Иллюзия

Незнакомец, расхваливший это место, хоть и не имел искренних намерений и был пьянее всех тех пьяниц, что охотно спаивали его, оказался прав. Влад не мог это отрицать — скептицизм подвёл. То, что он воспринял как преувеличенные, чересчур приукрашенные бредни, предстало пред ним реальным городом. Добираться пришлось долго, около девяти дней, фальшивые документы пришлось пускать в оборот с каждой пересадкой на другой транспорт. Это место, очередная обустроенная людьми клоака, отличалось от остальных — с первых секунд жаром в груди отозвалось желание остаться, с последующих закипала злость от режущих слух гудков поезда, и от толкающейся толпы у выхода, чьи участники успели замарать его новенькие чистейшие кожаные туфли, и от невыносимой суеты, назойливых торгашей разболелась голова. Но неприятные ощущения вскоре сдались из — за обаяния нового места, подавились чувством радости. Все мысли в так и трещали, что вот оно, что-то долгожданное и, быть может, родное, гадкое и тошнотворное, полное ублюдков. Влияние талантливых архитекторов сказывалось на главной улице города. Никаких тебе горгулий и призраков, тончайшая ручная работа, цветущая на расписанных окнах и стенах, изобилие нежных красок и их оттенков фасадов зданий. Глянешь — и здание, чей центральный восьмигранник венчается куполом из чистого золота заставит заскулить от восхищение, посмотришь вдаль и столкнешься с высокими творениями в виде храмов, украшенных скульптурами и арками. Глаза разбегались. Броди хоть всю ночь, но на утро все равно заметишь что — то новое. По легендам, чертежи всего настроенного создавали представители всех рас, но в это верилось с трудом — для любого вампира подобное непременно стало бы символом безвкусицы. Неужели нельзя было добавить немного мрака, мавзолеев и музея с устройствами для пыток? Влад нес чемоданы и восхищенно цеплял взглядом все вокруг, совсем забыв о том, что нужно хоть иногда смотреть под ноги из-за чего с трудом избегал столкновений с равнодушными прохожими. За время скитаний по миру он не только не видел ничего похожего, но и не слышал. Звуки доносились из всех уголков, оглушали и путались в нечто неразборчивое. Около ратуши драл горло глашатай, распевали коротенькие куплеты зазывалы, приглашая в лавки и магазины, спорили торговцы и ругались покупатели. Одни предлагали мази и привороты, другие толковали о прибывшем боги весть откуда Величайшем, чьи таланты и умения выдавали в нем обыкновенного мошенника. Иные были готовы исполнить все желания и за пару монет рассказать о будущем до прихода самой Мары. Гутарили и о Калиновом мосте, о хмеле, урожае, сплетничали и жаловались на молодежь, на приезжих. — Гой еси, добрый человек, проходите со мной, послушайте ведунью. Совершено бесплатно. Влад только и успел, что вежливо покачать головой и придать своему лицу недовольный вид, как вдруг перед ним оказалась молоденькая девушка: — Погадаем на суженную? — Она потрясла мелкий мешок, поправила свое белое одеяние с вышитым коловратом. От быстрых движений содержимое затряслось, звякнуло. Наугад достав два из них, гадалка осмотрела их, и вынесла вердикт. — Светлокудрая, да какая красавица! К ней прибавилось несколько человек, заключая Влада в круг. Им нравился его внешний вид — выглядел он и богато, и ужасно наивно, что считалось большой редкостью и редкой удачей. — Подпишите петицию в защиту целителей и знахарей. — Юноша, посмотрите, какие книги в продаже!       