Калифорния – Нью-Мексико

Что-то внутри едко подсказывало, что всë должно было закончиться так же, как и началось. В залитой утренним светом, пыльной комнате с распахнутым окном. Среди неопределëнности, и при том невероятной ясности будущего. – Всë будет хорошо. – повторил когда-то сказанные Дэнни слова, сидящий на кровати Джорел. И медленно собиравший чемоданы парень, ответил всë той же вечной фразой Дога. – Я знаю, Джей. Знаю. – шëпотом произнëс Мурильо, взглянув на слепящее солнце за стеклом, которое, казалось, было выше всех смешных, ничего не значивших в контексте вечности человеческих проблем. – Мы же ещë встретимся, верно? Джорел улыбнулся. Сдерживая слëзы, и как никогда в жизни желая умереть, но улыбнулся. И этот успокаивающий, но тяжело давшийся ему жест, как и отсутствие ответа, почему-то причинил Дэнни немыслимую боль. Он одиноко сидел на полу, по-детски подобрав под себя ноги, и на его коленях каким-то абсурдным акварельным пятном выделялся знакомый Джорелу, смешной свитер с Микки Маусами, который Джей когда-то отдал ему вместе со своим сердцем. Когда-то, когда всë было хорошо. И от осознания того, что же на самом деле было разрушено, представшая перед Догом картина была ещë более печальной, а в свете болезненно яркого, но неописуемо холодного зимнего солнца, она выглядела парадоксально тоскливой, отрешëнной и совершенно вырванной из реальности. Но это не было концом. И Джорел был отчëтливо уверен только в одном: всë просто не могло завершиться подобным образом. Мир, который он так долго и старательно строил, не мог исчезнуть, только появившись. Иначе имело ли смысл жить дальше? Без этого прекрасного парня, сейчас потерянно сидевшего на полу? Без Дэнни, теперь вынужденного со всеми своими вещами уйти от Джея, так же внезапно, как и прийти, но уже навсегда? «Навсегда», – пронеслось в голове у Джорела. – «Отвратительное слово, в зависимости от контекста. Но почему нельзя употребить его в другом предложении? Почему нельзя забыть, что мы существуем в мире, где мечты имеют обыкновение превращаться в кошмары, и просто... жить, продолжая при этом верить? Продолжая любить, несмотря ни на кого и ни на что?». – Дьюс ушëл. – внезапно сказал Джей, вместо предполагаемого ответа, и неловкая, безысходная тишина, которая длилась уже целую вечность, наконец-то прервалась. Но разве была она безнадëжной? Или какое-то тëплое, согревающее чувство, до сих пор тлевшее где-то внутри, помнило, что только оно могло умереть последним? – Не хочешь занять его место? – Зачем? – прямо, безыскусно и до тошноты приземлëнно переспросил Дэнни, и этот вопрос прозвучал как-то измотанно, сдавленно и устало. – Какое это имеет значение? Уже сегодня я уезжаю, навсегда! О чëм ты вообще, Джей? Снова повисло молчание, сдавливающее и неприятное. Но на этот раз, оно значило гораздо большее: постепенно и неотвратимо нарастающее отчаяние и тревогу, которую в последнее время все предпочитали попросту не замечать и всячески игнорировать. – Когда уходишь, надо делать это со вкусом и размахом. – отвлечëнно глядя мимо парня, с печальной и лишённой какого-либо воодушевления интонацией, объяснил Джорел. – Разве нет? – Нет. – раздался отчего-то похолодевший голос в ответ. – Когда уходишь – главное уйти. Уйти, чтобы никогда больше не возвращаться. Как будто резко содрать пластырь с раны. – привëл в сравнение Дэнни, и эта неудачная метафора заставила его неприязненно поморщиться. – Возможно. Но ты уверен, что не пытаешься спасти уже не рану, а шрам? – после минутных размышлений, устало спросил Джей, и поднявшись с кровати, сел рядом с ним. – Да и будет ли боль стоить того? Ведь она может остаться с тобой. На всю жизнь. – Так же, как и ты, да? – вдруг перебил его Дэнни, опустив взгляд в пол и принявшись нервно сжимать мягкую ткань нелепого, и всë же такого уютного шерстяного свитера, который теперь превратился в какой-то немой, но от этого ещё более грустный символ уже безвозвратно, (или всё же нет?), утерянного эдема. – Навсегда. Всë это