобы избежать всяких там расспросов. — Та расстались вроде, я там чуть не умер, пока они орали друг на друга. — В смысле орали? Оба? — Марк, приоткрыв рот, переводит взгляд с Джексона на Джинена и обратно. — Сам в шоке, наш Нёни умеет орать. — Нихрена… — А я вам тут не мешаю, нет? — Да нет, сиди, занимайся делом. Джинену уже давно неловко. Вернее, ему уже ужасно стыдно, что он позволил себе сорваться и наорать на Джебома. Наорать на Джебома. Даже звучит мерзко. И если бы не наливка, он бы уже пошел извиняться и просить прощения. — О, чипсики, сухарики! Югем, зайдя в комнату, первым делом набрасывается на еду, а потом уже здоровается со всеми. — А с ним что? Поминки какие-то пропустил? — Югем открывает любимые чипсы с кальмаром и смотрит на Джинена, медитативно раскладывающего филе минтая на тарелке. — На Джебома наорал. — Наорал? — Да вы заткнетесь или нет?! — Джинен бросает пустую упаковку на стол, перепугав Югема, тот даже жевать перестает, — да, наорал, да, умею, да, мне стыдно и что теперь? Оставите меня в покое или нет? Секунду в комнате молчание. Югем застывает с чипсой у рта, Джексон так и не снимает с себя шарф, а Марк слышит, как наливка уже стекает со стола, перелившись через стакан. — Боже, он такой миленький. — Первым говорит Югем, пересаживаясь ближе к Джинену и кладя голову на его плечо. — Джексон хен, скажи Марку, он наливку разлил. — Ну вообще, чисто теоретически, это моя наливка. Так что… — Марк немного смущается, когда Джексон подсаживается рядом, и помогает вытереть жидкость со стола полотенцем. — Не обращай внимания. Давай, налью тебе. — Джексон забирает у Марка бутылку и, разлив всем по стаканчикам, предлагает тост. — Ну это для того, чтобы оправдать пьянку в четыре часа дня. Что ж, будем пить… за то, что у Джинена прорезался голосок. Парни смеются, когда Джинен пытается ухватиться за спрятавшегося за Марком Джексона, но все же, для начала они выпивают. — Ну как? Эта не такая сладкая как та, да? Они расслабленно сидят на полу, жуют сушеную рыбку, слушают, как хрустит чипсами Югем и рядом с ними Джинен успокаивается. Понемногу он чувствует себя в своей тарелке, без нужной части, или, если яснее, без жизненно важного органа, но все равно на месте. Югем перебрался уже на его колени и лежит там, терзая зубами минтай, Марк с покрасневшими щеками смеется с шуток Джексона, а Джинен, уже поддатый пытается налить в рюмки, но слишком часто промахивается. — Джинена, давай я. Джексон опять спасает спиртное и ситуацию и наливает по рюмкам. Они выпивают, ненадолго замолкая. — Я скучаю по субботним чтениям. Было так… уютно. — Джинен откидывается на свои руки, подбрасывая коленями голову Югема, тот улыбается и Джинен тоже. — И я. Надо уже собраться опять. А то язык корейский забуду скоро. — Тянет Югем, прикрыв глаза. — Ох, просто тут такое творилось этот месяц. Я бы уже давно свихнулся, если бы не вы. — Марк говорит вполне серьезно, Югем перестает улыбаться и смотрит на него, — я просто думал, смог бы я вынести это все будь один и ответ очевиден. — Ты о чем? — Джексон мягко касается колена Марка, чтобы тот перестал так нервничать. — Ну… после универа, когда я отучился на литературоведа, я не знал, что мне дальше делать. Папа никогда не настаивал на чем-то определённом поэтому я и не знал, чем мне заниматься. Я приходил в дом культуры и просто сидел тут днями напролет, чувствуя, что это мое место. Но оно было таким разрушенным, как и мои мечты собственно. Вы же помните его до ремонта? Так вот… Когда Джебом мне его отдал и заставил заниматься этим местом я почему-то разозлился. Да, я чувствовал, что это было моим, но, наверное, я предполагал, что… что мне принесут все готовенькое, как обычно. Готовый культурный центр с ремонтом и залом для местной живописи. Поэтому я и злился на него. И из злости я стал заниматься этим местом, из злости пытался сделать его лучше, тратил на интерьер помимо выделенного бюджета и свои деньги, так как не хватало и… мне так стыдно перед Джебомом сейчас. Ведь он знал первее меня, что мне нужно. А мне нужно было всего лишь начать действовать самостоятельно. Мы мало ладили, но он никогда ничего плохого нам не делал. Теперь я правда очень люблю это место. Простите. Марк шмыгает носом, обнимает Джексона в ответ и плачет уже чуть громче. — А че ты говоришь так, словно