Холодный ветер Чикаго

Sparkling angel I believed You were my saviour in my time of need © То утро началось с ветра, который то ревел зверем, то бился в окно раненой птицей, разбудив меня, и не дав заснуть снова, раз за разом вырывая из дремы. Но я нежилась в постели до последнего, на счастье моя смена в закусочной начиналась лишь в полдень. Обычно я редко завтракаю дома перед работой, но накануне в выходной меня обуяла страсть к домашнему хозяйству, заставив нажарить пирожков, а ещё в добавок основательно прибраться в моей тесной квартирке. К моему приходу в закусочной как раз начался обеденный аврал. Постоянные клиенты из окрестных контор — я наизусть могла пробить заказ почти каждого из них, и многих знала по именам. Они переговаривались между собой в ожидании своих обедов на вынос, или встревали в наши с сотрудниками дружеские перепалки. Он появился перед самым закрытием, когда закусочная уже полностью опустела. Дирк, хозяин, ушел пораньше, велев нам самим всё запереть, и убрать выручку в сейф. Я уже наводила порядок за стойкой, а моя напарница Марселла меланхолично протирала столы. Вошел, впустив в открытую дверь поток холодного ветра, и едва я подняла на него глаза, моё сердце перестало биться на долю секунды, а потом заколотилось в бешеном ритме. Сейчас его имя все реже и реже появлялось в заголовках новостей. Если б минуту назад меня спросили о нем, я бы ответила, что наверняка он где-то далеко, на другом конце мира. Но сейчас он просто стоял напротив меня, по другую сторону стойки. Линкольн Барроуз. Человек, убивший брата вице-президента. Во всяком случае, все в это верили, кроме меня. — Ещё открыто? — спросил он, озираясь на пустой маленький зал. — Гамбургеров бы мне. — Рауль, пожаришь? — крикнула я повару. Марселла затараторила на испанском, заставив Рауля, не выходя с кухни, выдать целую тираду в ответ. Между этими двоими что-то было, и сейчас им обоим не терпелось уйти поскорее. — Дирк разозлится, если мы закроем раньше времени. Да ладно вам! Он же нормально к нам. Не нужно его лишний раз злить. В иной день я бы первая извинилась перед клиентом, отправив его восвояси. Но этот был особенным, и мне хотелось, чтоб он непременно задержался. Линкольн заказал три порции, озадачив, для кого предназначалась третья — судя по одному из последних репортажей, скрывался он вместе с братом. — Как ты предпочитаешь? Хорошо прожаренные? Или с кровью? — С кровью. — Рауль, сделай с кровью, пожалуйста, но не полусырые, как у тебя всегда! — и обращаясь к Линкольну спросила. — Ещё что-нибудь? Он отрицательно покачал головой. А я улыбалась как дурочка, радуясь видеть его живым и невредимым, хотя он здорово осунулся. Он смотрел мне в глаза несколько долгих секунд, а потом, прищурившись, отвел взгляд. Мне хотелось продолжать смотреть в его глаза. Я столько раз вглядывалась в них на всех фотографиях, которые только могла найти. А сейчас дивилась насколько другими, яркими, они были воочию, и только глубоко на дне в них плескалась тоска. Пока Рауль жарил гамбургеры и громко бормотал испанские ругательства, я налила в бумажные стаканы заказные Линкольном напитки, и стараясь подавить нервозность, принялась складывать в пластиковые коробочки французскую картошку, жареные грибы в панировке, коул слоу, соленья. Дирк разрешал нам забирать домой нераспроданную еду, что могла испортиться до следующего дня — не велика беда, если сегодня нам достанется меньше. В кассу я внесла только то, что Линкольн заказал. Мне пришлось назвать цену дважды прежде чем Линкольн оторвался от происходящего за окном, достал из кармана смятые банкноты и монетки, швырнув их на стойку, и долго пересчитывал их, заметно нервничая. И хотя было вполне ожидаемо, что он станет опасаться буквально каждого встречного, мне было грустно от того, что сейчас он видел угрозу во мне. Наконец Линк придвинул ко мне требуемую сумму, и я обратила внимание, что он даже не забыл небольшие чаевые. За спиной брякнул звоночек, извещая, что Рауль приготовил заказ. Положив завернутые гамбургеры поверх заранее сложенных коробочек со снедью, я протянула пакет Линкольну. — Тяжелый, что-то… — Все, что ты заказал. — Спасибо! Хорошего вечера. — и вышел за дверь. Когда я только писала Линкольну то письмо, верила, что осмелюсь отправить, и гадала ответит ли, я всё прокручивала в голове, что бы сказала ему при встрече. Но сейчас я не смогла сказать ровным счетом ничего. Не догадалась даже положить записку с номером телефона. Ещё до того, как я приняла окончательное решение, я как во сне открыла кассу. Руки, словно чужие, судорожно вынимали оттуда десятки, двадцатки, полтинники. — Мужик сдачу