Неприступный хоббит

Трандуил вышел из камеры пленника на негнущихся ногах, трясущимися руками достал платок и прижал ко рту и носу, голова противно закружилась, тонкую ткань быстро пропитывала горячая влага. Кровь на сей раз остановилась быстро. Владыка свернул кусочек ткани вдвое и тщательно стер свидетельство своей слабости. Торин был необычайно упрям, как все гномы, впрочем. Прорваться через гремящий у него в голове разудалый мотив на кхуздуле было просто невозможно, а самым оскорбительным было то, что в тексте подозрительно часто встречалось слово Khulum.* Трандуилу совсем не хотелось знать, какие мерзости сочиняет Торин об эльфах, наслушался с тех самых пор, как подгорный народ переселился в недра Одинокой. Проклятые карлики приписывали его народу все возможные грехи вплоть до скотоложства. Эльф злорадно улыбнулся. Пусть и не добился своего, но сумел сделать так, чтобы это прошло для упрямого королька без королевства максимально болезненно. Владыку злило то, что гном не издал ни звука, только сильнее стиснул зубы. Он вытерпел боль и отвращение, да еще и издевался над мучителем. Трандуил внимательно выслушал то, что Торин сказал о кузене и юном Торине, сыне Дейна. Он бы даже поверил в это, если бы Король-под-Горой не прилагал таких усилий, чтобы не допустить его в свои тайные помыслы. Так эльфийский владыка пришел к выводу, что визит в Железные холмы связан не только с элементарной вежливостью. «Золото… – думал он. – Быть может, гномы зарыли здесь клад, когда покидали свою гору? Я вызнаю это любой ценой…» Он приказал слугам наполнить ванну и позвал сына. – Принеси мне вина, – велел он сыну, нахмурившему светлые брови. – Красного, которое доставили в прошлый раз. – Там одна бутыль осталась, отец, вы хотели приберечь ее до праздника, – напомнил юноша. – Не имеет значения, – к счастью Леголаса, у Трандуила не было сил гневаться. – Ты еще здесь? – Нет, отец, я уже ухожу, – обреченно вздохнул принц и вышел из покоев владыки. Бутыль нашлась на положенном месте, но нетрудно было догадаться, что кто-то уже вскрыл ее. Откупорив пробку, Леголас придирчиво понюхал содержимое и напустился на слуг – вместо драгоценного вина в бутылке плескалась самая обыкновенная вода. Пришлось обыскать весь погреб, чтобы удовлетворить взыскательный вкус владыки – и тем не менее, его ярости было не избежать. Оставалось надеяться, что родич не ударит его, а велит высечь кого-нибудь из прислуги. – Что ты принес? – белесые льдинки глаз недобро сверкнули, когда юноша с поклоном подал возлежащему в ванне владыке золотой кубок. – Простите, мой господин, – Леголас отстранился. – Я найду виновных и… – Воры… – простонал Трандуил, откидываясь затылком на бортик мраморной чаши. – Уму непостижимо… Будто мало мне гномов?.. – Может быть, владыка позволит мне поговорить с пленником? – спросил юноша осторожно. – Те времена, когда вы с Торином были дружны, давно прошли, – напомнил Трандуил. – Забудь об этом. Он вырос наглым и беспринципным, как все гномы. – Вы правы, отец, – Леголас опустил голову. – Не буду больше отнимать ваше драгоценное время. Владыка в одиночку приговорил бутылку, после чего добрел до кровати, оставляя за собой мокрые следы, и заснул до самого утра. Давно пора было допросить остальных пленников. Морийцы, попавшие к нему после Торина, не помнили ничего, кроме горячей ночки в компании утопленниц, Трандуила аж с души воротило от живописного рассказа толстяка, а его кузен только мычал и размахивал руками. «Гномы, что с них взять», – напомнил себе владыка и вызвал служанку, которая помогла ему облачиться и расчесать волосы. Когда он ушел, эльфийка осталась, чтобы заправить кровать и вымыть полы. Зайдя в темницу, Трандуил стал свидетелем завораживающе омерзительной сцены. В воздухе витал запах похоти, а в дальней комнате двое заключенных – по словам стражей, отец и сын – творили что-то уж совсем непотребное. Юноша был привязан к решетке какой-то тряпкой. Он судорожно сжимал импровизированные путы и стонал в голос, ничуть не стесняясь того, что обитателям двух камер напротив прекрасно видно его