не больше, чем просто пустые, ничего не значащие слова. – И ты правда так думаешь? – с ясно читающимся нажимом переспросил Джорел, и напряжëнный воздух в комнате наполнился физически ощутимым отчаянием. – Ты действительно считаешь, что всë это бессмысленно, и я просто-напросто постоянно врал? Или лгал ты, когда говорил, что никогда не уйдëшь? – А по-твоему, я этого хочу? – Нет. Просто ты уже не можешь поверить в то, о чëм мы всегда говорили раньше, и чем существовали до этого. Ты не можешь поверить в нас. – Джей мягко, но при этом панически крепко сжал руку Дэнни в своей ладони, и впервые за это уже прошедшее утро, посмотрел в его глаза. – Разве всë настолько безнадëжно? – Не знаю. – апатично и от этого полностью безразлично ответил Мурильо, голосом, который потускнел так же, как и его взгляд. – А у тебя есть какие-либо гарантии на этот счëт? – Можешь считать, что да. – сказал ещë на самом деле ничего не придумавший Джорел, и вместо объяснений, он поддался странному и совершенно не своевременному желанию трепетно накрыть столь родные и любимые губы напротив своими губами. И действительно, это было самым верным, а главное единственным точным ответом на вопрос. – Правильное решение, принятое слишком поздно, уже не является таковым. Так ты согласен заменить Арона на концерте или нет? – мягко отстранившись, повторил своё предложение Джорел, не выпуская из рук со временем потеплевшую ладонь Дэнни, и тот согласно кивнул, наконец-то забросив свитер в чемодан к остальной одежде, этим избавившись от него так же, как и от сейчас давящих на него воспоминаний, на которые он, однако, не обменял бы и целой планеты. – Ладно, если тебе так хочется выбесить попечительский совет, я всё-таки не против. – неуверенно и как-то виновато улыбнулся Мурильо, после чего решил шуточно повалить Джорела на ковëр. – Кстати, что ты там говорил насчëт ухода со вкусом? Оба рассмеялись, и улыбка нависшего над Джеем тяжело дышавшего Дэнни, стала гораздо более естественной и счастливой, а в какой-то степени даже нахальной, хитрой и наглой. Он густо покраснел, понимая в какой деликатной позе оказался, однако фаза смущения длилась недолго: Джорел быстро поменялся с ним местами и вскоре снова незамедлительно прижался к его губам. – Я же говорил, что никогда тебя никуда не отпущу, красавчик. – уже задыхаясь от нехватки застенчиво дребезжащего кислорода, прошептал Дог. – Слишком уж много ты болтаешь, дружок, тебе так не кажется? – ещë шире улыбаясь, спросил Дэнни, стягивая с парня футболку и старые потëртые джинсы, пока Джей покрывал его шею поцелуями-полуукусами, после которых обязательно должны были остаться яркие багровые следы, однако этот факт отнюдь не смущал Джорела. – А вы слишком многое себе позволяете, господин Мурильо. – внешне невозмутимо отстранившись, сообщил он, и менторскому тону Деккера позавидовал бы любой учитель или приходской капеллан. – Ээй. – простонал Дэнни, попытавшийся напомнить вспомнившему о приличиях Догу о своём бренном, но всё же далеко не бессмысленном существовании. – Ты что, издеваешься? – А по-твоему, я способен на это? – абсолютно серьёзно уточнил Джей, снова приблизившись к нему, и теперь уже окончательно. – Я же люблю тебя, Дэн. – внезапно признался он, глядя прямо в лихорадочно блестящие, как никогда живые и выразительные глаза Мурильо, которые были самыми прекрасными на свете. – А ты? Ответа не последовало: Дэнни просто набросился на Джорела, обняв его обжигающе горячими руками за шею, и сжал парня так, будто хотел задушить. – Больше всего на свете. – прошептал он, и Джей одним движением стянул с него растянутую серую футболку, когда-то принадлежавшую самому Деккеру, не подходящие ни по размеру, ни ко всему происходящему штаны и уже тесные боксëры. Искра, буря, безумие. Или просто сметавшие всë на своëм пути чувства, которые оставляли после себя лишь сломанную мебель, приятное ощущение полного опустошения внутри, истерзанные губы и самую прекрасную боль буквально в каждой клетке тела. Любовь.

