Рядом с улицами со сбитым асфальтом

Кто-то перебирается сюда от шума городов, кто-то рос на улицах без плитки или ровного асфальта. Ты встречаешь одних и тех же людей в небольшом продуктовом магазине на перекрестке годами, потом однажды видишь новое лицо – мимолетный интерес, секундное замешательство, а стоит ли узнавать у других? Обычно ведь и без посторонних усилий неделя-две и знаешь о пришельце все вплоть до девичьей фамилии матери, хотя кредит на него оформлять не собираешься. Фабрицио считает, что не в его возрасте уже судачить о соседях, особенно если те забором с твоим участком не соприкасаются, но Эрмаль в субботу утром непозволительно рано без каких-либо формальностей открывает чужую калитку и стучится в дверь. Нужно вставать, пока по окну не затарабнил, только вот из-за элементарной вредности не хочется: обещали похолодание, так пусть проснется как раз. Начало десятого, даже с учетом расписания жизни на этом отшибе, – бескультурье сплошное. Подозрительная тишина, и шагов ведь не услышать даже при большом желании, есть какое-то преимущество у этих сдуваемых людей, для себя же, правда. – Платона в покое оставь, заходи. Успевает открыть дверь до того, как Мета к будке с ни в чем неповинным животным подкрадется. Ничего ужасного, разумеется, не произойдет, но и пса пожалеть нужно: такое после сна увидишь, так немудрено весь день лаять. – График – залог продуктивности. Что такое продуктивность и самому Эрмалю неизвестно, а распорядок дня основывается скорее на сиюминутных порывах (чаще всего в сторону темно-зеленой калитки на другой стороне улицы). – Не созрел еще для огорода? Там Клаудио на твой участок все поглядывает, про «дуэт растений и земли еще не отменяли, а то какой-то неправильный пенсионер» распинается. Глаза у Фабрицио все еще к яркому свету из расшторенных окон привыкнуть пытаются, так что до большей части словесного потока друга дела нет. – Сюда кто-то совсем зеленый приехал, говорят под тридцать. Нас с мест молодняка сдвинуть пытаются, нет ну ты представляешь? Согласное мычание, голова отходит долго и это всего лишь ото сна. Может, сегодня выпить хоть, чтоб не так обидно было, да и в компании не откажут, по Эрмалю видно, что тот откровенно скучает. Как состояние по жизни, как стиль этой самой жизни, но с постоянными попытками заявить всему миру, что это далеко не так, вот даже тряпочку цветастую на себя нацепил. Фабри понимает это прекрасно, наверное, отсюда связь и начинается, когда даже говорить ничего по теме не нужно, но что где-то кто-то был не прав выслушать приходится. – Габбани хочет тут бананы посадить. Природа обычно на его стороне, но чтобы вот настолько? Моро поддерживает разговор, даже какие-то рутинные мелочи проделать успевает, не придает значение никакой информации. Поток, который тоже часть рутины, кажется, приятной в своей бесполезности, но друг держать в себе один черт не намерен. – Кота видел? – Передо мной вот один, давай бодрее уже. То ли издевается, то ли комплимент, а скорее два в одном. Опять бесполезно, но приятно; Фабрицио улыбается. – Кота покормить, тебя покормить, себя покормить. Дел много, силы экономить надо. – У тебя котел вместо централизованного отопления, куда еще экономнее? А еще Платона забыл, или он у тебя тоже по пище духовной? Смеется, пока говорит, от того еще более забавным выглядит и это нравится куда больше, чем отсутствующий взгляд, если тишину допустить слишком надолго. Периоды запоя Меты, когда тот из дома мало того, что не выходит, так еще и калитку запирает, что снаружи не открыть, а такое в подобных местностях – не к добру, все свои ведь. Фабри может быть и участливый, но раздражение тоже порой верх берет: не нанимался в службу спасения, не ребенок и сам как-то справится. В яму катятся оба, а потом по инерции снова небольшой подъем. Хочется верить, что яма эта не потенциальная и колебания скорее исключения, не описывающиеся периодическим законом. Пока ведь хорошо все снова, уже больше месяца размеренность, главное штиля не допускать, не ясно только как. – Будешь вечером настойку? – Фабрицио чувствует, что действия диаметрально противоположны намерениям, но, впрочем, и не с самого же утра предлагает, а так, для досуга. – Та вишня? – Я, может, желанием жить на вид не горю, но не настолько. – Лучше я у себя что-то найду. О, кошка, – животное просто выглядывает с верха книжного шкафа, а голос смягчается непроизвольно. – Кот, не надо тут. – Да хоть персона кошачьего вида, иди сюда, усатое. Призывать поцокиваниями на манер, как собаку, – обречено на провал изначально, зато зрелище превосходное. Фабри думает, не снять ли морду вручную, но такой спектакль прерывать не хочется. – Не переусердствуй только с поисками, а то второй выходной опять исчезнет. Воскресенье – день Шредингера, до вечера субботы никогда не знаешь: будешь жив или мертв. – Доверие, друг мой, доверие. Доверился уже заказать занавески какие-то на летнюю кухню и что? Как можно легкую ткань с ковром перепутать вопрос сразу и к кучерявому, и к производителю, но, впрочем, пестренько, по-весеннему и в самом деле. Ключи в двери торчат на постоянной основе, и проходя в десятый раз туда-сюда, неизбежно было зацепиться об карманы брюк. Почти и не больно, это ведь не душевные терзания на трезвую и не очень голову. «А драматизм тоже, видимо, интересными путями передается,» – мысли еще никто не запрещал, но полуулыбка беспричинная, кажется, вопросы у собеседника вызывает. – У тебя свое есть, – когда кот спустился, как обычно, остается загадкой. Эрмаль может любить, передразнивать, хватать этот комок шерсти сколько угодно, пока на его еду не посягают. Рукой пытаться отстранить – один черт, что от ветка локтем укрываться: видимость деятельности есть, а результат весьма и весьма условный. Фабрицио все еще нравится за этим наблюдать. Взаимодействие живое, и сам он не где-то совсем уж «вне», только вмешиваться по-прежнему нет смысла: сошлись два равных, а ведь никогда такого не было и вот опять.