Every year everything I have ever learned in my lifetime leads back to this: the fires and the black river of loss — “In Blackwater Woods” - Mary Oliver
— Не отключайся, — приказывает Вэнь Цин. Её сердце колотится, в ушах звенит, руки очень хотят задрожать. Между её пальцами лежит золотое ядро, духовная энергия сверкающе горячая и живая. Краем сознания она восхищается тем, что стала первым человеком, который напрямую прикоснулся к нему, пусть страх совершить ошибку и витает вокруг. — Не отключайся, Вэй Усянь! Пот капает на его висок, Вэй Усянь издаёт болезненный стон — голос охрип после двух дней, в течение которых он кричал. Во время первой попытки обезболивающие травы выключили его, и сверхъестественно сильное золотое ядро затухло прежде, чем Вэнь Цин смогла поднять его. Перед новой попыткой им пришлось ждать, пока заклинатель проснётся. Вэнь Нин воспользовался возможностью и стал умолять её сдаться. «Равные шансы на успех и неудачу», — очень уверенно сказал Вэй Усянь. Теперь же его короткие вскрики подпитывают панику Вэнь Цин. Она отчаянно желает слушать вместо этого его бессмысленную болтовню, а мигрень, вызванная ей, намного предпочтительнее этого тревожного поскуливания. — Цзецзе, — дрожа молит Вэнь Нин, его большие руки лежат на плечах заклинателя, как и просила сестра, и парень зажмуривается, внезапно чувствуя тошноту после многих лет, что помогал ей. — Он будет в порядке? «Шанс на успех — пятьдесят процентов», — думает Вэнь Цин. Она спасала жизни людей и с ещё меньшими шансами на выживание — она не просто так лучший врач Ордена Цишань Вэнь. Она может это сделать. Но Вэй Усянь продолжает затухать, пока Вэнь Цин всё ближе и ближе перемещает золотое ядро к предполагаемому получателю, тонкая ткань одежды наследника Цзян не позволяет ей забывать, чья жизнь находится в её руках. Несмотря на настойчивый, отчаянный зов Вэнь Нина, глаза заклинателя закрываются. Нить света, соединённая с обнажённым ядром, тускнеет и становится всё бледнее, её можно видеть только из-за тяжести солнечных лучей. Вэнь Цин ускоряет свои движения, игнорируя то, что золотое ядро обжигает пальцы — она хочет, чтобы её пациент бодрствовал достаточно долго для завершения переноса. — Вэнь Цин, — шепчет Вэй Усянь, по его щекам текут слезы и смешиваются с теми, что высохли за прошедшие часы. — Ещё немного, — уверяет его девушка, осторожно перемещая его золотое ядро в тело наследника Ордена Юньмэн Цзян… нет, Лидера Ордена Юньмэн Цзян. Она молится, чтобы тело Цзян Чэна приняло этот дар и чтобы все страдания не были напрасны. Оно принимает. Свет оседает в Цзян Чэне, рассеиваясь и сливаясь с его ци. Вэй Усянь жалобно стонет и спрашивает: — Сработало? Вэнь Цин вздыхает, на мгновение закрыв глаза. — Думаю, да. Теперь ты можешь отпустить. Конец нити золотого ядра, связанного с хозяином, беззвучно исчезает. Как странно, что что-то настолько неотъемлемое для тела может уйти настолько тихо. Золотое ядро в теле Цзян Чэна пульсирует один раз, потом ещё один раз и успокаивается. Волна облегчения охватывает Вэнь Цин, сладко и резко. — А-Нин, подготовь для него мафэйсань [1]. К тому времени, когда она зашила их обоих, вставила несколько аккуратных игл и поставила припарки из жимолости, Вэй Усянь погас, как свеча в бурную ночь. Закончив, девушка благодарно берёт ткань, которую ей протягивает брат, и вытирает окровавленные руки. Она дрожит под тяжестью того, что совершила. Лекарство вырубит Вэй Усяня на час. Удовлетворённая и измученная, Вэнь Цин садится, прислонившись спиной к дереву и вытянув ноги. Они делят с Вэнь Нином последний оставшийся на дне мешка шаобин [2] и с нетерпением ждут пробуждения Вэй Усяня. Но он не просыпается.***
