пе-ре-бо-лит

      Белые стены, белый потолок, белое постельное, белый шум и красные полосы. Они тянулись змеями от запястья и до плеча, оплетали плотными кольцами шрамов и швов, зудели, нервировали. Раздражали. Ген взглядом их без ножа резал, ногтями короткими разрывал, и кровь текла ручейками поперёк полос.       Новые швы ложились колючими иглами и тяжёлым взглядом. Доктор смотрел в упор. Руки его едва не касались кожи, это «едва» замирало в воздухе стылом запахом спирта, холода и победы. Ген улыбался гордо. Кровь продолжала течь.       Белые стены, белые вспышки перед глазами. Доктору шла улыбка, доктору шёл оскал.       Ген терял свою гордость, льдистыми пальцами обжигал сквозь рукава халата. Подавался вперёд. Вой превращается в стон — задушенный полувсхлипом, сорванный резким выдохом.       Руки скользили ниже.       Шурша, сминалась ткань халата. На пол падала стальная пряжка, и её звон отдалённо звучал на периферии, сливался с нарастающим гулом, в нем терялся совершенно. Касания ощущались везде разом.       Пульс бил в такт, дыхание вырывалось нелепым, сбитым ритмом.       Не было предплечий, увитых красными бороздами, искромсаных острыми лезвиями; на шее вместо петли горел поцелуй и больной укус. Жить хотелось особенно остро.       Доктор умел лечить.