Лосось

Свет настольной лампы ярко отражается от начищенного лезвия ножа, уверенно движущегося по волокнам древесины. В окутавшей их тишине слышно лишь легкий шорох, с которым новые стружки валятся на пол. Лезвие настолько острое, что мягкая древесина сдается без боя, повинуясь точным движениям, приобретает новую форму, из безобразного куска превращаясь в аккуратную подставку. Уэйд сверяет размеры, и скользит лезвием по бокам, чуть уменьшая «талию». Перехватывает нож, и стачивает мелкие зазубрены, пропущенные до этого. Поднимает подставку повыше, критично осматривает на свету, примеряет. Кивает и срезает еще немного снизу. Выравнивает торец, ставя на стол, проверяя ровность. Добившись того, что подставка твердо стоит на столе, он внимательно ощупывает каждое ребро, и срезает еле заметные заусеницы, добиваясь максимальной гладкости. Питер затаив дыхание, следит за движениями охотничьего ножа, что так любовно сжимают пальцы Уэйда. Большой палец покоится на обухе, когда Уэйд легкими движениями от себя добивается гладкости ребер подставки; упирается в деревянную поверхность, когда Уэйд переходит на движения «к себе». Он стряхивает большим пальцем назойливую стружку с лезвия, и возвращается к работе. Питер забывается. Он думает о том, что в следующий раз нужно попросить Уэйда выточить ему что-то другое. Что угодно, лишь бы иметь возможность вновь любоваться на отточенные движения, мимолетно – на сосредоточенно-расслабленное лицо, едва заметную улыбку, появляющуюся в уголках губ, на свет настольной лампы, отражающийся в синих глазах. – Готово, малыш, – говорит Уилсон, почему-то шепотом, словно тоже боится спугнуть момент откровенной интимности, которая накрыла их двоих, как легкие стружки – пол. Он ставит подставку на стол, устанавливает на неё стеклянные колбы, незаметно для себя прокручивает нож в руке, и, замерев на мгновение, убирает в чехол на поясе. Они оба молчат, растворяясь в моменте, и Питер, наконец, выдыхает: – Спасибо. Уэйд осторожно улыбается и отвечает: «не за что».