Триста шестьдесят пять

       На лугу уже начали цвести маргаритки, и это значило только одно.       Фестиваль Маргариток проходил ежегодно вечером в день, когда расцветали первые маргаритки. Это было яркое и красочное событие: все дома были ярко украшены венками, всюду в вазах стояли белые цветы-звёздочки, деревня освещалась маленькими фонариками жёлтого и белого цвета, звучала музыка, а на столах стояло великое множество сладостей. В этот день можно было долго не ложиться спать, а танцевать и любоваться природой до ночи.       Каждый, включая Ворчуна, с нетерпением ждал прекрасный фестиваль, и каждый (даже Лентяй, обычно предпочитающий спать двадцать три часа в сутки) помогал в его организации: кто-то готовил угощения, кто-то ходил за цветами, кто-то украшал деревню, кто-то сочинял музыку.       Вот и сейчас, стоило только новости о цветении маргариток разнестись по деревне, а Папе-Смурфу подтвердить, что вечером будет фестиваль, как все смурфики начали суетиться, занимаясь приготовлениями к этому событию.       — Я просто не могу дождаться вечера! — восхищённо сказал Поэт Смурфетте.       — Я тоже.       Они несли гирлянды, которые попросил Мастер для украшения сцены. У Поэта за ухом была небольшая аккуратная маргаритка.       — Ребята! — к смурфикам подбежал Гармониус с трубой, — ребята, я тут сочинил кое-что! Хотите послушать?       И он, не дождавшись ответа, начал играть.       Гармониус не умел играть на трубе, как и на любом другом инструменте. Основной проблемой, наверное, был его плохой музыкальный слух. В голове и теоретически его музыка была неплоха, но воспроизвести её у смурфика никогда не выходило. Поэтому он не состоял в группе музыкантов, выступления которых сопровождали почти каждый праздник, но его самой, пожалуй, сокровенной мечтой было однажды туда попасть.       Гармониус заиграл, громко и немелодично, и игра его заставила всех, кто её слышал, поморщиться или вообще заткнуть уши.       — Гармониус, умоляю, хватит!       Смурфик прекратил и несколько с укором посмотрел на Лентяя, держащего в руке маленькую вазочку с всего лишь тремя маргаритками.       — И почему же я должен перестать играть? — оскорблённо спросил горе-трубач.       Но он и так знал ответ, поэтому просто-напросто зашагал прочь.       Почти всё, что Гармониус слышал от смурфиков, было критикой, критикой или критикой. Иногда ещё встречалась критика, но чаще всего — критика, если не учитывать критику.       Находившиеся на улице смурфики проводили его взглядом и вернулись к своим занятиям.       — Бедолага Гармониус, — сочувствующе произнёс Поэт, — у него ни смурфа не получается, а он всё продолжает и продолжает…       Они со Смурфеттой продолжили петлять между домиками. Их целью была площадь в центре деревни, на которой обычно проводились все мероприятия. Там смурфиков ждал Мастер, монтировавший сцену для смурфоркестра.       Оказавшись на площади, Смурфетта и Поэт сразу же пошли к сцене, но тут путь им перегородил Художник.       — В чём дело? — задал вопрос Поэт быстрее, чем картавый успел открыть рот.       — Мне не хватает одной маг’гаг’ритки, — коротко объяснил тот.       — И?       Глаза Художника метнулись к цветку за ухом Поэта.       — Эй, ты серьёзно? — нахмурился смурфик.       — Мне нужна всего одна, — произнёс Художник, — бессмысленно таситься за одной маг’гаг’риткой.       Поэт раздражённо вздохнул.       — Ла-а-адно. Но у меня заняты руки, — он кивком указал на гирлянду в руках.       Смурфик с бантом на шее подскочил к Поэту и двумя пальцами вытащил из-за его уха маргаритку.       — Merci!*       И умчался также стремительно, как и появился.       Поэт почувствовал, что взгляд Смурфетты был зафиксирован на нём, резко повернулся к ней и заметил, что на лице светловолосой играла какой-то непонятной Поэту природы улыбка.       — Что? Не смотри на меня так! — сказал он скорее удивлённо, чем возмущённо, — он — просто грубиян — добавил Поэт.       — Он поблагодарил тебя, — произнесла девушка-смурфик.       — Он всё равно грубиян! — возмутился Поэт, больше всего на свете сейчас желая понять, почему Смурфетта улыбается.       Но вернёмся, пожалуй, к Гармониусу.       Смурфик находился сейчас в довольно-таки скверном расположении духа. Он потратил на музыку немало времени и старался изо всех сил, играя её, но, похоже, ничего не вышло.       Как всегда.       Гармониус пнул попавшийся ему на пути камешек и сел, обхватив руками колени и устремив взгляд на гладкую поверхность озера.       — Может, я делаю что-то не так?       Смурфик просидел несколько минут в тишине, погружённый в свои мысли.       — Всё в порядке, Гармониус?       Гармониус вздрогнул от неожиданности и обернулся.       — Да, Папа-Смурф. Э… Нет, — добавил он, глядя в пол. Папу-Смурфа такой ерундой не обманешь, он видит всех насквозь.       — Что не так? — спросил Папа.       Гармониус посмотрел на него. Нельзя сказать, что смурфику хотелось отвечать, но, с другой стороны, Папа-Смурф умел давать верные советы и утешать, и после разговоров с ним обычно становилось лучше. Поэтому, немного помолчав, Гармониус всё-таки решился.       — Ну… Я хотел написать что-нибудь к Фестивалю Маргариток. Но… — запнулся музыкант, подыскивая нужные слова, — написать-то я написал. Но то ли из меня ужасный композитор, то ли ужасный музыкант, — Гармониус вздохнул, — то ли и то, и то.       — Ни одно из трёх, — поспешил ободрить его Папа-Смурф, — тебе лишь стоит чуть-чуть постараться и доработать и твоё произведение, и твою игру.       — Я стараюсь, — произнёс Гармониус абсолютно честно. Он и вправду прикладывал все возможные усилия.       Папа вздохнул и положил руку ему на плечо.       — Я знаю, что другие часто критикуют тебя. Но нельзя терять надежду. Ты совершенствуешься, правда. Настолько, насколько это возможно для тебя. С каждым разом у тебя получается всё лучше, и, если ты правда хочешь играть сегодня вечером, ты можешь добиться желаемого результата. Я верю, что ты можешь.       Гармониус хотел что-то ответить, но не знал, что. После нескольких секунд молчания смурфик посмотрел на Папу-Смурфа и сказал:       — Наверное, ты прав.       Музыкант встал на ноги, поднял лежавшую на траве трубу и твёрдым шагом пошёл по направлению деревни.       Папа-Смурф знал, что вера в себя и упорство — залог любого успеха, практика подтверждала это. Не раз смурфики делали то, что раньше им не удавалось, просто потому что долго тренировались и очень надеялись на то, что всё получится. Сам Папа тоже нередко сталкивался с трудностями, которые исчезали, будто сами собой, после нескольких попыток разделаться с ними.       Глава деревни тоже отправился в деревню, чтобы посмотреть, как у его маленьких смурфиков продвигаются дела.       — Так держать, Лентяй! — подбодрил Папа того, проходя мимо.       Лентяй, медленно от усталости кативший по дороге тележку с одной-единственной скрипкой внутри, остановился и вопросительно почесал голову.       — Папа-Смурф, наверное, сошёл с ума.       Но Папа-Смурф не обращал внимания на то, как мало работал Лентяй. Главным для него было то, что смурфик работал, работал по своей собственной воле. Вот, что было по-настоящему важно.       Глава деревни дошёл до площади, поздоровавшись со всеми смурфиками, которых он встретил, и похвалив их. В центре площади уже возвышалась небольшая деревянная сцена. Мастер стоял на стремянке и развешивал гирлянды.       — Отличная работа, Мастер!       — Спасибо, Папа-Смурф, — ответил Мастер, — накануне я заменил лампочки, и теперь они будут светить ещё красивее! Цвет будет более нежным, как предложил Красавчик, и я думаю, смотреться будет великолепно!       — Я в этом не сомневаюсь, — с улыбкой на лице сказал Папа-Смурф.