Когда Цзян Чэн просыпается, у него на лбу лежит холодная влажная ткань, а на глазах больше нет повязки. Ему требуется некоторое время, чтобы вспомнить, что произошло — он пошёл на гору, принадлежащую Баошань Саньжэнь, чтобы молить о помощи. Должно быть, это сработало — его тело решительно гудит от энергии, тёплое и наполненное. После унизительных дней, которые он провёл без ядра, духовная энергия внутри него ощущалась даже сильнее, чем до того, как её украл Вэнь Чжулю. Ему стало интересно, случилось ли это из-за вмешательства Баошань Саньжэнь. — Цзецзе, думаю, он проснулся. Цзян Чэн открывает глаза и потрясённо смотрит на Вэнь Нина, склонившегося над ним. — Что ты делаешь, пёс Вэней? — кричит наследник Цзян. Вэнь Нин вздрагивает. — Извините, Цзян-цзунчжу, я не хотел Вас напугать. Но, прежде чем заклинатель успевает отреагировать на не очень подходящие звание, в поле зрения показывается Вэнь Цин, которая, как ни странно, меняет его компресс на новый. — Как ты себя чувствуешь? — А тебе какое дело? — подозрительно ворчит Цзян Чэн. Вэнь Цин вздыхает. — В данный момент я во всех отношениях твой врач, — говорит она, устало звуча. — Но если хочешь, я не против оставить тебя на этой забытой небесами горе. — Нет, я… Как я сюда попал? Почему вы здесь? Вы преследовали меня? Вы видели Баошань Саньжэнь Сяньшэн? — Не было никакой Баошань Саньжэнь, — коротко говорит девушка. — Что… — Заткнись, — огрызается она. — Не было никакой Баошань Саньжэнь. Это сказка, которую придумал Вэй Усянь, поскольку думал, что это поможет тебе почувствовать себя лучше. Затем Вэнь Цин рассказывает ему всю историю. Историю с немыслимым финалом. Позже брат и сестра Вэни отводят Цзян Чэна к бледному, тревожно неподвижному Вэй Усяню, который лежит рядом со свежевырытой могилой. Новое золотое ядро Цзян Чэна — последний подарок его брата — горит, когда он сжимает кулаки и падает на колени. Комок из вины, гнева и сожаления душит его, затуманивая зрение. Но он всё равно кричит сквозь этот туман.***
Лань Ванцзи находится на фронте, проходившем у Ланъя, помогая своему брату и Не Минцзюэ с разработкой стратегии следующей битвы, когда снаружи палатки раздается шум. Слыша, как люди здороваются, он предполагает, что прибыло новое подкрепление. Он поворачивается к брату, чтобы продолжить их разговор, и его глаза сужаются, когда он видит понимающую улыбку, растянувшуюся на лице Лань Сичэня. — Ванцзи, как ты думаешь, пришёл ли кто-то из твоих друзей? — Мгм, — скептически отвечает Лань Ванцзи, пусть ему и интересно, присоединится ли к ним кто-то из его сверстников. Несмотря на оптимизм брата, друг — это слишком большое слово для описания почти каждого из них — каждого, кроме одного доброго умного парня, который очень сильно старался привлечь его внимание, который пожертвовал своим лекарством, чтобы помочь исцелить Второго Нефрита, хотя сам, тоже, страдал от страшной раны. Со временем двое новоприбывших пробираются в их палатку. Цзинь Цзысюань и Цзян Чэн стоят в полный рост, несмотря на грязь, испачкавшую их дорожную одежду, и приветствуют заклинателей вежливыми поклонами. — Цзэу-Цзюнь, Лань-эр-гунцзы, Чифэнь-Цзюнь. Лань Ванцзи кланяется в ответ в унисон со своим братом, Бичэнь успокаивающе оттягивает руку. Он не осознает, что ищет кого-то, кто стал бы встревать в разговор, пока не замечает отсутствие этого человека. — Вэй Ин тоже здесь? — спрашивает он, когда закончился обмен любезностями. Лицо Цзян Чэна искажается болью и печалью, выглядя необычайно уязвимо. Пахнет отчаянием и чувством вины. — Он не придёт. Лань Ванцзи хмурится. Раньше, когда они приезжали на обучение в Облачные Глубины и когда находились на перевоспитании в лагере Вэней, Цзян Чэн и Вэй