***

С самого утра субботы, атмосфера во всеми любимой и знакомой исправительной школе Санни-Сайд, неотвратимо и фаталистически постепенно накалялась, даже несмотря на то, что в одной из жилых комнат на третьем этаже, творился вполне объяснимый и до ужаса упорядоченный хаос переплетения тел. Тем временем, вырванные из цепких объятий сна Мэтт и Дилан, переодически чертыхаясь и беспрестанно проклиная неадекватную судьбу, уже явно обдолбанную и немного употребившую «для храбрости», расставляли аппаратуру в актовом зале, готовясь к никому не нужному юбилейному концерту, и в частности, к собственному финальному выступлению. Джонни, помогавший им в этом нелëгком и, мягко говоря, довольно нудном труде, настраивал технику, и только сидевший на неразгруженных коробках Чарли, как всегда перебиравший струны гитары, не принимал никакого участия во всеобщей суете. – Слушай, Террелл, займись уже чем-нибудь наконец. – любезно посоветовал ему Джордж, и это стали его единственные за несколько дней слова, обращëнные к Джордану. – Знаешь, я не на помойке себя нашëл, Рейган. – безразлично ответил сохранявший внешнее равнодушие Чарли, который предпочитал придерживаться позиции нейтралитета и игнорировать тех, кто в сущности не обращал на него внимания, как в последнее время делал Джонни. И несмотря на то, что он понимал, что тем самым навсегда упускал Террелла, Джордж продолжал постепенно дистанцироваться от него. И этот необратимый процесс, наверное, уже невозможно было остановить. Разве что, каким-то абсурдным событием, которое могло перевернуть всем знакомый и привычный мир с ног на голову. Или же, с головы на ноги, кто знает. Дилан вопросительно посмотрел на Чарли и потом перевëл взгляд на Мэтта, который отрицательно помотал головой. «Не имеет смысла вмешиваться», – означал этот довольно неочевидный жест, и всë же, Альварес смог растолковать его верно, и тяжело вздохнув, поставил стойку с микрофон на еë законное место, никаким образом не меняя законное течение событий. – Или ты забыл, что в нашем дуэте, я – Миссис Смит? – нагло улыбнулся довольный собой Чарли, и разложил всегда приятный на слух минорный аккорд на многозначительное арпеджио. – Блин, хорош уже бренчать! – попросил ничуть не растроганный патетическим признанием парня Джонни, и не особенно задумываясь, бросил в сторону Террелла непонятно откуда взявшийся в актовом зале теннисный мячик. Однако, он тоже расплылся в улыбке в ответ, вспомнив до жути точную фразу: «Два дебила нашли друг друга». Действительно. И Чарли, обычно уклонявшийся от подобного, ни секунды не размышляя, автоматически поймал ядовито-зелëный шарик, сжав его в руке. – Да, я согласен выйти за тебя. – в шутку сказал он, но почему-то никто не рассмеялся, а Джонни вообще выронил из рук тяжëлую коробку с проводами. – Террелл... – прикусив губу и помотав головой, прокомментировал Рейган слова своего «вроде бы, друга». – Ты идиот? – Прибереги свои замечания до постели, детка. – всë так же глупо улыбаясь, предложил Чарли, которого отчего-то развезло на самые дебильные намëки на свете. То ли потому, что он краем сознания понимал безвыходность своего положения, то ли от того, что вывести Джонни из себя, было лучшей стратегией на свете. – Слушай, может быть тебе подарить на Рождество мозг? – поинтересовался подошедший к нему Рейган, и Террелл невинно посмотрел на него сверху вниз. – Меня вполне устроит твоë присутствие рядом со мной. – всë в том же духе продолжил Чарли, и после этой фразы, Джонни был готов разбить его нос о его же гитару, но здравый смысл или появившиеся в актовом зале Джей и Дэнни, помешали ему этого сделать. – Привет. – неловко поздоровался Мурильо, который чувствовал себя здесь немного лишним, но кое-что мгновенно переубедило его в этом: парни сразу же бросились его обнимать, при этом чуть не задушив. – Ну что, кто-то готов провести самый запоминающийся юбилей в истории школы? На каждом лице появилась широкая счастливая улыбка, и все почти что одновременно кивнули. – Тогда погнали. – сказал Джей, взяв гитару, и оглядев своих друзей. Свою новую семью.