***

      Гармониус открыл дверь и вошёл в свой домик. Отличительной чертой его жилища было, в первую очередь, наличие письменного стола, а не только обычного столового, и большое количество разнообразных музыкальных инструментов, стоявших на длинной полке. Из них всех музыкант предпочитал трубу, которую постоянно носил с собой.       Смурфик достал из ящика письменного стола тетрадку, склеенную из нескольких листков пергамента, и открыл её. Внутри было записано его произведение.       Гармониус сел за стол, поставив на него свою трубу, и погрузился в чтение нот. Он перечитал всё несколько раз, а потом схватил кучку чистых листов и, обмакнув перо в чернила, начал переписывать свою работу, меняя некоторые места.       В итоге около четверти произведения стало, так или иначе, другим: что-то было отредактировано, что-то добавлено, что-то совсем убрано. Гармониус посмотрел в окно и обнаружил, что солнце значительно поменяло своё местоположение, и, значит, прошло пару часов.       Смурфик поднялся и взял в руки трубу.       — Ну, попробуем. Папа-Смурф верит в меня, я не могу его подвести.       Гармониус заиграл, нисколько не лучше обычного.       Через минуту он прекратил и заглянул в свои записи. Музыкант твёрдо решил добиться успеха на этот раз, поэтому начал тот же фрагмент сначала. Он играл его снова и снова, пока, наконец, звучание не начало казаться лучше. Гармониус перешёл к следующему фрагменту.       — Ненавижу эти звуки!       Смурфик пообещал себе не обращать внимания на замечания, потому что Ворчун недоволен всегда и всем.       — У меня от этого уши вянут!       — Я больше не могу!       — Уа-а-а-а!       Теперь за окном раздавались возмущённые крики и даже плач Крошки. Гармониус несмело открыл дверь.       — Гармониус, умоляю! — сказал Мастер, — уйди куда-нибудь! Прости, невозможно украшать деревню, это слишком… громко.       — Не в обиду, Гармониус, но, пожалуйста, — Смурфетта смотрела на корзинку с завявшими маргаритками в её руках, — ты не можешь перестать, а? Пока мы тут украшаем, пожалуйста!       Гармониус разозлился.       — Как же вы не поймёте! Я репетирую! Как я могу научиться играть хорошо, если вы мне не даёте!       — Мы не против! Но ты мешаешь нам!       — Значит, вы должны потерпеть!       — Знаешь, Гармониус, нас больше, значит потерпеть должен ты, — заметил Благоразумник.       Горе-музыкант хотел было что-то возразить, но злость в нём была сильнее.       — Отлично! — крикнул он, — отлично! — смурфик вышел из дома и быстрым шагом отправился прочь, — отлично!       Оставшиеся переглянулись. Никто не хотел оскорбить чувства Гармониуса, но то ли жалоб было слишком много, то ли Гармониус был слишком нервным, но задеть его удалось.       Смурфик с трубой шёл без оглядки, шёл куда глаза глядят. Наконец, находясь уже где-то в лесу, он остановился и продолжил играть. Голоса птиц, до этого певших, стихли, и пернатые артисты разлетелись.       — Зачем я вообще это делаю?!       Он швырнул трубу и сел на землю.       Гармониус сидел в полной тишине посреди леса, устремив взгляд куда-то на пол, погружённый в свои мысли. «Какой смысл, — думал он, — пытаться, когда всегда всё заканчивается одинаково?»       Но, с другой стороны, Папа верил в его силы.       Постепенно птицы, распуганные шумом, начали мало-помалу возвращаться на свои ветки и возобновлять свой концерт.       Умиротворённое пение птичек подействовало на Гармониуса успокаивающе. Он закрыл глаза и лёг в траву.       — Папа-Смурф думает, что я прогрессирую, — тихо сказал он сам себе, — но правда ли он так думает? Или просто не хочет меня расстраивать?       Лесные певцы пели очень красиво. Как повезло им родиться с такими голосами!       — Смурфики говорят, что у меня нет слуха. Папа всегда говорит, что он просто не такой хороший, как у других. Могу ли я что-то сделать с этим?       Гармониус открыл глаза и теперь смотрел на лазурное небо, проглядывавшее между листвой деревьев.       — Нужна ли им моя фальшивая музыка, когда у них есть смурфоркестр?       Смурфик замолчал, раздумывая.       — В конце концов, — медленно и неуверенно продолжил он, — она нужна мне. Может, я правда играю всё лучше?       Гармониус сел, а затем поднялся. Минуту он колебался, но в итоге рука его робко потянулась к трубе.       — Я ведь смогу, да?       Музыкант мысленно ответил себе: «Да» и снова принялся за отработку.