Усянь были практически неразлучны. — Где он? — Его нет. Паника начинает охватывать Второго Нефрита, в ушах звенит. Конечно, Цзян Чэн говорит метафорически, может быть, Вэй Усяня отправили на другое поле битвы как доверенное лицо Лидера Ордена Юньмэн Цзян. — Где? — повторяет Ванцзи, одновременно раздражаясь из-за того, что повторил свой вопрос, и боясь услышать ответ. Цзян Чэн смотрит глазами в землю, опустив плечи. Все взгляды обращены на него. — В следующей жизни. Мир останавливается. — Нет, — говорит Лань Ванцзи, едва ли слыша собственный безумный голос. — Нет, это… Это невозможно. — Ванцзи, — говорит Лань Сичэнь, и Второму Нефриту не нужно видеть, чтобы знать, что глаза брата полны безграничного сожаления. После смерти матери, Лань Ванцзи часто носит такое выражение лица; он ловил себя на том, что не может перестать скорбеть, его гардероб полон белых вещей, а лицо неподвижно. И пусть он никогда никому не рассказывал о бабочках в животе, появляющихся, стоило Вэй Усяню показаться рядом, или стоило кому-то упомянуть его — брат всегда всё знает. При этой мысли мир перед глазами плывёт. Страх впивается в грудь также, как в тот момент, когда он узнал, что Лань Сичэнь исчез. Как это могло произойти? — Лань-эр-гунцзы, — обеспокоенно говорит Цзинь Цзысюань. Сочувствие плохо смотрится на его надменном лице, и Лань Ванцзи знает, что горе плохо смотрится на его собственном. Он вспоминает, как в последний раз видел Вэй Усяня и Цзысюаня вместе, когда выносил Вэй Ина из пещеры Черепахи-Губительницы. Второй Нефрит помнит, как заклинатель уткнулся лицом в его грудь, из-за лихорадки оно покраснело и промокло от пота, и как Лань Ванцзи поймал себя на мысли, что хочет всегда заботиться о Вэй Усяне, даже если тот не болен. Волосы под пальцами были мягкими, тяжесть головы, лежащей на коленях, успокаивала, когда Нефрит в свою очередь напевал написанную им песню, чтобы успокоить заклинателя. На глазах Лань Ванцзи наворачиваются слёзы. Рука брата ложится на плечо, но он этого не замечает. Дыхание перехватывает, вдохи короткие. Ему нужно… ему нужно выбраться отсюда, уйти подальше от смущающих, направленных на него взглядов Цзян Чэна и Цзинь Цзысюаня, подальше от удушающей заботы Лань Сичэня. Второй Нефрит проходит мимо них, в спешке забывая о манерах и слыша ворчание Цзян Чэна, пока выбирается наружу: — А в чем его проблема?***
Лань Ванцзи отказывается от дневного стратегического собрания ради своей идеальной эмоциональной терапии — игре на гуцине. Играет громко, выбирая агрессивные мелодии, содержащие диссонанс, и пытается успокоить своё сердце. Ранее он был настолько шокирован, что даже не подумал спросить, как умер Вэй Усянь, и находился ли там сам Цзян Чэн, когда это произошло. Второй Нефрит даже не попрощался должным образом, когда они виделись в последний раз, а происходившее в те семь дней сблизило их сильнее, чем он когда-либо позволял себе надеяться. Лань Ванцзи прерывисто вдыхает драгоценное воспоминание, которое стало туманным, далёким. Он играет песню, которую сочинил, будучи разочарованным, тоскующим подростком, песню, которой он мечтал однажды поделиться с человеком, вдохновившим на её создание. Когда ужасное отчаяние продолжает терзать его, Лань Ванцзи пытается медитировать, отключаясь от повседневного шума лагеря, солдат, возвращающихся с битвы, поваров и целителей, которые пытались делать свою работу, несмотря на отсутствие необходимых припасов. Он знает, что должен быть там с ними, но Нефрит не может терпеть мысль о том, чтобы просто жить так, будто ничего произошло, будто луна только что не упала с неба. Катарсис [3] остаётся неуловимым.***
