Бруно не боялся долгой мучительной смерти, он не заслужил быстрого выстрела в голову, мучительней было жить, так может и не стоит прерывать этих сизифовых стараний? Он и без смерти горит в аду. Если прогорит все — его убьют, если все выйдет — он взлетит до небес. Азарт все ещё остался в этой тупой оболочке. Юноша выпивает ни одну и ни две бутылки вина, им не напиваются, стоило бы взять что-нибудь покрепче, чтобы не осквернять прекрасный напиток, но сил хватило на то, чтобы продлить себе бокал.
К утру и к концу пачки сигарет, Буччеллати настигает луч света, грех бросать жизнь утром, когда все вокруг воскресает, а звон птичьего говора так и стучится в окно. Можно ведь просто уехать и забыть обо всем. Сколько вариантов в своей голове прожил этот юноша, не счесть, а каким жить, так и не решился. Утром звонок. Он не поднял трубку. Второй звонок. Снова не поднял. На третий и вовсе заснул. Четвертого не последовало. В квартиру вваливается Триш, а за ней заглядывает Фуго. Какого было облегчение девушки, когда увидела друга безмятежно спящего, и даже ничего необычного не было в том, что его окружало множество пустых бутылок вина, пара ожогов на коже запястья и продырявленный бычками обитый кожей дорогой диван. Фуго, не церемонясь с парнем, выливает на его голову стакан воды. Тот подпрыгивает на месте, как ужаленный, с пьяным непониманием глядя на незваных посетителей.
— Буччеллати, ты, последняя сука, перегибаешь палку! Если бы ты сдох, тварь паршивая, я бы даже не грустила, ты гаденыш… — схватив за плечи Уна прижимает друга к груди, сильно-сильно, и как полагает настоящей итальянке, начала его бранить с ног до головы, а после утихла, оттолкнула его от себя и зарыдала, со всей силы колотя его по рёбрам, а Буччеллати даже не уворачивался, в силу положения, смея только удивляться этакой сменой настроений, — Паршивый козел, конечно я бы горевала по тебе! Я бы не вынесла ещё одной смерти, ты мой друг, я боюсь потерять тебя с этими твоими тараканами в голове! Сиди и думай, спит он или уже в воде плавает который час! Ублюдок ты, Буччеллати, последний!!!
Многие итальянцы ранние пташки, так что Триш заставила друга привести себя в порядок, почти пинками погнала в ванную, и как только Бруно протрезвел, вывела его из душной квартиры, с самого утра, решая не беспокоить его соседей, приятных людей, в отличии от младшего Буччеллати, шумной беседой.
— Иди к черту, какого хрена я должен перед ним извиняться? Он лез в мою жизнь, когда его не просили. Мне нужно было немного одиночества. А он вертелся вокруг меня, в моей квартире! Разве того, что я молчал и не желал с ним разговаривать, мало?
— Ты бы сдох, Буччеллати, как старая одинокая псина в кладовке. Или удавился бы своим галстуком в клеточку от Гуччи! И места тебе даже на кладбище бы не было! — стучит каблучками по мраморному полу ресторана на веранде, довольно раздосадованная совершенно уродским поведением своего друга, Триш Уна. — Уму не постижимо! Выгнал!
— Не выгнал, а подарил прощальный секс и попросил уйти!
— Да ты просто болван! — перебивает девушка, отвесив довольно ощутимый подзатыльник Буччеллати, — Этот полицейский именно тот, кто тебе нужен, пораскинь мозгами, коль не прокурил! Мама дорогая, выгнал, после всего, что он сделал. Умалишённый бы даже не стал так поступать.
Хмыкнув, девушка наконец приземлилась напротив Бруно, закуривая длинную папиросу, а больная голова юноши только и рада была этим мгновениям тишины. Можно было понять, этими мозгами было трудно шевелить последний месяц. Они не признавались друг другу в любви до гроба. Кроме Леоне, и то, скорее всего, не шибко искреннее было его признание. Слышится звон тарелок на соседних верандочках, а перед ними стояли две нетронутые чашки кофе.