Просторная комната в двухкомнатной квартире сдавалась по привлекательной цене. Чрезмерно привлекательной. Слава был доволен находкой. Удача повернулась к нему лицом в подходящий момент. Для него, студента, все складывалось отлично, да настолько, что чувствовалось, что где — то непременно таится подвох. Его не смущало, что ему придется жить с незнакомыми людьми. Не смущало и то, что его новая комната походила на маленький сад, за которым нужно поспевать ухаживать. Слава, не раздумывая, левой рукой оставил подпись на договоре, помог хозяйкам вынести оставшиеся коробки с вещами, и с нетерпением ждал того, с кем ему предстоит прожить весь следующий год. От жаркой уличной погоды и усталости, отзывающейся порой болью в мышцах, он прятался лежа на мягкой кровати, стоящей у окна, лениво расстегивал верхние пуговицы рубашки, и лежал, вдыхая горячий летний воздух и резковатый запах растений. В небольшом, но вместительном шкафу полки теперь были заняты аккуратно сложенными вещами, на вешалках скромно висела тройка вечерних костюмов, хранились гантели и спортивная сумка. Круглый столик попеременно занимали тетради и белые листы, открытки и письма. Все остальное пространство занимали цветы, внося в комнату умиротворение и спокойствие. Светолюбивые гордо стояли на подоконнике, на этажерке неохотно росли травы, а одиночки крепились на стенах в разнообразных кашпо. И при всем удобстве и уюте, ужасно не хватало кого — то рядом, кто бы хоть иногда шумел посудой на кухне, избавляя от одиночества.       Мысли о соседе и явлении сожительства возникали не только у Славы. Влад, например, планировал съехать через пару недель, несмотря на обещание родителям пожить у своих теток, он понимал, что жить с кем — то все равно, что обречь себя на вечное неудобство, дискомфорт и нежеланное общество. Вечера в поездах он проводил в раздумьях, что бы такого сказать, чтоб от него отстали до конца проживания, если все же план с переездом не удастся, и думал об этом, поднимаясь по лестнице к своему новому дому. Как превратить слова в яд? Или претвориться немым? Когда приходится выставлять личные границы любые средства хороши. Слова необходимо подкрепить поведением, никаких любезностей и бесполезных разговоров. — Вам помочь? Его окликнул приятный звонкий голос. Влад опешил. Хоть какое — то проявление любезности за последнюю неделю. Понимая, что точно выглядит нелепо, пытаясь одной рукой поднять тяжёлый и для него багаж, а другой жестикулируя, он кивнул головой, и избавившись от груза, занялся куда более интересным занятием. Его взгляд случайно задержался на ягодицах помощника чуть дольше, чем требовали правила приличия. Облегающий спортивный костюм наводил на мысли о том, что такое тело непременно требует не только времени и сил, но и упорства, регулярности. Тонкая и отчетливо выраженная талия, широкие плечи, подтянутые стройные ноги, вдобавок высокий рост — все то, что часто хотят видеть у натурщика или любовника. — Вам сюда? Так мы значит соседи. — Парень осторожно поставил чемоданы, вытянулся и достал ключи из кармана. Дверь открылась. — Влад, да? Я Славик. И пока его лицо сверлили тяжелым взглядом, он успел внести багаж и подать широкую ладонь и так же быстро убрать ее обратно в карман, не дождавшись взаимного жеста. Низкий рост и хрупкое на вид телосложение, учитывая, что природа добавила к ним и мягкие черты лица, ошибочно навели на мысль, что Влад младше на несколько лет, и как и все остальные люди в представлении Славы, непременно был хорошим человеком. — Если короче, то тут на лестничной площадке жила парочка духов. Нам повезло, что этажом ниже живет… Извини, ты, наверно, устал в дороге, — Слава о чем-то задумался, вспомнил, что ужасно опаздывает на встречу и мигом стянул с себя обувь. Он оставил Влада одного в коридоре на минуту. — Самая большая комната твоя. На столе твои ключи, на кухне оставил перекус. Надеюсь, ты любишь сладкое. Первый раз в городе? Это видно. По ночам первое время в одиночку лучше не ходить. Сейчас, короче, всякая нежить с леса притащилась. А да, будут люди предлагать играть на душу или тело — не садись. На торговой площади полно шарлатанов, береги кошелек, и, Велес тебя сохрани, не нарвись на проклятье. И чисто между нами пацанами, лучший