На следующий день Лань Ванцзи узнает это через слухи: Цзян Яньли безутешна, а Цзинь Цзысюань снова выставляет себя дураком, пытаясь успокоить её. В тот день Нефрит направляется к свите Цзянов. Ученик в фиолетовой одежде, которого он спрашивает о местонахождении Цзян Яньли, лишь недоуменно смотрит на него, а потом показывает на медицинские палатки. Оживлённый лагерь переполнен людьми, особенно в импровизированном лазарете, где целители суетятся между пациентами, находящимися здесь в слишком большом количестве. Лань Ванцзи кружит по окрестности, ища Деву Цзян, когда его острый слух улавливает доносящиеся из ближайшей палатки тихие рыдания. Сразу после звука, полного страданий, мягкий голос снова и снова повторяет: «Ах, А-Чэн». У Второго Нефрита нет намерения подслушивать — это напрямую запрещено правилами Ордена Гусу Лань. Но сейчас похоже неподходящий момент для вторжения, особенно, если плачет наследник Цзян. Если Лань Ванцзи случайно подслушает информацию, которую ищет, а не станет надоедать Цзян Яньли с неудобными вопросами, тогда для всех жизнь станет легче. А потом он назначит себе наказание, чтобы загладить вину. — Это не твоя вина, — бормочет девушка, словно отвечая на мысли Нефрита. — Конечно, это не моя вина! — взрывается Цзян Чэн, его голос хриплый, как наждачная бумага. — Как я могу быть виноват в том, что этот идиот пошёл и сделал что-то настолько тупое, не сказав мне ни одного долбаного слова! — А-Сянь хотел только лучшего для тебя, — нежно говорит Цзян Яньли. — Ты знаешь, он никогда не любил нам рассказывать то, что могло заставить нас волноваться или поступиться своими принципами ради него. — Это отличается от попыток не говорить, что ты не любишь репу или что кашляешь. Как, блять, кто-то может отдать своё золотое ядро, не сказав тебе? А-Цзе, он соврал. Лань Ванцзи замирает, чувствуя, как по спине бежит холодок. Вэй Ин, нет. Брат рассказывал ему о нападении Ван Линцзяо и о том, что после него практически не осталось выживших. Он всегда слишком хорошо видел мельчайшие изменения в выражении лица Лань Ванцзи, поэтому осторожно добавил, что их разведка считает, что наследник Цзян, Дева Цзян, а также первый ученик Ордена всё ещё живы, хотя бы из-за того, что силы Вэней не хвастались их смертью, как это произошло с Цзян Фэнмянем и Юй Цзыюань. Но никто не был уверен в этом, даже сама дева Цзян, приехавшая из Мэйшаня три дня назад. Логично предположить, что Вэнь Чао послал своего драгоценного телохранителя, грозного Сжигающего Ядра, чтобы защитить Ван Линцзяо. В последовавшим за этим хаосе Цзян Чэн мог столкнуться с Вэнь Чжулю и потерять золотое ядро. А потом Вэй Усянь, отчаянно пытающийся спасти своего брата, похоже… Похоже… В горле Лань Ванцзи встаёт ком. В палатке Цзян Яньли и Цзян Чэн продолжают тихо говорить, и Нефрит не мог не склонить перед ними голову. Помощник целителя, одетый в цвета Ордена Цинхэ Не, приветствует его, и Лань Ванцзи едва сдерживается от того, чтобы поздороваться с ним, поскольку это выдаст его. — Эй, перестань суетиться, я чувствую себя хорошо, — говорит Цзян Чэн, и почему-то это звучит очень горько. — Думаю, теперь со мной всё будет хорошо: все всегда знали, что его ядро сильнее моего, — пауза. — Было, — неуверенно исправляется он. — Есть. Неважно. Цзян Яньли какое-то время не отвечает, и Лань Ванцзи сосредотачивается на базовых дыхательных упражнениях Гусу Лань, пытаясь подавить боль и неверие, спутавшиеся у него в груди. Когда он слышит её приглушённый плач, его собственные глаза тоже становятся влажными. — Я скучаю по нему, — она вздыхает между тихими всхлипами. — Я так сильно любила его. — Я знаю, — говорит наследник Цзян. — Я тоже. — Как думаешь, он знал? — Он знал, Цзе. Конечно, он знал. Погрузившись в туман, Лань