— Он бросит трубку, как только услышит в ней мой голос, я тебе обещаю.
Может, Бруно ходил вокруг да около, может, боялся чего-то большего, того, что ему давал Леоне, не хотел разбивать ему сердце. Может, и к лучшему то, что он будет считать его мертвым и вернётся к своей нормальной жизни? А может, ещё пара месяцев и Бруно правда найдут мертвым в каком-нибудь переулке. Это не мудрено с таким-то состоянием, наследством. Бруно не мог дать Леоне много. Нужно отдавать свою душу, а юноша уже продал ее демонам. Леоне разочарует эта пустота.
Все же сердце возвращалось к разговору с Триш всякий раз, как выдавалась свободная минута. Нужен ему… Возможно, но даже такой эгоист как Бруно не мог себе позволить такой подлости, раньше мог, да и делал это, чего скрывать, но этого парня было действительно жаль, полюбился он ему, и скрывать это от самого себя уже надоело. Поэтому Буччеллати и не хочет находиться рядом.
Каждую встречу рыжая сучка снова и снова заводила свою шарманку про «позвони ему», да до такой степени достала, что Бруно уже почти срывался, ещё пара раз и все, юноша повиснет на трубке, пока ему не ответят. Но мыслям теперь было не до телефонных разговоров по несколько часов. Череда нотариусов, юристов, отцовский адвокат, попытка подделать завещание, стрельба по колесам машины Бруно. Все это не давало ему жить как прежде. На зло отцу, ему, сукиному сыну, Буччеллати младший достигнет того, о чем старший даже думать не смел, старый садист, консерватор, скряга, который азарт весь свой прокурил дорогими сигарами. Взгляд стал острее и чётче. Множество дверей открылось перед Бруно в том числе и те амбиции, которые давным давно задушил его отец. А в первую очередь нужно было избавиться от тех, кто претендовал на часть наследства. Добрый дядюшка, второй, по отцовской линии: похотливый старый болван, что до сих пор косо, с мерзкой улыбкой, смотрит на Бруно, но скоро глаза его потухнут. У него нет детей, даже жены нет, зато есть сеть небольших, но перспективных казино, которые ему вверил дорогой отец, и теперь у дядюшки Рико есть на них виды. После смерти их тоже не станет. Сестра Азалия, она даже не родная, дочь мужа тётушки Бруно от первого брака… Все это находилось в голове Бруно ежесекундно уже помимо личной жизни. Триш была единственной назойливой, но убедительной мушкой. Юноша не сдержался и позвонил.
Поздним вечером, в новом, ещё не достроенном доме Бруно, с бокалом лёгкого вечернего вина, молодой дон звонит по номеру, на старом листочке, который бережно хранит в бумажнике. Ответа нет. Но Буччеллати настроен серьезно. По телефонной книге он находит номер того самого участка, в котором служит Аббакио и просит его к телефону. Несказанная удача…
— Здравствуй, Леоне.
***
Тяжело было погрузиться в спокойный сон, Леоне вообще не мог закрыть глаз, ведь он оставался наедине с самыми мрачными мыслями, пожирающими его. Они заставляли вспоминать бледное безжизненное лицо, худощавое ныне тело, которое теперь не принимало никакой пищи, никаких эмоций. Леоне срывался с места, но останавливался всякий раз у окна, где выглядывал свободное такси. Он ведь сказал, что больше не вернется, так что за синдром спасателя? Это совершенно не его дело. Теперь точно. Буччеллати отказался от помощи и прогнал к чертям собачьим.
Аббакио вроде начал обычную жизнь, выбрасывал из головы все воспоминания. Он ходил на работу, делал все то, чем занимался три, четыре, пять месяцев назад, но каждый раз, как держал путь домой, понимал, что там его никто более не ждет. Он хотел спасти единственного, кому был нужен. Но неужели он хотел спасти Бруно, а не самого себя? Пустая пыльная квартира встречает в очередной раз, Леоне больше не знает для кого, для чего жить. Он отказался от всего к чему стремился, так почему не может отречься и от Бруно? Ведь каждый день, прожитый с ним, твердил, что не имеет права привязаться.
