Октябрь одной ведьмы

Запах влажных плит забивался в нос и лёгкие, и Хельги дышала всё глубже и глубже, погружаясь в неземное блаженство. Нет, нет, это, пожалуй, слишком уж. Не то что бы, конечно, неземное, но ей нравился запах сырости. Было в нём что-то такое… Погода стояла ужасная, как утверждали посетители их маленькой кофейни. Внутри — уютно и тепло, и люди, утопая в мягких креслах, выбирали между латте с шоколадной крошкой и какао с маршмэллоу, и почему-то каждый считал священным долгом высказать неимоверное отвращение к мелкому моросящему дождику, так неудачно заставшему их в дороге. — А мне нравится, — честно признавалась Хельги и в ответ на недоумевающие взгляды продолжала, — ведь благодаря ему вы чувствуете себя так уютно с чашкой… чего бы вы там ни выбрали. И люди сразу начинали улыбаться, ощущая уют кофейни, оглядываясь и осознавая, как же замечательно тут сидеть, среди маленьких украшений, стеллажей с книгами и ароматом кофе, витающим вокруг. Домой Хельги возвращалась поздно вечером, когда уже смеркалось. Дождь закончил свою мерную песенку на затихающей ноте, и ведьме не пришлось его упрашивать не капать на неё, и это немножко обидно, ведь она приготовила такую замечательную проникновенную речь. Она шла мимо стройки, всё насвистывая мотив дождя, как вдруг услышала тоненький звук. Кто-то плакал и звал на помощь, кто-то маленький и напуганный, там, среди плит и кирпичей, и Хельги немедленно ринулась к забору. «Какие же замечательные строители, ни зазора не оставили!» — восхитилась она, пытаясь проникнуть на стройку. Наконец, замечательность закончилась, и она протиснулась в маленькую брешь. И тут же вдохнула пьянящий аромат мокрых плит. Он накрыл её с головой, и она осталась бы тут навсегда, если бы кто-то не пискнул снова. Ведьма пошла на звук, спотыкаясь и едва не падая, и, наконец, добралась куда нужно. И там, среди кучки кирпичей, одиноко сидел маленький чёрно-белый котёнок, мокрый, испуганный и дрожащий. Хельги закусила губу и немедленно протянула руки. И зашептала на языке живых и мёртвых, обещая малышу покой и безопасность. Он взглянул на неё огромными зелёными глазами, и ведьма немедленно влюбилась. Схватила дрожащий комочек и поспешила домой. Солнечный луч, разумеется, разворчался: — Кого это ты притащила?! — Друг мой, ты тут всего третий день, а уже ворчишь, будто хозяин, — засмеялась ведьма, кутая котёнка в полотенце. Он верещал от страха, сжимаясь и царапаясь, и Хельги говорила с ним, успокаивала. Перевернула на спину, присмотрелась. — Да это же девчонка! — воскликнула она. — Ну, держись, лучик! Теперь тут две девчонки, и тебе с нами не сладить! Она захихикала, а луч обиженно надулся. — Как мы её назовем? — деловито осведомилась ведьма, укладывая котёнка на диван. И луч, мигом забыв об обиде, раздражённо заявил: — Наглая пришелица! Завоевательница! Вторженка! — Лапка, — перебила его Хельги и погладила кошечку. — Знаешь, она такая лапочка! И… у неё же лапки! Кошечка зевнула и улеглась спать, всем своим видом показывая, что когда она проснётся, то намерена увидеть миску, полную свежего молока.