Джебом умер? Его завтра, к твоему сведению, выписывают. Вот и поблагодаришь. — А не поздновато ли? — В самый раз, для благодарностей нет определённого времени. — Югем с видом знатока поднимает указательный палец, а потом уже и сам встает и разливает по рюмкам. — Давайте я тост скажу, а то вы как обычно, такие нытики, скажи, Джинен? А ты чего приуныл? Джинену от всего этого становится в разы обиднее. Во-первых, почему они поняли это только сейчас, почему не помирились с ним раньше, почему он все это время был так одинок? А, во-вторых, ему все еще стыдно, а после слов Марка хочется встать и пойти к нему. Но он берет очередную стопку. — Выпьем за первый снег. И за то, чтобы быть всегда вместе. — Ты где снег увидел, шизик? — Марк заинтересованно выглядывает в окно, немного отстранившись от Джексона. — В прогнозе погоды. — Ц, пить надо за то, что есть. — А я хочу за то, что будет! — Давайте просто выпьем. Все же они выпивают, бросая пятую бутылку к такой же кучке павших. Джинен тоже чувствует, как падет сейчас. Он уже еле держит себя на руках, так что переваливается вперед, на Югема, положив руки на его плечо. — Кстати, расскажите мне о своей первой любви, о моей-то вы знаете. — Югем умащивается поудобнее, готовясь слушать. — Ммм, я не помню. Насколько первая? — Джексон задумывается, поднимая глаза к потолку, их эта тема вообще не смущает. — Ну давай чтоб с поцелуями уже. — Так, стоп, а когда это ты с Джи целовался? — у Джинена даже язык заплетается, поэтому он решает заткнуться. — Ну сегодня пойду целоваться. Если снег пойдет. — Боже, — Марк смеется, прикрыв лицо руками, — не сожри ее хоть, Ромео. — Постараюсь, Джульетта. Так что там, Джексон хен? — Короче. Когда я учился в полицейской академии мне дед пригнал свою шевроле старую, ну чтоб удобнее добираться было. В первый же день я сбил девчонку, и она меня побила. — В смысле сбил? — Джинен напрягается, прикрыв хохочущего Югема рот рукой. — Ну так, на обочине, не сильно. Но мне она заехала сильно. — И куда заехала? — Марк тоже смеется, склонив голову на бок. — Ну, надеюсь, что дети у меня все-таки будут. — Хахаха, триндец, Джексон. И как вы после такого поцеловались-то? —Югем встает, разливая новые порции, а у Джинена уже все перед глазами плывет. — Ну я умею настырным быть. — Он гордо выпячивает грудь, а потом обращается уже к Марку: — а у тебя кто? Я знаю ее? — Ну…, — прежде чем ответить Марк, не дожидаясь остальных, чем удивляет даже Джинена, выпивает две рюмки, и свою и Джексона. — Я не знаю, можно ли это назвать первой любовью, ведь мы никогда не целовались, но в принципе, если так подумать, то можно предположить, чисто теоретически… — Боже, ты не курсовую пишешь, давай короче! — Югем подпрыгивает на месте, нетерпеливо хлопая в ладоши. — Это был Джексон. Ну, это не точно. — Ого. — После минутной тишины Югем с Джиненом выпивают. — Марка сегодня унесло. — Что ж… — Джинен хотел сказать что-то умное, но ничего не придумал и подлил себе и Югему, пока Джексон пялился на смущенного Марка. — Правда? — Ну не то, чтобы любовь… просто ты мне первый кто понравился в зрелом возрасте, вот и все. — Какая сегодня хорошая погода, не находишь? — Югем оттопырив палец чокается со стаканом Джинена и они выпивают. — А атмосфера какая… После еще пару рюмок Джинен соображает с огромным трудом. Он уже лежит на полу, скрутившись в бублик, а когда слышит в беседе имя Джебома, пытается встать, но без помощи Югема у него это не получается. — Где Джебом? Я скучаююю, — он тянет руки неопределенно в пространство и по-детски дует губы. — Эм, ну и кто его домой потащит? — Югем переводит взгляд с Джинена на Марка и Джексона, которые начали уже новую бутылку и подставляет свой стакан. — Школота лучше пьет, чем здоровый мужик. — Марк усмехается, но не долго. Джинен начинает плакать. — Эй, ты чего, я не хотел тебя обидеть! Джексон, скажи ему! — Джинени, что случилось? — Джексон мягко зовет его, щелкая пальцами перед лицом, но он лишь громче начинает плакать. — Я хочу к Джебомуууу. — Кажется, теперь я понимаю, почему он не пьет. — Югем достает телефон, вертит им в руках пару секунд, сосредоточенно о чем-то думая, а потом щелкает пальцами, объявляя: — у меня есть идея. «Кто заберет пьяного Джинени к себе?» Марк и Джексон сначала смотрят на общий чат, а потом на Югема. — Ты дурак? Просто