***

Дэнни чувствовал какую-то опустошающую неуверенность и даже панику. Его ноги подкашивались, а тело бросало то в жар, то в холод, пока ладони становились влажными, а сердце вытанцовывало свой предсмертный канкан. Ещë никогда в жизни Мурильо не чувствовал себя так паршиво и прекрасно одновременно: это был час его мести, которая, как известно, всегда подавалась ледяной и уже порядком остывшей. Но всë же горячей внутри, будто адское пекло. Тем временем, на сцене какой-то прыщавый мальчик с дрожащим голосом рассказывал слезливую поэму о неразделëнной любви, пока переполненный зал старался не заснуть и делал вид, что ему было интересно. – Да, мы хорошенько встряхнëм их задницы. – задумчиво сказал Чарли, но Дэнни его даже не услышал: в ушах, среди плотной шумовой завесы вырисовывались только слова мисс Блез: «Ты и тебе подобные – не достойны счастья». Что ж. Сегодняшний вечер должен был доказать, что это было далеко не так. Сегодняшний вечер в маленьком школьном актовом зале, наполненном бледными, спрятанными в тени зрительских мест, кривыми лицами. – Удачи. – после грома рукоплесканий, пожелал Чарли, дружески, и всë же от волнения слишком сильно хлопнув Дэнни по плечу, и вскоре, он вместе с парнем вышел на залитую светом сцену. Джордан волновался не меньше Мурильо, и перед началом инструментального вступления бросил какой-то молящий, совершенно неосознанный взгляд в сторону Джонни, стоявшего рядом. – Не переживай. – шëпотом попросил Рейган, видя, что Террелл был напуган до такой степени, что мог в любой момент потерять сознание или расплакаться. – Я рядом с тобой. – И будешь всегда? – бесхитростно спросил Чарли, и получив положительный ответ, кивнул Мэтту и ударил по струнам. Можно было начинать. Крик «Undead», исполненный парнями, потонул во всеобщем недоумении и страхе организаторов. На лицах появились злорадные улыбки, и глаза сами нашли в толпе нужные лица: стоявший в первых рядах, как всегда безжизненно бледный Дьюс, перепуганная мисс Блез и расположившаяся рядом с ней мать Дэнни, точно не готовая к такому повороту событий. «Вам лучше свалить с нашего пути», – начал припев Мурильо, чувствуя какой-то дикий прилив адреналина и вдохновения. Он ещë никогда не чувствовал себя настолько живым и счастливым, как на этой маленькой и откровенно убогой сцене, теперь ставшей восхитительной, рядом с его настоящими друзьями и настоящими родственными душами. «Вы знаете, что мне похуй на то, что же вы все говорите и думаете». Но так ли это? С сегодняшнего вечера, когда вся школа взлетит на воздух, да. И допев припев, Дэнни передал Джонни микрофон, понимая, что Джорел был прав. Если ты уходишь, надо сделать это с размахом и вкусом. С удовольствием, радостью, и главное, вместе. Иначе это бегство: от себя, обстоятельств и проблем. До этого испуганно молчавший зал, ожил. Теперь никто не был скован страхом, только желанием жить и слиться воедино с собственной свободой, не ограниченной какими-либо правилами. «Undead!» – прокричали парни после окончания куплета 3 Тирса, и до этого немые зрители вторили им. Музыка жила. А вместе с ней в мир приходили эмоции и чувства, до этого неизведанные никем. Дэнни наслаждался. Единством своих переживаний и слов, наслаждался каждой секундой, когда он не был маленьким мальчиком, чьи мечты можно было безнаказанно растоптать. И больше, Мурильо не станет таким никогда. Потому что сегодня он воскрес для того, чтобы драться за себя и своë место в этом мире, а не для того, чтобы снова унижаться и просить о том, что уже принадлежит ему: просить о счастье и любви, которую парень наконец-то обрëл и теперь не потеряет ни за что. И после финального «Undead», ни у кого не осталось сомнений на