Третье из двух

2023, 27 августа

Аркадия Бэй восстала из руин — особенно хорошо это видно с обзорной площадки рядом с новым маяком. У подножия утеса вновь растут пихты, рассыпаются во все стороны разноцветные пятна домов, кипит жизнь. Макс могла бы поверить, что вернулась на десять лет назад и отменила ураган. Однако различия пробиваются сквозь тонкую ткань нового мира. Аркадию Бэй восстанавливают, но многого больше нет. Нет закусочной «Два кита», да и самих китов давно не видели. Нет дома Прайсов, как и Дэвида с Джойс — вскоре после суда они разъехались. Нет Хлои, Кейт, а главное… — Как интересно, — перебивает Уоррен мысли Макс. — Казалось бы, Аркадия Бэй — типовой городок, несложно отстроить его таким, каким был до урагана. Но вот гляжу я и чувствую… — Что-то не на месте, — заканчивает Макс — она понимает его как никто другой. — Потому что этот «типовой городок» — наше прошлое. Его мы ищем и не находим. — Как знать, как знать. Ничто не исчезает бесследно — профессор Грант, наверно, вспомнила бы квантовое бессмертие. Макс кивает и смотрит вдаль, на реконструированную Академию Блэквелл. Из мертвой почвы Аркадии Бэй проклюнулась надежда — теперь власти раздают жилье каждому, кто готов воскрешать город. В том числе Уоррену, учителю естественных наук и преемнику Грант. — Как думаешь, — продолжает он, — она бы гордилась мною? — Еще бы, — улыбается Макс. — Ты столько всего переборол, Грант бы оценила. Она всегда боролась, вспомни хотя бы те петиции против камер в Академии. — Я просто обязан отдать дань ее памяти. Есть учителя, которых невозможно забыть. Есть, молча соглашается Макс и думает совсем не о Грант. Щелчок камеры позади — и Макс подскакивает. Осознаёт, что в ее руках больше нет полароида, поворачивается и видит его в руках дочери. — Хоуп, — строго говорит Макс, — у тебя же свой фотоаппарат. — Мне он не нравится, — надувает губы Хоуп. — Там долго всё, а тут раз и готово. Тебе жалко? — Не жалко, но помнишь, чему я учила? — Хоуп застывает в раздумьях, Макс подсказывает: — Когда снимаешь на пленку, каждый кадр должен быть продуман. — Я и продумываю! — Хоуп встряхивает кофейными волосами. — Смотри. Она нажимает кнопку моментальной печати, на бумаге проступает основание маяка с заходящим солнцем сбоку. Макс думает, высказаться или нет, и всё же решается: — Хорошо, только размыто. — Хоуп хмурится. — Не грусти, в следующий раз выйдет лучше. — По-моему, замечательно, — одобрительно покачивает головой Уоррен. — Повесим ее в спальне. — Своим не врут! — щурит Хоуп карие глаза. — Сам же мне говорил. — Папа не врет, — успокаивает ее Макс. — Он просто… менее критичен. Потому что он не папа, про себя договаривает. Марк не пощадил бы самолюбие дочери. Не щадил он и Макс, и тем сделал ее профессиональным фотографом. Теперь Макс поможет Хоуп со всей деликатностью. — Смотри, — берет Макс полароид, — и увидишь композицию. Вон там… — Макс! — раздается снизу. — Мы здесь. У подножия холма — Дана, Тревор и их дочь. Хоуп тоже замечает и кричит: — Кейт, тетя Дана! Сюда идите, здесь красиво. — Нет, — обнимает Дана свой выпуклый живот, — не по мне такой подъем. Лучше вы к нам. Хоуп не нужно уговаривать — вмиг слетает по каменной лестнице. Когда Макс с Уорреном спускаются, Хоуп уже болтает с животом Даны. — Он же тебя не слышит, — со смешком комментирует Кейт. — А мама говорит, я всё слышала и чувствовала, когда была в ее животике, — возражает Хоуп и поворачивается к Макс. — Мам, почему у Кейт будет братик, а у меня нет? Макс вздыхает. Как объяснить девятилетней дочери, что та будто запечатала ее матку? Или это сделал Марк, не желавший для Макс чьих-то еще детей. — Дети не спрашивают, — вспоминает она слова Джойс, — о наших планах. Приходят когда сами захотят. Так пришла Хоуп в свое время, перевернув жизнь Макс к лучшему. Худшим из способов, и всё же… — Это да, — усмехается Дана, поглаживая живот через джинсовый комбинезон. — Приходят и есть требуют, вот как этот. Так что до скорого, ребята, пойду жевать мел. Макс провожает их взглядом. Хоуп уже на лестнице, фотографирует маяк с другого ракурса. Чайки кружат над водой, пихтовые силуэты обрамляют закат — этот кадр будет бесподобен. — Хорошим фотографом станет, — резюмирует Макс. — У нее это в крови. — Ну да, — выдавливает Уоррен. — В крови. «Но не от меня», — читается в его лице. Хоуп обожает названного папочку, соседи подмечают их мнимое сходство, однако Уоррену всегда будет мало. — У нее лучший отец, который только мог быть, — с этими словами Макс кладет голову ему на плечо. — Ты. Тот обнимает ее, вместе смотрят на океан — переживший все бури и отныне безмятежный, как сама Макс. Хлоя больше не приходит в ее сны. Больше Макс не переносится мыслями в другую реальность, ложась рядом с Уорреном. Больше не плачет в кабинете психотерапевта, не ругает себя за то, что не смогла родить второго ребенка. А главное, больше не рвется надвое, потому что осознала… — Как ты это назвал? — вспоминает Макс их недавний разговор. — Ложная дихотомия выбора? — Уоррен морщит лоб, она поясняет: — Ну когда считают, что третьего не дано. — А, да. С точки зрения… Дальше Макс не слушает: знает всё и без ученых. Когда-то жизнь казалась ей бесконечной развилкой, теперь Макс понимает, что из двух путей всегда выбирала невидимый третий. Из двух смертей — жизнь. — Не слушаешь? — вздыхает Уоррен. — Я спросил, как проведем твой день рождения. — А, — возвращается в реальность Макс. — Дейзи обещала приехать, она за нас и решит. Макс и забыла, что ей почти двадцать восемь — в этом возрасте, говорят, жизнь только начинается. Она прожила несколько жизней и точно знает, что каждая была не напрасной. Прошлое, будто волна, отшлифовало Макс, вынесло на сушу и отхлынуло. Нет правильных и неправильных решений, мысленно заключает она. Всем хорошим в своей судьбе Макс обязана плохому, в том числе Марку. Из них двоих сложилось третье — Хоуп, живая надежда. Она стоила всего. — Мама, мама! — подбегает та, размахивая новым снимком. — Это тебе нравится? — Очень, — улыбается Макс. Обнимаются втроем. Под их ногами океан шепчется с чайками, августовский вечер золотит деревья и дома, а сбоку возвышается маяк, прекрасный в реальности и на фото Хоуп. Сегодня Макс ни разу не солгала дочери.