Halsey — Drive
Захлопывая за Чонгуком дверь пассажирского сиденья и подбрасывая в руках ключи от машины, Тэхён думает, что эти пять часов поездки будут самыми длинными в его жизни.
Когда это произошло? В какой момент их отношения, до этого пропитанные общностью и вниманием, превратились в соревнование «кто сделает больнее»?
Сначала ревность казалась просто игрой. Тэхён на глазах Чонгука подмигивал кому-нибудь, тот в отместку обнимал одногруппника, а ночью они выбивали друг из друга всю спесь. Это была перчинка, добавляющая во вкус их отношений новые грани. Ведь, если ревнуют, значит любят?
И чем чаще происходили такие случаи, тем жарче потом были примирения. До первой проверки телефона. Тэхён тогда не давал повода, а Чонгук подумал… Чёрт знает, что он подумал. Но потом вместо горячей ночи их ждала разбитая ваза и сорванные голосовые связки. Сейчас всё это кажется кошмарным сном. О, как сильно Тэхён хотел бы себя ущипнуть и проснуться. Чтобы вернуться в прошлое и вовремя остановиться.
Чтобы не проверять телефон Чонгука в ответ, чтобы не менять на своём пароль, чтобы продолжить доверять, как раньше, чтобы не начать подозревать каждого встречного. Чтобы не начать огрызаться в ответ на вопрос «Как провёл день?», который раньше считался заботой, но резко стал вмешательством в личное пространство.
Может, они просто устали друг от друга, может, нужно было вытащить язык из задницы и поговорить. Может быть, им действительно не по пути.
Уже полдороги прошло, а они так друг другу слова и не сказали. Тэхён обгоняет плетущийся перед ними грузовик, когда Чонгук, откашливаясь, бубнит себе под нос.
— Не гони так.
Тем не менее, Тэхён слышит. Он прикусывает язык, чтобы не съязвить. Чонгук же просто боится,
всегда боялся больших скоростей. Он переключает передачу и притормаживает немного, ощущая на себе удивлённый взгляд, но не отрывая собственного от дороги.
Погорячились ли они? Был ли шанс всё исправить? Ему бы какой-нибудь знак, но асфальт магистрали идеально ровный, даже колесо не проколешь.
Они останавливаются у заправки, и, когда Тэхён возвращается, протирая руки влажной салфеткой, замечает, как его
парень бывший парень судорожно вытирает щёки рукавами толстовки. Когда он плюхается на водительское сиденье, Чонгук прячет лицо в капюшоне.
— Ты можешь поспать на заднем сиденье.
— Нет, спасибо.
Разговор не вяжется. Тишина звенит и давит, будто они незнакомцы, будто не были никогда друг для друга самыми близкими. Наверное, так и есть. Иначе не вёз бы сейчас Тэхён Чонгука из Сеула на другой конец страны.
Он должен отвыкнуть легко. В Пусане у Чонгука родители, море. В конце концов, солёный воздух полезен, а брауни миссис Чон быстро восстанавливают душевное равновесие.
Чонгуку же не будет плохо? Тэхён надеется, что нет.
Как бы хотелось сейчас развернуться, решить все проблемы, как раньше — просто поцеловать друг друга, чтобы мыслей в голове не осталось. А то сейчас роят, не переставая.
Он правой рукой тыкает, не глядя, на встроенное радио, переключая станции, пока не доходит до нужной. Они с Чонгуком несколько лет назад ходили на стендап этого комика, когда тот приезжал в Сеул. Обстановка, кажется, разряжается, и он даже позволяет себе улыбнуться. А через полчаса расслабленный Чонгук, не сдерживаясь, смеётся. Его смех заполняет пустоту салона машины, но не пустоту у Тэхёна в сердце.
Странное желание крутится в сознании юлой, и Тэхён знает, что это просто из-за того, что он понимает — это последний шанс. Хочется напоследок насладиться сполна. Есть ли смысл этому желанию противостоять? Ведь Чонгуку тоже
хочется — он последние полчаса не мог перестать пялиться.
Его губы на, почему-то, ледяной чонгуковой шее, ветер и пальцы в волосах. Сердце стучит громко, он не может оторваться. Карамель чужой кожи, дурман затянутого поволокой взгляда, внезапно нахлынувшие чувства. Он думал, что ничего за его душой не осталось, но, видимо, было слишком тяжело признать, что Чонгук ему всё ещё нужен.
Когда они садятся обратно в машину, Тэхён понимает, что Чонгук тоже это прочувствовал — сладость и горечь момента, который бабочкой-однодневкой упорхнёт от них, и больше не вернётся.
Он крепко держится за руль и сосредотачивается на шоссе, но всё равно отвлекается на то, как чужая рука тянется к нему, прикасаясь невесомо и нежно. В прошлый раз это было так давно — в последнее время у них всё только до синяков и покраснений. Он уже и забыл, какими приятными могут быть лёгкая щекотка и мягкие кончики пальцев, едва ощутимо бегающие вверх-вниз.
Нельзя утыкаться лбом в руль и отворачиваться от дороги, но так хочется. Конечно, сейчас он помнит только лучшее. Конечно, сейчас он внезапно чувствует такую любовь и нежелание отпускать. Но надо, чёрт возьми,
надо. Он не может вернуть свои слова назад и заслужить прощения. Не только чонгукова, но и своего — как можно было резать по больному, говорить ужасные вещи, только чтобы задеть, после того, как они обещали друг другу и в горе, и в радости?
Последний поворот. Им вслед сигналят, потому что Тэхён ползёт медленнее прогулочного шага. Приходится снова набрать скорость. В любом случае, чего не наелся, того не налижешься. Пора принять действительность и перестать оттягивать момент.
Чонгук проводит руками по панели приборов и бардачку, видимо, прощаясь, пока Тэхён достаёт его набитую сумку из багажника.
Что сказать? «Спасибо, классно провели время»? Тэхён
ненавидит прощаться. Он не выдерживает, когда Чонгук выходит, захлопывая за собой дверь. Притягивает за карманы толстовки, упираясь в грудь и не в силах надышаться.
— Пожалуйста, не уходи.