Ванцзи возвращается в своё временное жилище, грубо игнорируя всех, кто приветствует его. Какое право он имеет скорбеть о Вэй Усяне? Цзян Яньли и Цзян Чэн потеряли брата после смерти родителей и остальных членов своего Ордена. Второму Нефриту никогда не хватало смелости рассказать Вэй Усяню о своих чувствах — оглядываясь назад, эта идея кажется нелепо простой. Конечно, она проще, чем любовь к кому-то, кто ушёл в следующую жизнь, кому-то, кто через самосовершенствование смог бы обрести бессмертие, если бы получил возможность. Когда отец Лань Ванцзи умер, накрывшее его одеяло горя сбивало с толку. Он едва знал этого человека. Как можно скорбеть о ком-то, кого ты видел всего несколько раз, кто так мало влиял на тебя? И всё же той ночью он плакал в пещере, думая о своём отце, лежащем на смертном одре, раненом дяде и о пропавшем брате. Но не нужно знать Вэй Усяня, чтобы понять его. Вэй Усянь, который спас его жизнь от уродливой Сюаньу, хотя мог воспользоваться ситуацией и сбежать. Вэй Усянь, который сражался так, будто меч был продолжением его руки, и во время каждой дуэли его движения могли сравниться с движениями Лань Ванцзи. Вэй Усянь, который подарил ему кроликов, поскольку думал, что они смогут составить Второму Нефриту компанию. Вэй Усянь, который научил его, что не нужно быть послушным, чтобы быть хорошим. Вэй Усянь, единственный человек в истории, который достаточно самоотвержен, чтобы отдать своё золотое ядро тому, кого он любил. Его не нужно знать, чтобы оплакивать. Когда Лань Ванцзи возвращается в свою палатку, Лань Сичэнь ждёт перед ней, нахмурившись из-за беспокойства. — Ванцзи, — говорит он, — с тобой всё будет в порядке? Лань Ванцзи не знает.***
На следующий день Лань Ванцзи смог закалить своё сердце и сходить на утреннее стратегическое собрание. Сегодня Цзян Чэн выглядит более уверенным и заявляет, что планирует отомстить за свой Орден и семью, найдя и убив Вэнь Чао, Вэнь Чжулю и Ван Линцзяо. — Я присоединюсь к тебе, — говорит Второй Нефрит. — Ты? — выпаливает Цзян Чэн. И он не единственный в комнате, кто выглядит озадаченным. Только Лань Сичэнь не удивлён, в его глазах читается принятие, когда Лань Ванцзи осматривается. В конце концов, первым говорит именно Не Минцзюэ. — Ванцзи, ты был бы более полезен здесь, а не с Цзян-цзунчжу. Говорят, что Вэнь Чао и его люди направляются в Илин, но большая часть сил Вэнь Жоханя находятся здесь, на севере. — Этот скромный Лань просит прощения, Чифэнь-Цзюнь, — говорит Лань Ванцзи, низко кланяясь, — но я должен пойти. Есть тот, за кого я должен отомстить. — Кто? — Вэй Ин, — отвечает он, любимое имя оставляет кислый привкус на языке. Не Минцзюэ смотрит на Лань Сичэня, который слегка качает головой. — Хорошо, — ворчит Лидер Ордена Цинхэ Не. — Иди и поспеши назад. И ты, Цзян-цзунчжу. — Ладно, — говорит всё ещё сбитый с толку Цзян Чэн. — Чем больше, тем лучше. Итак, решено. Лань Ванцзи и Цзян Чэн возглавят небольшую группу, чтобы выследить Вэнь Чао. Они отправятся в путь через два дня. Второй Нефрит отомстит за Вэй Усяня, наказав того, кто заставил его пойти на такие решительные действия. А потом, после войны, Лань Ванцзи отправится на его могилу в белой одежде, из-за которой Вэй Усянь дразнил его. Принесёт Улыбку Императора и сожжёт бумажные деньги. Позже, тем же вечером, сыграет «расспрос», закрыв глаза, а ноты будут даваться легче, чем в любой другой мелодии. Лань Ванцзи, если бы мог, вернул луну обратно на небо, даже если бы пришлось держать её в воздухе самому. Но он не может вернуть мёртвых, в его силах только почтить память Вэй Усяня и надеяться, что дыра в сердце заживёт. На это могут уйти месяцы. На это могут уйти годы. На это может уйти вся жизнь.