этот счëт. Зал взорвался аплодисментами, а вскоре, ставший фирменным крик возбуждëнного Чарли «ублюдки обязаны умереть», потонул в образовавшемся шуме. И тяжело дышавший Террелл, не осознавая своих действий, передав гитару вставшему из-за барабанной установки Мэтту, не слыша ничего, кроме учащëнного биения собственного сердца, прижался к ошеломлëнному Джонни и его губам. Шум усилился, и складывалось впечатление, что наступил судный день. И вспотевший, насквозь промокший Джорел внезапно потребовал тишины. – Я хочу кое-что сказать. – забрав микрофон у Дилана, прокричал он, и все постепенно замолчали, пока Чарли отошëл от Джорджа, при этом не переставая влюблëнно и благодарно смотреть в его глаза. Как и Джонни, теперь познавший, что же такое любовь, и почему она действительно стоит приложенных усилий. – Я хочу кое-что сказать. – до сих пор тяжело дыша, повторил Джей, и эхо разнесло его слова по всему актовому залу, заставив спешившего на сцену директора, замереть, а всë ещë висевший в воздухе адреналин, превратиться в напряжение. – Дэнни, – обратился он к парню, и снова сжал его тëплую, родную руку в своей ладони. – Я люблю тебя, и непросто готов умереть ради этого. Я готов жить, с тобой и для тебя. Потому что ты и есть моя жизнь, и я не позволю еë отобрать. Никогда и никому. И Джорел, чувствуя, как на его глазах появлялись слëзы, обнял остолбеневшего Дэнни, и зал снова потонул в аплодисментах. – Вы исключены! – закричала мисс Блез, но всем действительно было наплевать. – Собирайте вещи, твари, и чтобы завтра вас здесь не было! Мурильо! Ты что, не видишь, что твоя мать тебя уже ждëт? – Считайте, что он слепой. – невозмутимо пожал плечами Чарли, и повлëк за собой Джонни, который в поцелуе прижал его к стене, когда они оказались за сценой. И теперь, слова были лишними: всë уже давно было сказано и сделано. И оставалось только желание раствориться и познать то, что всегда было просто мечтой. – И даже если ты дебил, ты только мой. – сказал Джонни, когда наконец стянул с Джордана футболку не для того, чтобы переодеть. – Да, сладкий. – ухмыльнувшись, ответил Чарли, и уставился в глаза напротив, будто видел их впервые. – А когда-то, ты хотел меня закопать. Помнишь? – спросил Джордж после очередного поцелуя, и по всему счастливому виду его любимого парня, он понял, что тот действительно всë прекрасно помнил. – А ты, напившись, признавался мне в любви. – ударился в приятные воспоминания Чарли, и его улыбка стала шире. – Так ты тогда ничего не забыл! – воскликнул Джонни, всегда в сущности знавший это. – А тебя не научили, что врать нехорошо? – Ну, может быть, ты сможешь преподать мне пару уроков. – обняв его за шею, пошло предложил Террелл, и снова потянул его за собой, на этот раз уверенный, что эту ночь они точно не смогут забыть. И не захотят.

***

Нью-Мексико тонуло в лучах ласкового утреннего света, и полурастаявший снег, яркими бриллиантами блестел под его нежными, завораживающими лучами. На вечно отдаляющемся горизонте, вырисовывались чëрные и высокие силуэты шестерых парней, каждый из которых сжимал чемоданы, прощаясь со старым и уже порядком истрепавшимся зданием Санни-Сайда, которое теперь навсегда уходило в прошлое. И это «навсегда» было уже окончательно определенно: на пустой, покрытой плотной коркой льда дороге, появился знакомый всем грузовик Майлза Деккера, на котором до сих пор пестрела привычная всем наклейка «Занимайтесь любовью, а не войной». И Джорел, успевший узнать дружбу, ненависть и любовь, заворожëнно смотрел куда-то вдаль, в сторону лежавшей у океана, тëплой и приветливой вселенной, которую он собирался разделить вместе с Дэнни. В сторону заветного направления: «Нью-Мексико – Калифорния».