забыл! — крикнула я напарнице уже на бегу. — Попробую догнать! Озиралась по сторонам, я пыталась разглядеть Линкольна в сгущающихся сумерках. И заприметив его куртку цвета хаки, рванула за ним. Никогда не была хорошей бегуньей, а от дувшего в лицо ветра на глаза наворачивались слёзы. Я всё же потеряла Линкольна из виду, и добежав до угла растерялась, не зная в какую сторону мне двинуться. Я даже не успела запаниковать от мысли, что глупо потеряла его, как, заставив меня вскрикнуть от неожиданности, он появился из-за угла, где поджидал, уже наверняка давно заметив погоню. — Хорошо, что я тебя догнала! — выпалила я заготовленную фразу. — Ты сдачу забыл. — Это не моя сдача. — Линк смотрел на меня с высоты своего роста, нахмурив брови. — Ну как же не твоя? Ты все перепутал. Конечно, твоя. — я протянула ему зажатые в кулаке банкноты. — Шо тут на хрен вообще происходит? Линкольн был напряжен, словно натянутый стальной трос. Наверняка размышлял, какую опасность я могу представлять. Нужно ли ему спасаться бегством, или лучше меня припугнуть. И единственная причина, по которой он не сделал ни того, ни другого была в том, что он видел, что я никакая ни угроза для него, и стоит мне что-нибудь выкинуть, он справится со мной одной левой. И пока Линкольн не успел ничего предпринять, я сделала свой ход: — Я верю в твою невиновность! — Немного приоткрыв рот, выдавая своё удивление, Линкольн сделал шаг назад. — Я тебя узнала. Я полиции не сдам. — залепетала я быстро, словно боясь опоздать, не успеть. — Тут немного денег. Я хочу помочь. Пожалуйста, возьми. Линкольн был скуп на эмоции, но я видела, как он перестал хмурить брови, как разгладились глубокие морщины, что залегли на лбу. И в следующий момент он протянул раскрытую ладонь, позволяя мне сунуть в нее измятые деньги. — Я просто хочу помочь — всё повторяла я. — Тут совсем немного денег. Лишними они не будут… — я оборвала себя на полуслове, видя, что Линкольн никак не отвечает. — Береги себя! Линкольн, запихнув банкноты в карман брюк, пробормотал хриплое «Спасибо!», и развернувшись быстро зашагал прочь, едва не расталкивая встречных прохожих. — Береги себя! — шепотом повторила я вслед, и побрела обратно в свою закусочную, пока ветер подгонял меня в спину. Вернувшись, я буквально столкнулась в дверях с Раулем и Марселлой. Они торопились уйти вдвоем. Это было мне на руку. Обычно я не любила одна закрывать закусочную из страха перед мелкой уголовщиной нашего южного района. Но сейчас мне необходимо было сделать что-то с дырой в бюджете. В груди кололо от чувства безвозвратной потери. Жизнь со своим злым чувством юмора привела Линкольна на мой порог, а я не нашлась, как правильно поступить. На улице завывали полицейские сирены, как в любой другой день в нашем районе. Бывало, копы заходили в одно из заведений на улице, а, а посетители соседних тут же пускались наутек. Я только надеялась, что Линкольн успел достаточно далеко уйти. Посчитав кассу, я обнаружила, я вынула из нее триста тридцать пять долларов. Моей спрятанной дома заначки должно было хватить, чтобы покрыть недостачу. Можно было принести деньги утром, и просто сунуть по-тихому в сейф. Или позвонить Дирку, и попросить разрешения одолжить до завтра деньги из кассы на покупку чего-то срочного и жизненно важного. Я уже достала телефон, когда глухо хлопнула входная дверь, заставив меня вздрогнуть. Я удивленно вспомнила, что опрометчиво не заперла ее. Резко обернувшись я увидела стоящего на пороге Линкольна. — Хорошо, что ты вернулся! — Выпалила я, не удержавшись от широкой улыбки. Мгновенный страх от того, что грабители ворвались в закусочную, схлынул. — Сделать тебе кофе? Линкольн закрыл за собой дверь, щелкнул замок, но он так и остался стоять у входа, широко расставив ноги. Метался взглядом по убогому интерьеру маленького зала. В дверь постучали. И хотя было явно видно, что закусочная закрыта, и даже свет приглушен, стучать продолжали снова и снова. — Мы закрыты! — Полиция, мэм! Откройте! Линкольн нахмурился, меж бровей залегла глубокая складка. Сжал и разжал огромные кулаки. — Туда! — Проговорила я одними губами, показав на закуток слева от двери, где стояла пустая облезлая вешалка. Сообразив, чего я от него добиваюсь, Линк стал, куда я показала, спиной к стене, всё ещё сжимая в руке пакет с едой. Его отражение в поцарапанных стеклах, которыми были забраны картины на противоположной стене, было отлично видно. — Вниз! Сядь! — я сделала характерный жест рукой. Как только Линк присел на корточки, я открыла дверь. — Все в порядке, мэм? — Спросил молодой темнокожий офицер. С таким ростом ему было самое место в баскетбольной команде. — Да, извините. Я