деликатес здесь — шаурма. Ну вот и все. Мне нужно уходить, освоишься сам? — Слава опустился на одно колено, быстро обулся и стал завязывать шнурки. Ему было жаль, что не получилось подобающим образом встретить соседа. — Ну — ка, дай поглядеть. Глаза подводишь? — Он шагнул на встречу и наклонился, чтобы рассмотреть лицо соседа. Влад за это время не вымолвивший ни слова, продолжал пялиться. Его намеренно поселили с человеком? Намеренно. Спортсмен в качестве подарка, но от тетушек или родителей? Он невольно глянул на бицепсы Славы — да, руки идеальны для того, чтобы разбивать лица. Посмотрел в светло — зеленые глаза, на ладони, сжатые в кулак, быть может по привычке, на выступающие сквозь белую кожу голубоватые вены и разбитые в кровь костяшки. — Да, и что? — Ничего, — ответил Слава, выпрямляясь. На его лице появилась нежная улыбка, вместе с ней круглые ямочки на обеих щеках. — Тебе идет. И глаза такие темные. Не видел таких за всю жизнь. И эти серёжки. Красота. Ну, давай, увидимся как — нибудь.       Главное сразу дать понять, что все, что их объединяет — это квартира, общая жилая площадь, ни к какой дружбе она не принуждает, пожалуй, изредка можно здороваться и обсуждать бытовые проблемы. Влад ждал, когда ему выдастся случай рассказать это соседу. Вот только никто не лез с разговорами и не беспокоил. Слава редко бывал дома, приходил ночью и уходил ранним утром. Ничего не мешало, не шумело, Владу не на что было жаловаться, разве что оставляемое раз в неделю блюдце с молоком на кухне настораживало. Ничего не хотелось. Жить не хотелось, переезжать не хотелось. В его комнате была собрана целая библиотека редких и драгоценных книг, необходимых для учебы, да и это было не единственным, что в ней нравилось. Темная и мрачная, в нее не попадали лучи света. Не хватало только мольберта и пианино, чтобы занимать свой досуг. Влад сдался. Не от скуки, наоборот, от любопытства. Надо выяснить, что из себя представляет этот человек, успокаивал он себя. Люди делятся на хороших и хороших гнид, полезно знать, с кем из них имеешь дело. Ничего подходящего кроме как совместного ужина не выходило придумать. Не звать же куда-то на улицу, чтоб это восприняли за флирт и дали по мордашке. Дождавшись прихода соседа, он глухо постучал в дверь и пригласил на кухню. — Перекус за перекус? — Влад пожалел, что его голос прозвучал грубо, словно угроза, и постарался улыбнуться, да вышло неудачно. — Да храни тебя Велес, — будто и не заметив надменного тона, ответил Слава, коснулся мизинцем большого пальца левой руки, изображая знак благословения, — я такой голодный. Какой запах, вот это чума. — Я плохо разбираюсь в еде для спортсменов, не знаю, насколько эта выпечка близка к званию полезной еды, — Влад последовал примеру и тоже присел за стол. Он поднял графин и разлил по стаканам гранатовый сок. — Да что ты, да за такие булочки не жалко пробежать пару лишних километров. — И не боишься, что я мог подсыпать отраву? — А я что против? — отмахнулся ладошкой Славик. — Ой да ладно тебе, каждое утро соседи тебя нахваливают, какой ты добрый и воспитанный мальчик, помогаешь таскать тяжёлые пакеты и придерживаешь двери, всегда здороваешься. Блин, как там было? Настоящий джентельмен? — Элементарная вежливость, чтобы быстрее втереться в доверие и создать ошибочное мнение о себе. Ты не часто бываешь дома. Мы едва знакомы. Не думал о том, что я могу тебя ограбить? — Меня? Да у меня и брать нечего. Ты лучше скажи, как тебе город? — Чудесный и великолепный, — свой ответ Влад сопровождал активной жестикуляцией. — Чего стоит одна главная улица? Только и делай, что смотри в оба и не давай всем этим гадалкам подойти к тебе, иначе придется раскошелится. Утром добираться до университета та еще пытка. Ужасно жарко, ужасно душно. На переулке травниц жгут травы, от которых начинается жуткая