так просить сложно, дитя технологий? — Марк отбрасывает телефон, берясь за стакан. — Я проигнорирую оскорбление в свой адрес, так как ты и так сегодня превзошел себя и достаточно уже опозорился, так что просто… — Ты как со старшими разговариваешь? — Джексон заметил, что Марк опять смутился, поэтому набросился на Югема. — Та короче! В этом чате еще и Джебом! Понимаете? — Джебомааааа, — тут же подхватывает Джинен. Минуту Марк и Джексон тупо моргают, а потом молниеносно хватаются за телефоны. «Ну давай я его к себе возьму. У меня дома все равно полно свободных комнат» «Нет, Марк, думаю, ему лучше будет у меня, к тому же, он у меня еще не спал» «Так давайте все вместе пойдем к тебе» «Югем, ты же знаешь, что у меня мало места, так что…» «Значит этот щеночек сегодня твой!» Югем прикрепляет фото Джинена, обнимающего свои колени, и довольно закрывает диалог. — Три. Два. Один. Ничего не происходит. Новых сообщений нет. — Ладно, еще раз. Три, два, один. — Та дурня это все! У него точно телефон в больнице есть? — Марк бросает телефон обратно на диван. — Кажется, был, но… Пришедшее уведомление заставляет всех опять взяться за телефоны. «Сидите, где сидите и руки при себе!» «Мне нужно поговорить с ним.» «Так что не забирайте его.» «Короче! Я скоро буду!» — Ну вот! Надо было спорить на что-то! В общем, с вас желания! — Югем, довольный собой, садится на корточки и берет лицо Джинена в ладони, что-то по-детски ему сюсюкая. Они сидят так около получаса, пока на нижнем этаже наконец не хлопает дверь. Джебом заметно бледный, так как еще и в графитной куртке, немного похудевший, подходит к столу. Парни молчат, он смотрит на них свысока, потом, не дождавшись разъяснений, подходит к Джинену, и толкает его ногой. — Ну и кто это сделал? — Он сам. — Они договорились сбросить все на Джинена, потому что ему в любом случае меньше достанется. — И, зачем, по-вашему, так напиваться? — Джебом выглядит строго, и даже Марк, который на два года старше жмется поближе к Джексону. — Ну вообще-то, его вроде как бросили и вот он… — И раз его бросили, ты решил повести его к себе домой. Молодец, Джексон, я всегда был о тебе только хорошего мнения. — Да, я знаю, спасибо. — Так это… — неуверенно тянет Югем, — мы пойдем тогда, Джексон, бери Джинена… — Я отведу его домой. К нему домой. Так что валите. Марк, оставь ключи. — Зачем… — А я, по-твоему, на руках буду его нести три квартала или как? Проспится, поговорим, потом отведу. Парни кивают, быстро одеваются и уходят, изображая замешательство и испуг. Вообще-то, они хорошие актеры. Когда зал пустеет, Джебом сбрасывает нехотя свою куртку и садится на корточки перед Джиненом. — Эй, алкашня, слышишь меня? Джинен дергается, поднимает лицо с колен, морщит носик и, услышав знакомый голос, улыбается. — Джебом пришел? — Ага, пришел, и что ты скажешь ему? — Что я очень сильно соскучился, так где он? — Джинен смотрит по сторонам, его взгляд не может сфокусироваться ни на чем определённом, так же, как и мысли, приказывающие ему найти в этой комнате Джебома. — Вот я, — он берет его лицо в ладони, придвигаясь близко-близко, и только так Джинен наконец его находит. — Я скучал, сильно, — голос его тихий и мягкий, немного сонный и очень пьяный. Затуманенные глаза, приоткрытые пухлые губы сладкого вишневого цвета, все это вызывает в теле Джебома миллион мурашек. Он закрывает глаза, глубоко вдыхает, прикасаясь своим лбом с чужим, чтобы не видеть то, что его так волнует. — Как же ты меня бесишь. — Не говори так. — Джинен накрывает руки на своем лице, трется лбом, касаясь носиком, и его такой обиженный голос срывает смешок с губ Джебома. — А как говорить? — Скажи, что тоже соскучился по мне, — Джебом чувствует его шепот всем телом и сглатывает, потому что закрывать глаза больше не хочется. Джинен очень красивый, когда такой. — Я… ты же будешь все помнить завтра, да? — Я постараюсь. Но если ты скажешь, что пришел расстаться со мной, то я забуду. — И он не шутит. Не улыбается мягко, не смеется глазками, нет, он смотрит вполне серьезно, а потом так нежно ведет носиком по щеке Джебома, что тот закрывает глаза, коротко вздохнув. — Я пришел извиниться. За все, что сделал тебе, потому что пусть ты и отрицаешь тот факт, что во всем виноват я, если ты чуть больше об этом подумаешь, то поймешь, что без меня ничего