Лосось

Питер с трудом опускается в ванну: тело нещадно ломит, свежие царапины начинают кровоточить при любом неосторожном движении. Ягодицы обжигает холодом, когда он садится, а по позвоночнику будто молния пробегает, заставляя поежиться. Он выдыхает, опустошая легкие, чувствуя боль в ребрах, и вдыхает вновь. Выдыхает. И прикусывает губу, пытаясь сдержаться. Он справился, всё уже позади – никто из посетителей кафе не пострадал, преступники в руках полиции. Но взрыв… Он мог… опоздать… если бы… Питер всхлипывает и включает воду, пряча за её теплыми струями слезы. Мотает головой, пальцами убирает мокрую, уже отросшую челку с глаз, и тянется за мочалкой. Хочется стереть с себя чужие прикосновения, запах чужого тела, окутавший удушливым облаком. Он же удивительный Человек-Паук! А так удивительно попался в лапы грязного бродяги, когда опустил рюкзак на землю, и начал снимать джинсы в темном переулке за мусорными бачками, и не смог дать отпор сразу, совершенно растерявшись. Чужие руки жадно облапали, прижав к стене, и Питер долгую минуту не мог найти в себе силы оттолкнуть, вырваться, ударить. Он крепко сжимает грубую мочалку в руке, стискивая зубы, но эмоций слишком много и они вырываются наружу с протяжным тихим воем. Питер жмуриться, запрокидывает голову и рвано кричит, срываясь, закашливаясь, и отбрасывает мокрую мочалку. С тихим шлепком она ударяется о дверь ванной. Дверь, которая в ту же секунду тихо открывается. Уэйд заходит молчаливой тенью. Без слов поднимает мочалку, уменьшает напор воды, регулирует температуру. Питер смотрит на его движения затаив дыхание, широко распахнув глаза. Уэйд же не в курсе, что произошло, да…? Он не переживет, если хоть кто-то узнает об этом ужасном инциденте. Но Уэйд не задает вопросов. Он уже привык, к постоянно-периодическому проживанию Питера в собственной квартире, куда он приходит в подобные моменты – раненный, разбитый, и где приводит себя в порядок и отсыпается, перед тем, как вернуться домой, к тетушке. Уэйду не на что жаловаться. Он знает, что это признак доверия. А доверие Паучка – это важно. И классно. И круто. Но бессмертное сердце разрывается на части, когда он видит своего героя таким. – Не надо, – одними губами, слишком тихо, не разобрать за шумом воды. Уэйд мотает головой и выливает на мочалку слишком много геля. Вспенивает, разминает в руках, словно раздумывая. Откладывает на бортик, и помогает Питеру подняться. Осматривает повреждения на его бледной коже, останавливая внимание на каждой выступившей капле крови. Поднимает лейку повыше, и окатывает теплой, почти горячей водой. Выключает воду, погружая обоих в звенящую пустоту, разбивающуюся ударами капель воды о гладкую поверхность ванны, и берет намыленную мочалку. Осторожно растирает кожу, стараясь не задевать лишний раз свежие царапины, смывает пот, грязь, но не чужие прикосновения… Питер передергивает плечами и подставляется под уверенные движения, отчего Уэйд в испуге роняет мочалку, заторможено следя за алыми разводами, что окрашивают мыльную пену на руке Питера. – Ты опять не расскажешь. Мальчишка закусывает губу, разрываемый чувствами: стыд, страх, отвращение. – Только не три сильно кожу, – произносит Уэйд, поджимая губы, и треплет его по мокрым волосам. Разворачивается, и Питер понимает, что не выдержит, если сейчас, в данную секунду, останется один. – Не уходи. – Уэйд замирает, не успев повернуть ручку. – Мне стыдно, Уэйд. Я… Меня… облапали в переулке, когда я переодевался. Я не сразу дал отпор. А потом взрыв… Я с трудом успел выкинуть бомбу… но осколки… Питер не сразу понял, что сильные руки обнимают его, даря защиту, спасая от невзгод, закрывая от всего плохого, стирая с его тела грязные отпечатки. – Тише, Питер, не бойся. Я с тобой. И он слепо льнет к Уэйду, с трудом держась на ногах от навалившейся усталости. – Хм, теперь и мне нужно принять ванну, да? – с легким смешком говорит Уэйд, отстраняясь, смотря на свою мокрую футболку с хлопьями окровавленной пены на ней. Сидя в теплой ванной между разведенных в стороны ног Уэйда, прижимаясь спиной к его испещренной шрамами груди, и позволяя ему смывать с себя всю грязь грубой мочалкой и нежными руками, Питер почти задремал, отдаваясь во власть родных рук. – Спасибо, Уэйд. Мягкий поцелуй в висок слился с грубой «лаской» мочалки по внутренней стороне бедра.