нагое изгибающееся тело и упирающийся в живот возбужденный член. Трандуил поневоле залюбовался им – ладный, литые мускулы напряжены, по загорелой коже скатываются капельки пота. Он прижимается к решетке, мучительно зажмуриваясь оттого, что отец медленно растягивает узкий вход в его тело. – Чувствуешь? – шепчет бесстыжий мориец, щекоча губами мочку уха своего сына. – Это уже четвертый. – Слишком… – голос юноши прерывается. – Много… Бофур… – Pharazôn,** – успокаивающе шепчет тот. – У тебя все получится. Ты так восхитительно растянут… Бофур вытаскивает пальцы, вызывая вздох облегчения, добавляет еще смазки, и на сей раз плоть поддается охотнее. Юноша ахает, прогибается в пояснице и широко распахивает глаза, в которых свет факела отражается причудливыми золотыми искрами. «Да он же совсем мальчишка, – отстраненно подумал владыка. – Борода еще не растет…» Эльфа уже мутило от этого зрелища, но найти в себе силы повернуться и выйти вон он пока не мог. – Ты меня порвешь… – выстанывает юноша, роняя голову, отчего его лицо полностью скрывают тугие косы. Эльфу пришлось задавить в зародыше желание подойти ближе и вздернуть подбородок маленького морийца, чтобы заглянуть в его карие глаза с золотыми блестками. – Еще чуть-чуть осталось, потерпи, – уговаривает Бофур, целуя шею сына и одновременно разводя пальцы, чтобы растянуть еще сильнее. Трандуил раньше юноши понял, что мориец вот-вот протолкнет внутрь ладонь, не вводя пока что большой палец. Юноша впился в свои путы так, что костяшки побелели, налегая на решетку при каждом движении отца внутри его тела. Когда же тот просунул другую руку сквозь прутья и принялся напористо ласкать напряженную плоть, вопли молодого гнома стали совсем уж громкими и бессвязными. – Я не могу это выносить… – послышался мучительный стон из-под одеяла во второй камере. – Я сделаю вид, что не вижу, Фили, – вкрадчиво ответил седобородый гном, очень уж внимательно рассматривающий бесстыдную семейку. – Если и ты ничего не заметишь. – Вылезай, тебе душно, небось, – хриплым голосом посоветовал рыжий гном из камеры напротив. – Я тогда сделаю вид, что не смотрю. Поняв, чем все это закончится, владыка вышел вон и бросил вытянувшимся по обе стороны двери охранникам: «Доложите, когда заключенные угомонятся». – Может, их рассадить поодиночке? – робко предложил младший из стражников. – В этом нет особой необходимости, – пожал плечами Трандуил. – Кто знает, чем они в одиночных камерах заниматься станут. Тут Трандуил немного слукавил. Он прекрасно знал, что если держать гномов отдельно, они начинают скучать и большую часть дня спят, как кошки, нехотя просыпаясь, даже чтобы поесть. Увиденное странным образом взбудоражило владыку и он не смог отказать себе в удовольствии как-нибудь еще зайти к пленникам, чтобы увидеть подобное представление. А еще его разобрало любопытство увидеть наследника Торина, голос которого он слышал. Должно быть, все эти хлюпающие звуки и стоны были для стеснительного юноши настоящим испытанием. Трандуил отправился в малую столовую, чтобы присоединиться к сыну за завтраком, пытаясь представить сына младшей сестрицы Торина. Наверняка темноволосый, как мать и дядя, с такими же синими глазами, как у всех трех детей Траина. Уже отрастивший милую кудрявую бородку. Трандуил резко одернул себя – с чего это он воображает молоденького гнома, растрепанного и раскрасневшегося под одеялом, заведенного и в то же время донельзя смущенного, не решающегося поднять темные ресницы и дерзко взглянуть на рыжего плута. Даже обидно, что через некоторое время он научится бесстыдно демонстрировать себя, как это делает юный мориец, и будет получать наслаждение, лаская себя под жадными взглядами сокамерников. – Вы выглядите счастливым, отец, – заметил Леголас, отложив приборы и поднявшись из-за стола. – Неужто узнали то, что хотели? – Я решил допросить пленников позднее, – безразлично ответил владыка. – Чтобы провести время со своим драгоценным отпрыском. – Разумеется, – покладисто кивнул юноша, возвращаясь к трапезе. *Khulum – (кхузд.) эльф. **Pharazôn – (кхузд.) золотой.