***

      Гармониус никогда не чувствовал себя таким уставшим.       Он весь день репетировал в лесу, стараясь выжать из себя свой максимум. Животные разбегались, но это мало волновало смурфика.       Теперь солнце стало садиться, что предвещало начало фестиваля. Гармониус чувствовал, что сделал всё, что мог. Сейчас оставалось только надеяться, что он сможет. Что у него получится.       Музыкант возвращался в деревню на не гнущихся от волнения ногах. Он сильно нервничал, и в голове его отчаянно боролись две мысли: выступить, не думая ни о ком и ни о чём, и убежать к себе и просидеть там до конца фестиваля. Пока Гармониус склонялся в сторону первой.       Повсюду зажглись огоньки, украшения придавали деревушке очаровательный кукольный вид, а в воздухе чувствовался запах маргариток и выпечки Сластёны.       Смурфики уже толпились на площади. Оркестр играл что-то. Гармониус выискивал глазами Папу-Смурфа, сердце его быстро билось.       — Гармониус!       Трубач обернулся на зов и увидел Лентяя.       — А?       — Это… — замялся Лентяй, — ты не сильно обиделся на меня утром?       — Что? А, это, нет.       Волнение мешало Гармониусу быстро соображать. Лишь когда он отошёл от Лентяя, до смурфика дошло, что перед ним, вообще-то, хотели извиниться. Музыкант посмотрел назад, но соню уже не было видно в толпе. Гармониус снова принялся искать Папу-Смурфа. Наконец, он увидел его выделяющийся из общей массы красный колпак и заспешил к нему.       — Папа-Смурф!       — Здравствуй, Гармониус, — ответил Папа, — ну, как ты?       — Я нормально. Я репетировал. Я… — он мысленно спросил себя, хочет ли он выступить, и, решив, что да, продолжил, — я хочу… сыграть.       — Не нервничаешь?       — Не-а.       Конечно он нервничал! Более того, это было очень заметно. Так что он сам не понял, почему ответил, что не нервничает.       Папа-Смурф похлопал Гармониуса по спине.       — Ничего, не переживай. Пошли, я предупрежу оркестр.       Гармониусу стоило огромных усилий сдвинуться с места.       Музыкант не слушал, что Папа говорил остальным. Он проигрывал в голове то, что ему предстоит сыграть, и не обращал ни на что внимания.       Из оцепенения его вывел голос за спиной.       — Всё, Гармониус! Можешь выходить!       Смурфик глубоко вздохнул и начал подниматься по ступенькам сбоку лестницы.       — Ни пуха ни пера!       — К смурфу, — одними губами прошептал Гармониус.       Вот он уже стоял на сцене, вертя в руках свою трубу.       — Кхе-кхе, — прокашлялся смурфик, привлекая к себе внимание, — специально для Фестиваля Маргариток!       Сам себя не объявишь, никто не объявит.       Гармониус не смотрел на толпу перед сценой. Он закрыл глаза и начал играть.       Не прошло и десяти секунд, как он допустил ошибку.       «О нет-нет-нет-нет-нет! — трубач начал переживать ещё сильнее и ошибаться ещё больше, — я не оправдаю ожидания Папы-Смурфа! Он так надеется на меня! Надо, надо, надо что-то делать!»       Гармониусу удалось наконец выровнять свою игру. Смурфик почувствовал себя в своей стихии, и волнение стало отступать.       Зрители удивлённо переглянулись. Не сказать, что музыка была мёдом для ушей, но она определённо не была противной. А подобное случалось нечасто.       Закончив играть, Гармониус не спешил открывать глаза — он не горел желанием увидеть сердитые лица.       И как же он был удивлён, услышав аплодисменты.