Спустя несколько недель из головы навязчивый образ стал немного выветриваться, точнее, Леоне сам прогонял мысли о Бруно всякий раз как они заползали в голову, словно утренний туман. Не тот, что лёгкой пеленой ложился на город, а тот, что плотной белой стеной окружал весь взор, не позволяя взглянуть и на метр перед собой, который пропитывал своей влагой волосы и одежду. Делать это было проблематично, но Леоне справлялся, отвлекаясь серой рутиной полицейских будней. Вот только возвращаясь домой, совесть начинала неумолимо грызть душу. Вдруг это был просто порыв вредности Буччеллати, вдруг Леоне преподнес ему верёвку с мылом на блюдечке, а после оставил одного? Он ведь старался изо всех сил, чтобы быть для Бруно большим, чем просто любовником, но испортил все в очередной раз, опустил руки в ответственный момент. Он не мог сдержать тихих слез по ночам, понимая, что не спас увядшую, словно розу душу, не справился даже со своим долгом полицейского. Не защитил от всего.
Но вот, будильник разрывается треском, а Леоне забывает обо всем, о чем переживал прошлой ночью. Аббакио не смеет потревожить Бруно, ведь он все же не должен распоряжаться мнением и жизнью того. Он пытался, но делал это, похоже, зря.
Все забывалось, ему нужно было просто время, чтобы вновь привыкнуть к любимому ранее одиночеству, чтобы восстановить былую жизнь, которую знатно встряхнул юноша с синими, словно морская бездна, глазами.
Спустя первый месяц Леоне перестал себя корить за совершенное и несовершенное, спустя второй перестал лелеять надежды на ещё одну встречу. Третий и четвертый месяцы были прожиты для себя. Образ Бруно иногда возвращался в голову, когда коллеги сплетничали на работе о том, что произошло несколько месяцев назад и о том, что Буччеллати младший занял место отца. Но Леоне старался игнорировать эти слова, превращая их в белый шум, радуясь лишь за то, что тот все-таки жив и, кажется, в поисках своего места. Леоне вник в работу, начал смотреть на нее под иным углом, решил снять розовые очки, наступить на них своими тяжёлыми форменными ботинками и немного подзаработать более грязным, но смелым способом. Он стал увереннее в себе, изворотливее, перестал себя обманывать. В этом мире не было и никогда не будет ничего честного и святого, так почему бы не закрыть побольше дел в свою пользу более быстрым способом? Начальник отдела стал отмечать Аббакио, Леоне теперь чаще ходит с коллегами выпить, у него появилось больше знакомых. Аббакио обновил свой гардероб и написал родителями несколько писем. Тогда лейтенант понял, что, кажется, все стало даже ещё лучше, чем было. Он закрыл страницу того своего этапа, оставил все на том, что опыт с мужчиной — был просто временным интересом. Но действительно ли все стало хорошо? Точно ли Аббакио сам разобрался в себе? Только сейчас, он понял, что за всем стояло напутствие Буччеллати. Тот действительно принес за собой слишком много опыта.
***
Оторвав Леоне от работы, секретарша зовет лейтенанта к телефону. Повисло молчание, лишь шорох чьих-то тяжёлых сапог по коридору и звонкий голос коллег Аббакио отпечатывались в телефоне. Леоне сильнее сжал трубку и одними глазами оглянулся, боясь, что кто-то помимо него услышит этот голос.
— Доброго вечера, Бруно, — мягко сказал он, но ничего более выжать не сумел.
Он уже давно не ждал звонка, давно оставил сладким воспоминанием это лицо, которое немного исказилось в памяти. Секунды молчания тянулись так долго, Леоне пытался понять, стоит ли оставить в своем пустом сердце место для того самого юноши. Но он так жаждет этого разговора. Хотя бы ещё слово, молвленное бархатным, медовым голосом, в котором проявилась сталь. Леоне не понимал, что его разум уже сделал выбор.