аллергия. И как мне понравилось вечером встретить жердяя, просящего у прохожих еду. Все эти невоспитанные агрессивные люди, и скопище бездельников у домов с пакетом семечек, выкрикивающих в спину слово: «пидор». — Ты это, старайся не обращать на это внимание, не стоит оно все того. Свыкнешься со временем. Людей я исправить не могу. Короче, жердяй только выглядит угрюмым, а так очень воспитанный. Он раньше по ночам стучал в окна, вот это жуть была, чума. Пугал и детей, и взрослых. Что поделать, в отличие от остальных таких, наш жердяй не грабит и не убивает. Давно о нем не слышал. Видимо, в этом году ему не хватило еды у алтаря. Ты не носишь оберег? Я дам тебе один из своих, мне друзья надарили самых разных, а мне они не нужны. Какая — то хорошая энергетика, фигня с детства, меня злые духи обходят. А что насчёт переулка травниц. Там, типо, всегда жгут только те травы, что для нечистых, не дают всяким из Нави бродить по той части города. Слава поднял голову. Он невольно задумался, и мысли ему не нравились — до того приставучие и неприятные, как сок лимона на разбитых губах. Выражение лица с дружелюбного на долю секунды сменилось холодным и серьезным. Ловким движением руки он сменил вилку на лежащий рядом кухонный нож. Пару раз переглянувшись между собой, оба парня вдруг рассмеялись, чуть ли не одновременно. — Не хочешь свежих яблок? — предложил Влад, сдерживая улыбку. — Сиди, я почищу сам. Вот это да, — произнес он, нарезая дольками фрукты. — Даже не можем быть уверены, что мы оба люди. — Ну и ладно. Знаешь, когда я был мелким мама рассказывала, что жила в нашем дворе одна девушка. Красавица, умница, старалась всем помочь, советовались одни с ней, некоторые вот гнали ее, кидали, что под руку попадется, из дома выгнать хотели. Дети ее обожали, и она детей, любила с ними играть, хороводы водить, стишки сочинять. Так полюбили, что не хотели ей говорить, что она уже давно умерла, ну, чтоб не расстроить. Не хотели, чтоб душа ушла. Другие ругались, что нечестно так, пусть лучше уйдет, да поскорее переродиться, — рассказывая, Слава расслабился, отвлекся на то, чтобы сделать глоток сока и смочить горло. Его глаза блестели то ли от голода, то ли от хорошего настроения. Кивком головы он поблагодарил за оказанную заботу и засмотрелся на лицо собеседника. Влад явно был увлечен той правдивой глупостью, о которой он говорил, склонил голову в его сторону и внимательно слушал. Черные волосы, собранные в маленький пучок на затылке, спадали на лоб, и наверняка мешались, на что Влад не обращал внимания. — Эту девушку при жизни отравил кто-то из близких, да таким мучительным ядом, что она все забыла от боли, и смерть свою тоже. Расчленил труп, да выбросил в пруд. Ну, по мне так нет ничего лучше, чем знать, что ты живой. — И много ты знаешь таких жутких историй? — Дофига. Ты читал историю города? Тут такая жесть творилась до прихода Совета. Город старый, никто уже не знает, когда его строили был рядом лес, или он потом появился. Не суть, короче, до Совета был правитель, та еще гниль, наживался на труде обычных людях, драл налоги и обкрадывал. Ему вообще было по барабану, что из леса постоянно какая — то хрень ходит и съедает иногда и целые семьи. Охрана, видите ли, дорогая, но для себя нанять целую толпу денег он не пожалел. Потом люди не выдержали, сговорились, связали, да отвезли его ночью в лес в полнолуние. Один Велес знает, что с ним стало. Отсюда все уехали, вот только жалко, все же дома остались, да и здания все эти, культурные памятники, все дела. Вот и потом приехали сюда те магессы, что и создали Совет, говорят, магия у них троих нереально сильная, да и стали управлять. Как видишь, все тут расцвело, население стало огромным, качество жизни повысилось, появились учебные заведения для всех, больницы и госпитали, пригласили специалистов из всего мира. — Но из