Dieci

Markul feat. Oxxxymiron — FATA MORGANA

Так бывает — вы на дух друг друга не переносите, терпеть не можете. Но только потому, что в глубине души знаете, что уважению друг к другу нет предела. Просто слишком горды, чтобы признавать такое вслух. Так бывает — долг сводит вместе, и, скрипя зубами и скрепя сердце, встаёте плечом к плечу ради общего блага. Друг к другу притираетесь, и вроде уже не так сильно ненавидите. Пререкаетесь, злитесь, но в момент опасности хватаетесь в первую очередь друг за друга. Немного реже, но тоже бывает — над мегаполисом нависает угроза. В прямом смысле — гигантское механическое чудовище. Глаза-фонари светятся в глубине тумана, и только иногда из пыльного облака вокруг него выныривают конечности, обвитые проводами. Это похоже на страшный сон, фантасмагорию, но, когда по крыше минивэна та самая огромная лапа ударяет до погнутого алюминия, всё оказывается вполне реальным. Но Тэхён не верещит от страха, как было раньше. И Чонгук, сидящий на пассажирском сиденье, не впивается в панике в его руку. Они усмехаются оба — привыкли — и, если сравнить с тем, что их ждёт впереди, происходящее сейчас — семечки да цветочки. Они подготовлены тщательно — набитые взрывчаткой трупы животных, мина эта дурацкая, как в старых фильмах. Едут на полицейской машине, без сирены и с отключенным стробоскопом, но зато по встречной полосе. Просто потому что она пустует вот уже полгода — никто из-под облака ещё не возвращался. И они, наверное, не вернутся. Поэтому адреналин в крови, объяснимая, но вызывающая стыд, гордость собственным поступком. Пальцы дрожат, и смех вырывается истерический. И тело, цепляющееся за жизнь, хочет надеяться, хочет верить. Наверное, поэтому Тэхён и делает то, что он делает. Ставит машину на автопилот, перебираясь на соседнее кресло. Они и не говорили толком за прошедшие полгода ни разу, если только это не касалось их миссии. Но всё равно в глазах напротив столько понимания. Ни капельки скорби, страха, или, может, печали. Только азарт, даже немного безумия. А кто бы на их месте не свихнулся? Это, наверное, можно назвать профессиональной деформацией. Либо с катушек слетать, либо спиваться, либо становиться законченным скептиком. Таким, что уже на всё вокруг наплевать. Но Тэхён не хотел, чтобы его ничего не волновало. Поэтому внутри сейчас буря. Неистовой страсти, когда он в губы впивается, как странник пустыни в графин с водой; безумного вожделения, когда ездит вперёд-назад по синтетической терморегулирующей ткани чужих штанов. Но, даже несмотря на поддерживаемый температурный баланс, он чувствует, как шея Чонгука горячеет. Под его руками плоть. Живая, пульсирующая, тёплая. Человеческая. Их осталось мало, но, если план сработает, ещё меньше не станет. И он, ведомый каким-то первородным инстинктом, несвойственным для его сущности, кусает и облизывает. Чонгук отвечает также — с запалом. Только неторопливо совсем, момент растягивая. Хочет, чтобы у них была вечность. Его ледяная рука, наполовину металлическая, холодит Тэхёну спину. Да. Были бы они ещё нормальными — их бы никто не отправил в эпицентр. И внезапно он задаётся вопросом — может, это всё был заготовленный план? Может, так от них решили избавиться? От покалеченных, никому не нужных… Но он заглушает свои мысли чужими стонами. Чего только в голову не придёт, когда ты на волоске от смерти. Понятия не имеет, сколько времени проходит. Кажется, что, действительно, бесконечность. Может, он недалёк от реальности — шоссе ведёт лишь прямо на долгие-долгие километры. А, может, он в первые к чужим губам прикоснулся только минуту назад. Чонгук, несмотря на всё, такой настоящий. Прижимает к себе вплотную. Тэхён насквозь пройти не может, ему уже дышать нечем от хватки под рёбрами, а Чон всё продолжает. Но в такие моменты боль отрезвляет. Благодаря ей осознаёшь момент, осознаёшь свою значимость, понимаешь, что жив ещё и можешь столько поменять. Они ведь не потеряны. Могут вернуться. Да, такого ещё не было, но что им мешает быть первыми? Воздух за окном всё сгущается, и сквозь пелену, застелившую сознание, Тэхён вспоминает про маски. Надевает свою и отдаёт одну Чонгуку. Им приходится оторваться друг от друга, продышаться и уставиться прямо в глаза. Так бывает — пролетает всего миг, но ты уже успеваешь увидеть в человеке всё родное, что у тебя когда-либо могло быть. Они чувствуют себя последними людьми во Вселенной, и не удивительно, что тянутся и тянутся ближе, что хотят прикоснуться. Тэхён, сидящий полгода назад в лаборатории, сказал бы, что это инстинкты. Тэхён, судорожно расстёгивающий сейчас чужую ширинку, ничего не говорит. Маска звуков не пропускает, но он видит, как напрягается чужая шея. Он лишь надеется, что Чонгук не кричит. Что ему не больно. Тэхёну сейчас хорошо. Впервые после всей суеты, и, возможно, в последний раз. И он ведёт себя, как животное, когда сжимает челюсти и ускоряет движения руки, но у него нет времени винить себя. У него перед глазами какие-то строчки про любовь и вечность, внезапная вера, что они, как фениксы, ещё смогут переродиться. Что сгорят, но восстанут из пепла. Что всё это не зря, что риски оправданы, что обретут они больше, чем потеряют. И его накрывает. Как волной на диком берегу — быстро, но мощно. С головой, лишая ненадолго сознания и дара речи. Но он говорить сейчас ничего и не собирался. Иногда взгляды намного красноречивее. Чонгуковы влажные, но улыбающиеся глаза, например, говорят о многом. Так бывает — ты понимаешь, что не поздно ещё вернуться, что у тебя есть шанс. Но ты отсчитываешь про себя до трёх и выжимаешь газ до упора. Там, впереди — мгла и неизвестность. Но иногда, когда туман рассеивается, неизвестность становится самым ярким, безумным и прекрасным будущим.