переодевалась. Как раз сняла форму. — Никакой формы в нашей закусочной отродясь не водилось. — Чем могу помочь, офицер…? — Офицер Джарри! Вы одна, мэм? — Да. — Я держала дверь достаточно раскрытой, чтобы коп видел пустой зал. Но этой же дверью я закрывала Линкольна. Оказалось, что через полтора квартала вверх по улице подростковая банда обнесла прачечную, угрожая ножом пожилой владелице. Офицер Джарри выслушал, что я ничего об этом не знаю, и попросил сообщать им, если вдруг. — Черт! Я думал они по мою душу! — Линк все еще сидел на корточках, обхватив бритую голову руками. Я чувствовала, как горькая обида встает в горле комом. Спало понятно, что Линкольн мог вернуться лишь потому, что решил, будто я сдала его властям. — Ты думал, это я позвонила копам? — Да. — Линк и не думал отпираться. — За вознаграждение… — одним пружинистым движением он встал с корточек, поднимаясь на ноги. Пакет с едой так и остался стоять на полу. — Но я это… Удивила ты меня очень. Деньги твои мне не следовало брать. Да и неприятности могут быть у тебя. — он достал из кармана брюк сложенные купюры и протянул мне. — О, да! Это вполне может конкурировать с полицейским вознаграждением! — Линкольн вопреки ожиданиям не улыбнулся моей шутке. Я была в недоумении. Он подозревал меня в том, что я могла сдать его властям. Но все же хотел вернуть мне деньги, чтобы я избежала неприятностей. Но больше всего мне почему-то было грустно от мысли о том, что моя помощь оказалась напрасной. — Я бы завтра всё вернула. Обошлось бы. — Но твои деньги тебе нужны и самой. — Нужны.… Но я подумала, что тебе они нужнее. Я видела в новостях, ты с братом… Нужно же что-то есть, и где-то спать… Я думала, это поможет… — я нервно комкала и без того изрядно смятые деньги. — Меня, кстати, зовут Таня. — Линк. — Я знаю. — я положила на стойку банкноты, совершенно бестолково попыталась их разгладить, и протянула Линкольну руку. — Очень приятно, Линк. У Линкольна была большая рука, широкая шершавая ладонь с длинными пальцами. Я сжимала её своей маленькой ладошкой дольше, чем считается приличным. — Так хочешь кофе? — Ты же собиралась уходить? — Да. — я сгребла деньги со стойки. — Мне только надо… — я показала в сторону задней коморки, служившей Дирку кабинетом. В тот момент мне не пришло в голову, что не стоит показывать беглому преступнику, где в закусочной сейф. Или оставлять его одного. И страха от того, что я наедине с человеком, которого все считают преступником и убийцей не было. Я гадала, что будет дальше. Но Линк молча топтался рядом, и курил, пока я запирала закусочную. Помог опустить полу-ржавую заедающую решетку, попросив подержать сигарету. Справился с ней одной рукой, даже пакет с едой не поставил на землю. На улице нас встретил ветер, налетел, тысячей крохотных лапок пробираясь под одежду, и заставил меня зябко ежиться, кутаясь в кофту. — Хорошо, что ты меня провожаешь. Слышал, что полиция сказала, старушку ограбили. Как бы я не лукавила, нам обоим было ясно, что Линкольн решил пройтись со мной, что не дать передумать, и всё же связаться с властями. — Холодно? Хочешь мою куртку? Я отказалась, хотя сразу же пожалела. Мы продолжали идти рядом вниз по улице, иногда касаясь рукавами. — Ты ведь в Чикаго вырос, верно, да? — ветер мешал говорить, но не хотелось упускать возможность завести беседу. — А какой он на самом деле, Чикаго? — Шо значит, какой? — Ну, атмосфера… Городские легенды, известные только тем, кто тут родился… Казалось, вопросы о родном городе помогут разговорить Линка, но он только неопределенно хмыкнул: — Никогда об этом не думал. — однако всё же спросил. — А ты сама давно в Чикаго? — Года два уже будет. — Откуда ты? У тебя акцент. Не разберу, какой. — Я в Одессе родилась, это в бывшем СССР. Потом в Израиль переехала. Долго там прожила, больше десяти лет. А два года назад попала в Америку. Я не планировала в Чикаго жить. Думала, осяду в Нью-Йорке или в Бостоне, там у меня друзья… — А в Чикаго как? — Работу нашла по профессии. Думала все устроится, но не сложилось… — Что за профессия? — Я социальный работник… — Знавал я таких. После маминой смерти помотался по приютам. Ну и ненавидел же я их. — Я вообще-то уже давно не социальный работник. Я постепенно превращаюсь в анти-социального работника. — не знаю говорил ли Линк о ненависти к социальным работникам или к приютам, но попыталась обратить всё в шутку. — А с детьми я никогда не работала. — Я оправдывалась за свою профессию перед Линком словно это было важно, и могло повлиять на его отношение ко мне. Ветер гнал по тротуару обрывки мусора нам вслед, провожая домой мимо размалеванных граффити фасадов.