леса все равно кто — то проникает в город? — Совету приходится постоянно держать защитное заклинание. Я в этом плохо разбираюсь, но, кажется, на магию уходило столько сил и энергии, что спустя столько лет у них появились серьезные проблемы со здоровьем. Они уехали на лечение на полгода, и сейчас их заменяет градоправитель. Местные маги и магессы не всегда справляются с барьером. — Изумительно. То есть, не то, что не справляются и люди страдают из — за этого, а все эти интриги и нечисть. Я ведь это и приехал изучать. — Что — то я разболтался. Лучше ты расскажи, как тебе учеба? Сложно?       Влад насильно прикусывал язык, чтобы замолчать и перестать тараторить, и уж тем более мечтал перестать болтать глупости, но Слава умело располагал к себе добротой, нагло пользовался талантом притягивать к себе за считанные минуты, был отличным слушателем и при этом никак не навязывался. При общении с ним так и не возникло напряжения или неловкости, еда в тарелках медленно заканчивалась, парни по очереди разливали напитки. Не возникала между историями, которые они рассказывали друг другу, и тишина. Порой Слава казался чем-то обеспокоенным и грустным, веселым и беззаботным, и совсем не рассказывал ничего личного, плавно переводил диалог, когда не хотел отвечать на вопросы, вел так, что Влад, много рассказав о своей жизни, практически ничего не узнал о собеседнике. Проболтав почти целую ночь, им не хотелось расходиться, но желание спать брало вверх.        Так они и жили. Слава был отличным соседом — выполнял дела вовремя, брался за уборку и в самые загруженные дни, ухаживал за цветами, подливал в блюдце молоко, всегда рассказывал что — то новое, будто ходячая книга, в которой никогда не будет конца. Со временем, заметив привычку соседа уходить на утренние пробежки в ближайший парк, Влад предложил прогуливаться в этом месте в свободные вечера, якобы перед сном. Кто бы мог подумать, что эти короткие редкие прогулки станут единственной радостью за всю тяжелую неделю. Все трудности на учебе, все эти приставучие выкрики забывались. Парк около дома оказался чудесным местом для разговора с тем, кто умеет слушать и проявляет внимание. Нечто на сладость уютное было то ли в тихих дорожках или в лицах прохожих, среди которых часто встречали друг или подруга Славы, то ли в забавных шутках и лёгком интересном диалоге, что Влад, будучи избирательным в плане своего времяпровождения и друзей, оттягивал возвращение домой как мог. Дома найдутся дела — вспомнится недописанное эссе, оставшееся на столе, повернется под руку новая непрочитанная книга, завлечет что угодно, а хочется только одного — побыть среди деревьев и природы. Осень быстро окрасила листья в желтые, красные цвета, оголяла деревья. С каждой такой встречей Влад доверялся, просил советы и тщательно прислушивался к ним. Тёплое чувство загоралось все сильнее — парни становились настоящими друзьями. Им пару раз удавалось выходить и днем. Тогда Влад брал с собой книгу, приходил на избранное ими тихое место. Сюда не забегали дети, редко доходили прохожие — тропинка была заброшена, некогда не менее красивая часть парка, с лавочками в тенях широких и могучих деревьях, чьи корни были видны и на земле, проступали так, что охотно было бы присесть или пройтись по ним, скрывалась за кустами и колючками. Пробираясь через них парни смеялись, пытаясь не зацепиться ни за что одеждой, придерживали друг друга. Влад садился на скамейку и читал вслух, пока Слава, садясь рядом, всегда с правой стороны, запрокидывал голову и смотрел в небо, вслушиваясь в тихий и плавный голос. Из-за тех дней, когда прогулки не могли состояться, у Влада сложилась привычка ждать совместных вечеров дома, встречать Славу с работы сперва с чашками чая, потом и с полноценным ужином, и вываливать на него все что произошло за день, даже если произошло ничего.

