Доктор Ёжик

Джон чувствовал себя крайне паршиво. Он пытался убедить себя, что поступил правильно, прогнав сыщика и твёрдо решив никогда с ним более не встречаться. Дело об издевательской табличке останется нераскрытым, ну да и ладно. Зато педиатр защитил свою семью, а это куда важнее! Мэри действительно не любит чужаков в доме. С момента как они стали жить вместе, к ним не приглашались ни его друзья, ни её подруги. Жена мягко, но очень настойчиво просила его об этом. «Не могу, Джон. Они все будут расспрашивать об аварии, об умерших… они как мухи, летят на тёплую кровь. Им не жаль нас, им просто интересно! Людям всегда интересно смотреть на чужую боль, чужие страдания, чужую смерть! Это даёт им эмоции. Разве плохо жадно слушать подробности из первых рук, ахать и пугаться, зная, что потом встанешь и спокойно пойдёшь домой, где все твои любимые живы… А мы с тобой останемся как с расковырянными ранами. Я не хочу говорить о муже не потому, что больше не люблю его и не горюю о его смерти, а просто не в состоянии сейчас. Уверена, ты понимаешь». Ватсон понимал. Он сам не сказал ни слова о своей семье, даже на кладбище не был с момента похорон. Да и тот период остался в памяти в виде каких-то обрывков. Не могла, не была готова его психика принять, что эти два тела, похожие на магазинные манекены, имеют какое-то отношение к его супруге и дочери. Гримёры хорошо постарались, но врач слишком хорошо помнил, что увидел на опознании. И именно эти образы жили у него в голове, как последний раз когда они были вместе. Джон вёл приём, слушал жалобы, делал назначения, но ловил себя на том, что выполняет работу куда более отстранённо, чем обычно, и уже даже не пытается переубеждать родителей, что антибиотики не зло, убивающее «всё полезное», а единственный способ вылечить пневмонию у их детки, и что «антитела» не спасут малыша, если ничего не делать с младенцем с температурой под сорок. — Я дал назначения, — говорил он, — заставить вас им следовать не в моих силах. Но если ваш ребёнок умрёт, это будет ваша вина, а не моя. Всего наилучшего! Посетители покидали его кабинет в полнейшем офигении, и, кое-кто, видимо, нажаловался заведующему. К концу дня, когда Джон уже запирал кабинет, тот наведался в «детское» крыло поликлиники. — Ватсон, с вами всё хорошо? — спросил заведующий. Это был внушительной комплекции мужик, внешне больше похожий на мясника, чем на руководителя сей обители здоровья. — Да, всё прекрасно, а в чём дело? — Да в том, что роботы куда более эмоционально разговаривают, чем вы… Джон, — начальник очень редко переходил на имена, и такой проникновенный голос в сочетании с полным сочувствия взглядом тоже использовал нечасто, — я предложил бы вам взять отпуск… понимаю, что в вашем состоянии это просто необходимо… но вы единственный педиатр у нас сейчас. Мне поискать вам замену? — Нет, не нужно, благодарю. Работа помогает мне держать себя в прежнем ритме. Что я буду делать без неё? — Съездите куда-нибудь… развеетесь. Ясное дело, что сидеть дома и вспоминать — не вариант. — У нас почти все сбережения ушли на похороны и обустройство квартиры, когда мы съехались, отпуск сейчас не по карману. Да и желания нет, если честно. Мэри из дома почти не выходит, люди её раздражают… А один я же не поеду. Как оставлю её? — Гм… ладно. Но может ещё чем я могу помочь вам? — Разрешите поставить камеру. — Вы всё об этой табличке… — вздохнул заведующий. — Ладно. Так и быть. Попробую пробить этот вопрос, хотя наш бюджет распределён под ноль. Найдём вашего шутника и пусть вам станет легче. — Благодарю, — Джон улыбнулся и на том они расстались. Улыбка не сошла с его лица, когда педиатр вышел на улицу. И сразу увидел на другом конце улицы длинную фигуру Холмса. Тот поднялся с лавочки, на которой, по ходу, долго сидел, пересёк улицу, и устремился к Джону. А тот почему-то не ушёл, а дождался пока Шерлок окажется рядом и они посмотрят друг другу в глаза. Ватсон ждал извинений. Сожалений. Оправданий. Которые был готов выслушать, принять и... сам удивлялся этому факту, но — дать их знакомству шанс к продолжению. Но Холмс только смотрел на него, чуть приподняв плечи, как бы пряча замёрзшие уши в поднятый воротник пальто, а руки — в карманы. Светлые глаза детектива смотрели не умоляя простить его, но как-то так проникновенно, что врач поймал себя на мысли, что хочет видеть этот взгляд и дальше. И эти губы, что чуть подрагивали, но слова с них не шли. — Вы весь день тут провели? — спросил Джон и двинулся по дорожке, но не в сторону дома, а к тому самому кафе, о котором говорил раньше. — Не весь. Но какую-то его часть, — ответили ему, и Ватсон уловил облегчённый вздох. — Думали над моим делом? — Некоторое время. Но больше я думал о том, что хочу поцеловать вас. Джон улыбнулся ещё раз, глядя себе под ноги. Интересно, но это заявление не напугало и не отвратило его. А понравилось. В животе стало чуть тепло, а в паху как закололо иголочками. — Гм… и часто вы целуете едва знакомых людей? — спросил Джон, стараясь дышать глубже и не дать стояку стать слишком уж заметным. — Ни разу до этого. Не целовался. — Почему-то этот факт меня не удивляет. Как и то, что вы здесь, несмотря на то, что я ясно дал понять… Что он там дал понять, Шерлок так и не узнал. Потому что Джон вдруг остановился, поднял голову, посмотрев на спутника, и тот сделал то же самое. — И знаете… если вы поцелуете меня, вот прямо здесь и сейчас… Я вас не остановлю. — Мистер Ватсон… — И даже не уверен, что смогу удержать себя в руках… и не запустить эти самые руки вам под одежду. Найти и огладить ту часть вашего тела, что, полагаю, тоже никогда вами не использовалась во время взаимодействия с другими людьми. — Кх-кх-кх… нет. То есть, да. То есть… — Шерлок, — Джон так мягко выдохнул это имя, как ещё никогда и ничьё прежде, — я не знаю чем это можно объяснить. Я вас не знаю. Я на вас чрезвычайно сердит. Я сам вас выгнал, не столько из кабинета, сколько из жизни. Но потом ощутил в ней просто невероятную пустоту. Что вы такое? Что вы сделали со мной? — Хочу спросить то же самое и вас… — детектив вдруг вытащил одну руку из кармана и обхватил кисть доктора, переплетая свои пальцы с его, и беря так крепко и уверенно, как делают, наверно, только дети, чтобы тот кто им нравится, никуда не убежал. — Но боюсь, наши романтичные признания и поцелуй придётся отложить. А нам срочно поймать такси и везти вас в больницу. Джон не стал спорить, только удивлённо посмотрел на спутника. Вид у того был чрезвычайно серьёзный. — Мне что-то угрожает? Но я чувствую себя вполне обычно. — Если я правильно раскрыл ваше дело и обследование подтвердит мои выводы… Что они будут делать в этом случае, осталось неизвестным Ватсону, потому что рядом с ними остановилась машина и Холмс кивком головы велел садиться. И хотя это больше смахивало на похищение, Джон почему-то подчинился. — Раскрыли? Уже? Может расскажете, пока едем? — Хорошо. Но сейчас я как никогда хотел бы ошибиться, мистер… — Джон. Можете снова звать меня Джон.