Несущие смерть

      Мир вокруг замирает на секунду когда Альтаир вонзает клинок в шею своей жертвы. Лучший из ассасинов холоден, жесток, неуклонен. Его характер идеально ложится на сталь, заменяющую ему безымянный палец. Но как кровь согревает металл, так и душа Альтаира оттаивает: для одного тамплиера все закончено сегодня. А значит Альтаир еще на шаг ближе к своей цели. Будет ближе. Когда поймает слова, срывающиеся с кровавых уст.       Они складываются в единую картину миру, правдоподобную и искреннюю, но доселе скрытую от внимательных, острых глаз. Многие обвиняли Альтаира в гордыне, что тот был ослеплен ею. Но если он так горделив, то почему не отмахивается от слов убитых? Почему внемлет им? И почему верит? Уже какое-то время Альтаир был уверен, что ослеплен он был далеко не гордыней.       И он убивал, сбиваясь со счета, сколько раз держал на руках человека, меченого алым крестом. Каждый раз был похож на предыдущий, но каждый для Альтаира был особенным, ведь любой противник имеет право уйти с честью. Если не в последнем бою, то хотя бы в предсмертных речах. И Альтаир всегда дарил жертвам свое внимание в такие минуты. Главное — слова. Главное — последний разговор. И эти люди шептали ему что-то. Правду. По крупицам, по осколкам. Как уроненное на пустыре семя, она зрела, пока не вылилась в беседу с Аль-Муалимом. И на смертном одре Наставник рассказал ему истину. И Альтаир ощущал только горечь, жгучую и противную. Он был обманут. С детства. И только теперь он понял смысл фразы «Ничто не истинно».       Альтаир много убивал и после. Всегда без сожаления, но согласно кодексу. Не ассасинскому, но своему. И ждал последнего вздоха убитого. Хоть он уже и не ожидал откровений, пересилить себя он был не в силах. Это все еще было важно. Правда ведь не только в словах. Аль-Муалим учил, что есть две правды: та, которую нам говорят, и та, которую мы видим. Первая — обесценила двадцать лет жизни ассасина. А вторую поставил под сомнение сам Аль-Муалим.       И Альтаир продолжал всматриваться в остывающий труп.       У него не было другого учения, и он возвращался к мудрости Наставника. Смотрел на поверженного и думал с подозрением и страхом. Может ли это быть фантом, ниспосланный за гранью того света?