***

      В городе никто не притеснял ничьих прав — вампир ты или человек, владеешь магией или нет, всем вокруг абсолютно все равно. Но если всмотреться в глаза людей, всмотреться получше, то в них легко проглядывались страх и ненависть к тем, кто отличался от них. Не будь законов и наказаний, именно люди первыми схватились бы за оружие и принялись омывать кровью улицы, чтобы обезопасить себе подобных. Понятие безопасности с этой точки зрения, конечно, было неясным. Многих смущали умения вампиров: принуждение гипнозом, чтение мыслей, способность просматривать воспоминания, физическая сила, превышающая человеческую в несколько раз, способность к регенерации. И только немногие признавали, что общество вампиров давным давно пошло на уступки обществу людей — применение способностей не в качестве самообороны порицалось и запрещалось. Что же сделали люди? Эти постоянно размножающиеся создания, занявшие большую часть Яви, решили, что в гуманных целях позволительно вырезать столько вампиров сколько понадобится, пока не будут раскрыты секреты их долголетия и молодости. Эволюция не стояла на месте. Заметное отличие от людей приводила к скорой смерти, и спустя поколения, перетасовки генов и адаптаций, внешний вид вампиров ничуть не отличался от людского за исключением некоторых мелочей. Выдать вампира могла его собственная кровь — своим составом она сильно отличалась от человеческой. Не в первые в истории возникли прелестные, не приносящие никакой пользы этюды с пропагандой человеческой природы переходили в периодические кровавые картины с набегами армий на поселений вампиров. За убийства платили деньги. Убивали и люди, не всегда тех, кого нужно, убивали своих и вампиры, и конечно, вампиры убивали людей. Восхитительное зрелище. Два разумных вида не могут ужиться в огромном мире. Влад этого времени не застал. В клане он считался ребенком, всего — то двадцать лет. Его способности проявлялись слабо. Тому причиной служила его собственная упертость. Он не желал проходить обряд посвящения, для которого было необходимо испить человеческой крови, и утолял жажду заменителями. Рассказы близких о пережитых несчастьях, о том как от большой дружной семьи за несколько десятков лет осталось всего ничего по вампирским меркам, Влад переносил тяжело. Листая семейный альбом, он из всех сил старался не вспоминать, какой смертью погиб запечатленный на фотографиях силуэт. С ранних лет в нем пробудилось желание учиться, узнавать каждый день что-то новое, любопытство толкало читать книги и тихонечко воровать их из семейной библиотеки и протаскивать в свою спальню, вдохновение от книг приучило к рисованию, эта страсть сперва дразнила его смешными рисунками, пятнами красок на одежде и лице, смехом учителя, но позже переродилась в мастерство. Родители — музыканты одарили любовью к музыкальным инструментам, и проводили много времени со своим единственным сыном, обучая его самостоятельно. Влад хотел учиться, как взрослый, в университетах, иметь несколько дипломов, общаться со всеми расами, путешествовать, и в свое восемнадцатилетие сбежал из дома, хоть и мог сообщить о своих планах всему клану, и не устраивать драмы. Столько лет саморазвития и познания мира. Для чего? Чтобы его ночью зажали около подъезда пьяные гопники, харкали под ноги и талантливо крыли матом? Сложив руки на груди, Влад отвел взгляд в сторону, прислонился спиной к холодной стене, ощущая как по телу пробежались мурашки. Возмущение проявилось в громком выдохе. Его ничуть не смущало, что у четверых в руках были зажаты бутылки с пивом, что их главарь вот уже три минуты затирает про его внешний вид, угрожает и бесится с того, что не может запугать обыкновенного богатенького голубого. — Что, трахаешься за деньги, пидорок? Шутки про проституцию казались смешными. Минимального количества серого вещества понадобится, чтобы осознать тот факт, что в городе с достаточным количеством рабочих мест и хорошими зарплатами, отличной системой правосудия, никому нет нужды заниматься сексом за деньги. Однако игривое настроение Влада так и подталкивало повеселиться. Он достал из кармана несколько купюр: — Могу и тебе заплатить, сладенький. На лице почувствовалось неприятное дыхание, запах сигарет и