Крик, болезненный, овеивающий запахом железа, заставляющий душу леденеть и застывать от ужаса, звучал, казалось, на весь орден. Маленький мальчик, съежившись, лежал на полу, вокруг него разползалась мерзотная, отдающая чернотой в свете свечей, кровь. Спина, исполосованная глубокими, рваными, сочащимися багровой жидкостью ранами, находилась в поле зрения женщины с кнутом. От неё веяло такой холодной яростью, что казалось, само её присутствие остужало воздух и примораживало других к полу. Цзы Дянь в её руках искрил и переливался всеми оттенками фиолетового, угрожающе шелестя, будто ядовитая змея, которая уже накопила достаточно яда и готовится к прыжку, только дай ей отмашку и она вцепится в тебя, разорвёт в клочья шею и отравит кровь, заставит конвульсивно содрагаться в предсмертной агонии.
— Поганый оборванец, — слова, сказанные сквозь зубы, впивались в воспаленное сознание Вэй Ина раскаленными иглами, грозились снести ко всем чертям его тысячу и одну маску, — Я же тебе говорила, — свист кнута и звук распарываемой кожи, — Чтобы ты, отребье, — еще удар и слабый скулеж со стороны мальчишки, — Не смел даже смотреть в сторону моих детей! — Последний, но явно не менее болезненный удар сопроводил детский, истошный крик на пополам с хрипом.
Мадам Юй, а это была именно она, во все еще не до конца выплеснутой ярости, со всей силы стеганула хлыстом в опасной близости от руки Вэй Усяня и развернувшись вышла из помещения, оставив Вэй Ина в темноте.
Темноволосый заклинатель резко подрывается со сбитых, влажных от пота простыней. Он в спешке приподнимается и старается успокоится, хотя кошмары детства до сих пор держат его в своих лапах, сжимают горло и не дают даже всхлипу покинуть пределы его рта. Вэй Ин нервно зашарил рядом с собой, судорожно ища флакон с успокоительным, который сам поставил рядом с собой, наперёд зная, что все будет именно так. Скорое возвращение в Юньмэн Цзян не сулило ему ничего хорошего, поэтому его подсознание сопротивлялось, подсовывало ему детские воспоминания. Старые порезы чесались, источали фантомную боль, будили что-то тёмное, поднимали все застарелые душевные раны. Нащупав флакон, он, не разбавляя водой, вливает его в себя, заваливается на спину и приглушенно смеётся.
Да, его в наказание отправят домой, но он, как ни странно, ни о чем не жалеет. Хотя нет, он жалеет об упущенном времени, когда доставал Лань Чжаня, когда не разговаривал с ним, а лез, пытаясь взболтнуть его омут. Хотя в последнее время между ними завязалось нечто тёплое, еще весьма хрупкое, но он и это в скорости потеряет.
Глухой, истеричный смех пробирает и фантомно дробит кости, ломает и выворачивает душу, чтобы поломанным болванчиком встать с постели и строить из себя целую куклу, ведь поломанные игрушки выкидывают, не дают права на починку. Доламывают так, чтобы никто не узнал прежнюю оболочку, так, чтобы эта игрушка ползала и умоляла их о смерти.
Но Усянь не засыпает, в тишине глядит в потолок, ожидая звука подъема.
Когда в его комнату входит один из дежурных адептов, он уже знает, что за ним пришли, дядя Цзян уже наверняка разговаривает со стариком и просит прощения за все его беспорядки, ей богу, будто он сам не в состоянии.
В какой-то момент он ловит себя на мысли, что до дрожи в руках хочет увидеть холодный, прекрасный лик Второго нефрита клана Лань, хочет в последний раз посмотреть в глаза цвета янтаря и что-то сказать. Он сам ещё не знает, что ему скажет, даже если увидит. Ему просто хочется запечатлеть его лик под веками и там, в эдакой долине мучений, вспоминать светлый образ, находясь в агонии.
***
Идя на встречу с дядей Цзяном, он натыкается на мирно шествующих Нефритов в компании молодых адептов. В его голове проносится благодарная мысль богине удачи и он, под аккомпонимент своего смеха, утаскивает Ван Цзи. И только Сичень, мастер, что читает практически любую маску на раз-два, хмурится и думает пойти следом, но его в очередной раз отвлекли и он понадеялся на сообразительность брата, ведь не только он заметил эту "неживую" активность Вэй Усяня. Последние пару недель из него будто стержень вынули, но он, чисто на рефлексах ходит так, как было. С виду так же улыбается, так же смеётся и так же балуется, раздражая Лань Циженя, но все это для него выглядело как-то....пусто быть может, через силу или по привычке. Но не ему это решать, он слишком незнакомый человек для господина Вэя, а вот Лань Чжань... Лань Хуань надеется, что тот справится и не сделает ситуацию еще плачевнее.
***
А Вэй Ин бежит, спешит так, будто за ним бегут собаки и что самое удивительное — Лань Ванцзы бежит следом, без всяких возражений. Остановившись на какой-то поляне, Вэй Усянь отпустил Второго Нефрита, развернулся на пятках, как-то неловко и.... расстроенно, наверное, посмотрел на него, стараясь собрать воедино резко разбежавшиеся мысли, стараясь сформулировать хоть одно предложение. Смотря на Лань Чжаня, у юноши заплетается язык. Но сейчас парень взял себя в руки, вздохнул и начал говорить:
— Знаешь, ЛаньЧжань, а я скоро уеду и не буду тебе докучать со своими глупыми речами и идеями, не буду выводить тебя и старика Циженя, — неловкий смех разбавил тишину, хотя сам Вэй Ин слышал только стук собственного сердца, которое, по его ощущениям, скоро пробьет грудную клетку и упадёт к стопам сиятельного Господина из ордена Лань, который стоит столбом и непонятно, что он чувствует, то ли зол, то ли ему все равно.
На ответные нежные чувства адепт Юньмен Цзян даже и не надеялся и поэтому, сглотнув, почистил горло и произнес на одном дыхании почесывая затылок:
— Лань Чжань, я знаю, что для тебя это будет звучать как бред и тому подобное, но я серьёзно считаю тебя очень привлекательным и, кажется, влюбился ещё с первой нашей встречи, — вхдохнул и резко выбросил в сторону парня в светлых одеяниях руку, прерывая ещё не начавшееся предложение, — да-да, я знаю, что убожество, бесстыдник и так далее по списку, но эта наша последняя встреча и я хотел рассказать тебе это. Но ты не подумай, я тебя ни к чему не обязываю, просто.... это моя душа и я хотел тебе об этом рассказать. — Вздох вышел печальнее чем он хотел, резко развернулся и побежал в сторону пристани, обернувшись лишь раз - на все еще застывшего в шоке Лань Ванцзы посылая ему грустную, пропитанную болью улыбку, заставляя того отмереть и дернутся в его сторону. И вот тогда Вэй Усянь не задумался ни о чем, просто побежал, на всей возможной скорости.
