***
В течение трех дней и трёх ночей Людвиг думал о Натальи и о ребенке, которого она родит. Наконец ему удалось съездить в деревню. Старуха собирала хворост в лесу и возвращалась домой, таща на спине большую вязанку. Людвиг остановил мотоцикл. Он сказал, что хочет поговорить с ней, и попросил, чтоб она опустила вязанку на землю. Она послушалась. День был серый, по небу ходили тучи, но было не холодно. — Я знаю насчет Натальи, — сказал Людвиг. Она вздрогнула. — Знаешь.. — Мне и в голову не приходило, что она… Почему вы раньше мне не сообщили? Она начала рассказывать. После того страшного вечера Наталья несколько дней пролежала в постели в бреду, с высокой температурой. Боялись за ее рассудок. Она вскрикивала не переставая по многу часов подряд. Врача достать было негде. Деревенского доктора призвали в армию. Потом температура спала, но Наташа была все же слишком плоха, не могла подняться с постели, а когда наконец встала, то такая была бледная, слабая — смотреть жалко. Потрясение оказалось для нее слишком тяжким. Прошел месяц, затем второй, истекли все положенные сроки обычного женского недомогания, но Наталья и не заметила этого. У нее это всегда бывало нерегулярно. Первой почуяла неладное мать. Она расспросила Наташу. Обе пришли в ужас. Когда миновал и третий месяц, сомневаться уже больше не приходилось… Наташа забеременела. Они зашли к старому, знакомому им врачу, и он подтвердил их подозрения. Но врач был ревностным христианином и не пожелал оказать им нужную помощь. В ответ на их слезы он пожал плечами. Одна женщина дала им адрес акушерки, добавив, что они могут сослаться на ее рекомендацию. Акушерка дала лекарство. От этого лекарства Наташе стало так плохо, что она уж думала, что умирает, но желанного результата от него не последовало. Беременность Натальи не прекратилась. — Завтра воскресенье, — произнес он наконец. — Я завтра не занят. Заеду к вам, поговорим.***
Он побоялся брать мотоцикл и на следующий день взял напрокат велосипед. В деревню он приехал, когда стемнело, и он мог быть уверен, что вся семья вернулась домой после работы в поле. — Вот взгляните, привез вам иголки, — сказал Людвиг, развязывая пакет. — А это материя тебе, Наталья. — Она мне не нужна. — Разве? — ухмыльнулся он. — А не пора тебе начать шить белье ребенку? — Верно, Наташа, пора, — вмешалась мать, — а у нас ничего нет. — Наталья не поднимала глаз от работы. Старуха окинула жадным взглядом содержимое пакета. — А это что такое? Людвиг издал смешок. — Это шнапс. Сейчас я вам скажу, зачем я его привез. У меня возникла идея. — Мгновение он колебался, потом взял стул и уселся напротив Наташи. — Право, не знаю, с чего начать. Я сожалею о том, что произошло тогда, Наталья. Не моя это была вина, виной тому обстоятельства. Можешь ты меня простить? Она метнула в него ненавидящий взгляд. — Никогда! Почему ты не оставишь меня в покое? Мало тебе того, что ты погубил мою жизнь? — Я как раз об этом. Может, и не погубил. Когда я услыхал, что у тебя будет ребенок, меня всего точно перевернуло. Все теперь стало по-другому. Я горжусь этим. — Гордишься? — бросила она ему едко. — Я хочу, чтобы ты родила ребенка, Наташа. Я рад, что тебе не удалось от него отделаться. — Как у тебя хватает наглости говорить мне это? — Да ты послушай! Я ведь только об этом теперь и думаю. Через полгода война кончится. Дело верное. И тогда меня демобилизуют, и я женюсь на тебе.***