Обещания

Она видит красный. Много красного цвета вокруг, какое-то месиво. Ощущение всеобщей суматохи, крики, люди снующие туда-сюда, топот коней. И зелёный. Прямо перед ней — зелёные глаза, смотрящие на нее устало, но тепло, даже будто бы успокаивающе. А она плачет навзрыд, потому что красный — это кровь. Аслан лежит перед ней, среди десятка других воинов только что привезённых с последней битвы. Некоторые из них глухо стонут, и от этого звука по спине пробегает холодок, некоторые мертвы и лишь смотрят в пустоту мутными глазами. Ей сложно поверить, что это он. Волосы Аслана теперь не тёмно-рыжие, а коричневые от приставшей грязи, кожа серая, вместо глаз тёмные провалы, вся его грудь покрыта кровью, где-то давно засохшей, а где-то будто бы свежей. Его дыхание хриплое, еле слышное. Она бросается к нему, в попытке обнять и тут же отстраняется, боясь навредить, говорит ему что-то глупое, что всё наладится, что он дома, и что уж сейчас-то всё точно будет хорошо. Её мысли мечутся взад-вперёд: перестань рыдать, будь сильной, ведь ему сейчас хуже, нет-нет-нет, не сметь думать о дурном, он обязательно поправится, лекарь подоспеет сюда с минуты на минуту, нужно только немного подождать, нужно принести лекарство и ещё повязок и чистой воды, нужно… Она хлопает глазами, приоткрыв рот как рыба, суетясь, кидаясь из стороны в сторону, размазывая слёзы тыльной стороной руки. Аслан пытается приподнять руку, уголок его рта дёргается, будто в попытке что-то сказать. Она берёт его руку — холодная — и сжимает, и с ужасом смотрит на него. Он едва улыбается ей и закрывает глаза так устало, словно не спал тысячу лет. Его грудь под багрово-коричневой рубашкой слегка вздымается ещё один раз. Она, кажется, кричит, а может и нет. Её трясёт крупной дрожью, чьи-то руки поднимают её, волочат куда-то прочь, усаживают на скамейку, суют в руки кувшин с водой. Но она словно ничего не видит, лишь покачивается из стороны в сторону как маятник. Смотрит невидящим взглядом на свои руки, пугающе красные от крови Аслана, и не понимает, что делать дальше. Он обещал всегда защищать, всегда быть рядом, обещал рассказать все самые глупые шутки, когда вернётся с войны, научить её хитрым приёмам с мечом, обещал позволить заплести свои медные волосы, которые наверняка отрастут ещё больше, описать самые красивые места, какие увидит вдали от города, обещал, что у них столько всего впереди… А что теперь? Что теперь будет? Как ты собираешься теперь сдержать свои обещания, Аслан? --- Вдох. Лайя просыпается в холодном поту. Опять этот сон, до ужаса реальный. Сердце бьётся в груди, разве что не выпрыгивает. Через тяжёлые портьеры замка пробиваются первые лучи утреннего солнца, простыни неприятно липнут к коже, а глаза так опухли, что открыть их удается с трудом. Краем глаза Лайя замечает тёмную фигуру в проходе открытой двери, оборачивается, фокусируется, и с удивлением выдыхает: — Лео? Что ты тут делаешь? Он выглядит взволнованно, но по-прежнему стоит на пороге комнаты, будто сомневаясь, желая убедиться, что Лайя действительно нуждается сейчас в нём. — Я проснулся, услышал твой крик. Всё в порядке? — Да. Она раздумывает ещё пару секунд, обнимает себя руками и решается уточнить: — Не совсем. Мне приснился кошмар. Честно говоря, после всей этой истории с картинами, я вижу их так часто, что это пугает. — Если хочешь, можешь рассказать мне. Она знает, Лео внимательно выслушает, найдёт этому логичное или нелогичное объяснение, потом рассердится и увезет её наконец-то из этого проклятого замка, что бы там ни было написано в контракте. Лайя мысленно улыбается и говорит вслух: — Да, наверное, стоит рассказать. Но потом. Она молча показывает ему на кровать рядом с собой, прося остаться ненадолго, снова откидывается на подушку и сворачивается полуклубком. Он понимает её без слов, тихо прикрывает за собой дверь, опускается на кровать и ложится рядом. Обнимает её со спины, не слишком крепко, оставляя ей немного свободного места, но будто показывая, что он здесь, рядом, никуда не уйдёт, не исчезнет, не оставит ее одну. Ледяные объятия ужаса и отчаяния, кошмарные картины из сна и ощущение чужой крови на руках постепенно отходят, растворяясь, уступая место успокаивающему, обволакивающему со всех сторон теплу. Лайя позволяет себе расслабиться, прикрывает глаза, прислушивается к своему замедляющемуся дыханию и звуку сердца Лео, что бьётся в унисон с её собственным. Его рука обвивает её талию, она кладет поверх свою ладонь и крепко сжимает. Дыхание Лео щекочет затылок, за окном слышится робкое пение только-только просыпающихся птиц. Какое-то неясное, странное, пока необъяснимое ощущение затапливает Лайю, давно потерянное, недостающее… как будто кусочки паззла встают на своё место. Она делает глубокий вдох и прикрывает глаза. Она пока не может понять всего, что с ней происходит, разгадать загадку картин и странных видений, старинного замка и своих ночных кошмаров, и она, конечно же, разберётся со всем этим, или они разберутся вместе, но только не сейчас… Дыхание Лайи окончательно выравнивается, тело расслабляется, и она проваливается в спокойный глубокий сон.