бы с тобой не случилось. — Джебом… — Нет, дай мне закончить, — он останавливает его попытки отстраниться, приподняв голову за подбородок и заставив смотреть в глаза. — Я не должен был говорить тебе всего, что чувствую так. В таком неправильном тоне, но все что я сказал все равно остается правдой. Для меня загадка, как ты после всего можешь смотреть на меня, для меня загадка, почему ты такой… потрясающий. И меня правда раздражает все на свете, особенно я сам. Мне противно от того, что я заставил тебя столько ждать, но мне было страшно. И это единственное оправдание, которое у меня вообще есть. Сначала было страшно от того, что чуть не умер, потом страшно от того, что не умер, потом что я со всем этим не справлюсь, а еще ты, там за дверью ждал и… я не могу объяснить, но я не хотел опять проходить через все это, потому что видел, что случилось с моим отцом. Он всегда дергается, когда у меня начинаются приступы, у меня все еще сезонные депрессивные состояния и странные мысли, и я просто не хочу, чтобы ты так же боялся жить рядом со мной, как он. Джинен, пожалуйста, запомни все, что я тебе сказал. Я хочу для тебя только лучшего. Мне сложно отпустить тебя, поэтому я держал тебя возле себя в больнице, пытаясь забрать побольше воспоминаний на потом. Слышишь, Джинен, я тоже тебя люблю, тоже, но я, как не печально, вряд ли смогу стать нормальным человеком для тебя. Легче. Внутри сразу становится пусто, а в голове спокойно. Теперь Джебом точно сказал все, что хотел, даже больше. Он утирает большими пальцами слезы с глаз Джинена, пытается уже встать и уйти, но Джинен вдруг слишком сильно притягивает к себе, и Джебом оказывается в его объятиях как в тисках. — Джебом, прости… я весь день хотел попросить у тебя прощение. — За что? Ты-то уж точно ничего не сделал. — Джебом хотел было высвободиться, но все же решает зарыться в его шею напоследок. — Прости за то, что заставил думать, что мою любовь нужно заслужить, что заставил думать, словно я нормальный, а ты нет. Прости, что ты все время думаешь об этом, когда рядом… — Перестань… — Джебом хватается за его спину, переходя на шепот. Джинен слишком быстро протрезвел. — Не убегай, Джебом. Не убегай от меня, пожалуйста. Для меня ты самый нормальный из всех, и если ты правда хочешь для меня самого лучшего тогда просто будь со мной. — Он крепче прижимает его к себе, обнимая и руками, и ногами, и ему кажется, если Джебом сейчас уйдет, то он правда рассыпится на клеточном уровне. — Не заставляй меня передумывать, пожалуйста, я и так собирался с мужеством, чтобы сказать тебе все это. — Джебом в его руках растворяется, прижимается ближе, запускает руку в волосы, рассчитывая на то, что это будет последним разом, и одновременно, что этот раз никогда не настанет. — Я тут подумал… что не смогу без тебя, а ты без меня, так что нам лучше не делать глупостей и оставаться в таком положении. — Джебом чуть привстает, заглядывая в глаза на против. Заставляет себя смотреть только в глаза. Не на губы. — Мне так не совсем удобно… — Сделай, как удобно. Джебом понимает все буквально, поэтому высвобождается с объятий, где они оба сидели на коленях, и залазит к Джинену на руки, сразу же обнимая за шею и прячась там. Джинен крепко прижимает в ответ, одной рукой обвивая талию, а второй зарываясь в длинные волосы. Они молчат так несколько минут, но это молчание словно наполняет их, словно склеивает ту связь, которая раньше была, но куда-то подевалась. — Я правда хочу уйти. Но всякий раз прихожу к тебе. — Потому что планета круглая, Джебом. Он улыбается ему в шею, а потом нежно касается губами. И от этого невинного движения у обоих бегут мурашки, словно в первый раз. Джинен поднимает его лицо за подбородок, придерживает за шею, сам откидывается на основание кресла и, проведя большим пальцем по всей щеке, задев нижнюю губу, поддается вперед. И если поцелуями можно что-то говорить, то они сейчас говорят о том, как сильно скучали по друг другу. О том, как им повезло и о том, что никакое везение не может оправдать всю ту боль, выпавшую на плечи всего одного человека. Но сейчас на плечах этого человека нежные руки Джинена. Они блуждают по всему телу, они защищают и оберегают. И пусть все пошло опять по кругу, наверное, стоит признать тот факт, что планета круглая и Джебом всегда вернется к Джинену.