алкоголя. Мысли всех четверых легко читались, но были такими пустыми и неинтересными, жаль было тратить на это время. Владу резко наскучило, да и чужие прикосновение к своей коже доставляли дискомфорт. Впившись ногтями в руку тучного придурка, сильно сдавливающую его плечо, он освободился, и сделал шаг вперед. На секунду в глазах потемнело и щекочущая боль отозвалась в переносице и кончике носа. От неожиданности из рук выпали книги и блокнот, заполненный набросками. Влад усмехнулся. Так вот что чувствуешь, получая по морде: — На этот раз все не закончится обменом любезностей? Жаль. Кровь потекла по лицу и испачкала шикарную белую рубашку, его любимую, с глубоким вырезом и широкими рукавами. Пропустил еще один удар, посильнее, в живот. Почему людей так привлекает жестокость? Сколько раз его еще раз ударят прежде чем им надоест, и в мозге щелкнет сигнал тормоз? Интересный эксперимент. Шестой, седьмой удар, а в их мыслях все еще одна злость и бешенство. — Оставь мальчишку в покое. От знакомого голоса и у Влада и напавшего засосало под ложечкой. Когда Влад увидел нахмуренные брови Славы, поджатые губы, придающие лицу строгий вид, то, как он откидывает спортивную сумку в сторону и сжимает руки в кулаки, то задрожал. В груди стеснило так, что не получалось выговорить и слова. Во — первых, от привычного нежного тенора не осталось и следа, его загубила вложенная во фразу грубость, во — вторых, Слава подкрался тихо, прервав их маленькое веселье шпионским способом. Жестко растолкав троих, как выяснилось позднее их называли шестерками, Слава помог другу подняться одним движением, притянув к себе. Повернувшись к Владу спиной, он не задумываясь, прикрыл его своими руками. — Чего встреваешь, Серый? Или это твоя новая девка? Неплохо мы ее тут, да? Разукрасили для тебя, — четверо дружно расхохотались, но после приступа истерии прозвучала здравая мысль. — Пойдем, — одернул рукав спортивки главаря один из стоявших сзади, — не надо Серого злить. — Уебок, я тебя сейчас так разукрашу… — Не стоит, — внушил спокойным голосом Влад, не давая закончить задуманное. Вот интересно, как быстро Слава отпускал негативные эмоции, остывал, становился оптимистом с искренней и приятной улыбкой. Как они оба рассчитывали, их быстро оставили наедине друг с другом. — Ты как? Подожди, у меня в сумке есть вода. — Хотел провести исследование, а ты мне помешал, — спокойно ответил Влад, подбирая книги. — Теперь, я полагаю, ты считаешь, что я обязан тебя отблагодарить? — Да нет, — Слава пожал плечами, передал бутылку с водой и продолжил рыться в сумке в поисках того, что можно было приложить к носу, — мне вообще по барабану. Да не дергайся ты, кровь же идет. На выпей. — Ты брезгливый. — Пей говорю. — Спасибо. Нет, не так. Благодарю тебя, достопочтенный горожанин, за то, что не прошли мимо. Влад замолчал только тогда, когда Славик, раздражаясь, но все же слегка зажал приятной тканью его нос. Ветер раздувал растрепанные русые волосы. И даже с разбитым носом чувствовались нотки приятного парфюма, запах геля для душа, оставшийся на коже, запах самого тела. Смущенный тем, что они вдвоем снова засмотрелись друг на друга, Слава взял сумку в руки, и направился в сторону дома. — Это тот твой новый напульсник? — поинтересовался Влад. — Тебе говорили, что ты бываешь очень милым? — О, видно, тебе и по башке досталось. Догоняй давай, надо тебе лед приложить. — Почему меня назвали твоей новой девкой? О своей старой ты не говорил. — Какой ты дурак, я не могу. Вечно ты такой после своих свиданий. За ночь все синяки и нос зажили, и чтобы скрыть этот факт, Влад обклеил всеми пластырями, что нашел в аптечке на кухне, свою кожу, где, как он помнил, еще вчера были неприятные покраснения. К удивлению, на привычном месте не оказалось блюдца с молоком, сосед тоже успел уйти. Вечером же, он встретил свою компанию знакомых, чей внешний вид успел измениться. Теперь и на их лицах красовались синяки, опухли щеки. Не кроется ли в этом причина того, что они сидели на корточках тихо, не переговариваясь, щелкали семечки и делали вид, что в упор не замечают того, кто принес им проблемы? Эта сцена немного развеселила, вызвала подобие улыбки. Влад был уверен, что эта красота дело рук Славика.