Цикл "Охотники и руны": Молчаливый наблюдатель

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       — Ты слышал ритм, когда демоны бросились на нас? Словно что-то приказывало или раздражало их, вынуждая нападать, — спрашивает Сан,        — Не слышал я ничего кроме их воя и вони.        Минги лишь качает головой, протирая оружие. С недавнего времени вместо волос пламя. Ярко-красная копна, которая могла бы выдать охотника, но Минги становится абсолютно смертоносным, отчего за несколько совместных операций с другими группами получает прозвище «Жнец». Он садится в машину и немного раздражённо смотрит на Сана в ожидании.        Сан вместо того, чтобы сесть в машину, бродит по тупиковому закоулку, словно силясь увидеть и услышать произошедшее совсем недавно. Баки разорваны и перевёрнуты мощными ударами лап, запах гниения и тлена ползёт по земле, стелется будто полноценный туман, но воняет именно разложением тел, а не пищи. Тела двух демонов изрублены, словно сотней насечек зарубки даже на костях.Но Сан был почти уверен, что когда они вошли сюда, демоны и не думали нападать, пока не завибрировало на сверхнизких частотах.        Минхо тогда скривился, а потом встряхнулся, переглянувшись с Саном. Уён с Ёсаном и Джисон с Минги уже вовсю полосовали монстров, которые отбивались с таким бешенством, будто берсерки. И даже теряя конечности не сбавляли напора, пока не повалились на землю, прощаясь со своей исковерканной Сумерками жизнью. Сан не замечает, с кем уезжает Минги, он подходит к своей машине в тот момент, когда прибывает группа зачистки. Подавив рвотный позыв, он заводит мотор.        Следующий вызов следует ещё до того, как они успевают вернуться на базу, но от них откалывается группа Минхо. Сан ощущает опасность настолько остро, что его буквально выворачивает наизнанку, но он прикрывает Минги, потому прижимается к стене, ожидая условного знака. Минги такой же сильный охотник, как и сам Сан. Может, даже сильнее. Тело напряжённое, но без болезненных ощущений, которые порой сковывают движения. Сегодня он ощущает себя иначе, без малейшего намёка на боль.        В абсолютной тишине без каких-либо условных знаков со стороны Минги или шума шагов на Сана вылетает существо и замирает. Он не знает, что видит перед собой за особь, но существо выглядит обычным парнем, чуть ниже его и более коренастым. В глазах меркнет что-то странное, лишь окончательно усиливая эффект нечеловечности.        Всё буквально кричит о том, что перед ним враг, но Сан медлит. Всматривается в застывшего парня, который глубоко втягивает воздух, отчего слышен свист на вдохах, будто он животное, которое чует и языком, а не только трепещущими ноздрями. Парень пару раз моргает и приближается на несколько шагов. Краем сознания Сан замечает ещё одну тень, на этот раз кого-то повыше. И этот кто-то обходит его по широкой дуге, не имея возможности зайти за спину.        Сан осторожно касается веера, и тот неспешно раскрывается неярким цветком, послушным движениям руки. Некоторое смятение заставляет его колебаться. Перед ним не вампиры, не обращённые, и вряд ли кто-то из знакомых Сану видов. Вскоре рядом с невысоким парнем вырастает ещё один, но почти на голову выше. И в одинаковой же манере, будто синхронные пловцы они склоняют голову сначала к одному плечу, потом к другому.        От них идёт прозрачная волна, и Сан закрывается от неё веером, он чует Сумерки так остро, будто оказался среди изменяющейся реальности без перехода, его накрывает чужими воспоминаниями так резко, что его будто приклеивает к стене. Требуется немало усилий, чтобы распахнуть глаза, в чьи увеличенные как при атаке хищника зрачки окончательно ныряют чужие видения.        — Никогда не задавался вопросом, что было бы, если не случись всё это? — вопрос задаёт высокий парень, и Сан внезапно понимает, что знает, как его зовут. Это Сынмин, во всяком случае, именно так его называет тот второй, коренастый.        — Да как-то особо нет, — Чанбин чешет затылок и морщит нос, когда вчитывается в какие-то расчёты в видавшем виды дневнике. — Без тех вряд ли бы решился переступить границы, даже из чисто научного интереса, тут же эксперимент во плоти, как ни поверни. Сейчас бы ещё десять раз подумал, настолько ли я безбашенный учёный, чтобы в такие полевые испытания соваться. Да ещё и с такими условиями по факту.        — Бурчишь как старый дед.        — А я и есть старый, — смеётся Чанбин. — Мы догадывались о последствиях, но наверняка не знали. Мы рискнули и выжили, а могли бы и нет. И даже не знаю, хорошо ли это.        — Я тоже порой не уверен. Но я по-прежнему люблю его.        — А меня? — Чанбин скалится поверх дневника, хотя Сан чует, что играет, он прекрасно всё знает и сам. Жаль, больше понять не удаётся — блокируют, позволяя видеть лишь то, что разрешено.        — И тебя. Странные отношения у нас, не находишь? Один пытался нас убить, второй же затерялся непонятно в каких краях.        — Как думаешь, второй жив?        — Не уверен, но сам знаешь, учёный когда не уверен, он проверяет. Этим мы и занимаемся. Хоть я бы уже хотел покончить с этим всем. Устал предельно.        Сана отбрасывает в какое-то мутно плывущее и смутное, будто подёрнутое пеленой тумана и в то же время вид словно из запотевшего окна, точнее оледеневшего, когда к нему прижимаешь горячую монетку, и она выплавляет кругляш, который достаточно быстро затягивает морозной плёночкой, отчего очертания происходящего за окном изменяются. Он видит два изломанно лежащих тела, которые вряд ли могут принадлежать живым.        — Вот она молодёжь, — раздаётся от тела Чанбина, но сам он не шевелится почти, лишь дрожит немного веко полузакрытого глаза. — Никакого уважения к старшим. Давай поднимайся, нам ещё отслеживать нашего красавца, натворит же дел.        — Увы, у него приличная фора, — подаёт голос Сынмин, и в голосе ленцы куда больше, чем страха или боли. Сан не понимает, как они могут быть мёртвыми и живыми одновременно. Но Сынмин тем временем капризно морщит нос, чего трупы не умеют уж точно. — Мы сможем начать погоню месяца через полтора.        — Ну так тем более нечего разлёживаться.        — До сих пор чешусь, как вспоминаю, как он убил нас обоих. В отличие от других на куски не рубил и прахом не развеивал, но именно его раны ощущаются до сих пор, — Сынмин чешет шею короткими ногтями, скребёт по кривому шраму и лишь вдоволь начесавшись смотрит на какую-то карту, что тут же расплывается перед глазами Сана. — Хорошо, хоть уже не в первый раз умирали, я уже проще твою смерть воспринял. Первый раз был очень болезненным.        — Знаешь, малыш, я едва не умер в первый раз, видя твою смерть.        — Я тебя укушу, если назовёшь ещё раз меня малыш, — Сынмин оскаливается, отчего вся его визуальная мягкость будто стирается ластиком, обостряя черты.        — Хорошо, молчу. Не буду тебя называть «малышом», малыш. «Детка» звучит куда приятнее.        — Чанбин! — с угрозой в голосе рокочет Сынмин, отчего мягкие воркующие интонации сменяет лязганье стали.        Из воспоминаний Сана вышвыривает словно котёнка. Он немного ошалело смотрит по сторонам, пытаясь отдышаться, словно после долгого марафона. В голове звенит и кружится, так что охота познакомить свой скромный обед с асфальтом, но он держит себя в руках. Странных существ и след простыл, зато на него вылетает пышущий жаром Минги.        — Где они?        — Кто?        — Двое. Должны были на тебя выйти, я их заметил после того, как бесёныша одного успокоил, потом вёл их с самой окраины.        — Почему не подал знак?        — И без тебя справлялся, — огрызается Минги. — Как ты умудрился их упустить?! Они точно сюда должны были выйти.        — Не видел, — Сан врёт. Впервые бессовестно, глядя в глаза. Но на него не напали, дали, вероятно, подсказку или хотя бы очаровали, чтобы уйти нетронутыми, значит, не настолько опасны, как могли быть.        — Бестолочь, они точно прошли здесь, вон следы на траве, как ты мог их не заметить, совсем ослеп, что ли?! — шипит Минги и, зло глянув на Сана, скрывается в проулке.        Сан смотрит в сторону Минги и просто молча раскрывает и закрывает веер, глядя на рисунок. Он неправ, что промолчал, но Минги слишком горячится в последнее время, хотя он из кожи вон лезет, чтобы удовлетворить его потребности. Усталость наваливается на него бетонной плитой. Он просто устал стараться и быть идеальным для всех. Он устал быть самим собой. Перед глазами расползается краснота, и Сан тяжело смаргивает зажжённое под веками пламя.        — Прости, я погорячился. Это не твоя вина. Они вполне могли обойти тебя слева, никто бы не заметил.        Минги обнимает порывисто и крепко, но Сан вырывается из объятий и спешит к машине. Красное марево всё ещё разливается перед глазами. Ему сначала хотелось сказать что-то сильное и нежное, чтобы погасить рождённый негодованием огонь между ними, но слова застревают в горле, и Сан с горечью сжимает руль, стараясь не думать и не пускать промелькнувшее на грани сознания понимание.        После отчёта Сан отмахивается от Минги и не спешит домой, наоборот, планирует засесть за книги в Запретном Отделе, который вот-вот норовят закрыть как ненужный. Сан не знает, кому мешает библиотека с тем количеством необходимых книг, которые открыли для него многие грани жизни охотника. В последний раз получить разрешение для посещения Запретного Отдела стоило немалых нервов.        В последнее время Сану вообще много что категорически не нравится, и он бы полез в разборки, если бы не боялся, что кицунэ учует кто-то из тех, кому не стоит ничего знать о древних. После библиотеки он договорился встретиться с Хонджуном, а до этого у него свободны шесть часов. Он направляется ко входу в отдел, но его останавливает холодный голос строгой и прямой как палка библиотекарши:        — Вход в Запретный Отдел закрыт. Часть книг перенесена сюда для ознакомления.        — Но у меня есть разрешение.        — Это не моя забота, — холодно чеканит женщина, зло щурясь на Сана. Точно разъярённая фурия или гарпия, только Сан ещё ничего не успел сделать, чтобы на него так зыркали. — Мне приказали никого не пускать. Идёт реконструкция. Если жаждете знаний, осмотрите каталог доступных книг. Всё, что открыто для чтения, находится вот в этих шести ящиках. Не найдёте, что ж, не судьба.        Взгляд женщины тяжёлый, но Сан сюда пришёл не для того, чтобы отступать. Ему нужна информация, и он её отыщет. Если, конечно, книги, которые ему нужны, вынесены в общий зал. Сан поджимает губы, но садится за стол и перебирает библиотечные карточки в поисках необходимых книг, делает пометки и хмурится, обдумывая, где могут крыться ответы.        — Прежде чем сесть за чтение, принесёте книги, я запишу, что вы брали.        — Такого не было раньше. Зачем?        — Затем что начальству нужно знать, чем интересуются подчинённые.        Сан стискивает челюсти и делает пометки, глядя на список книг, которые доступны к чтению. Закрыта теперь большая часть, а добрая половина из доступных не даст ответов наверняка. Хотя книги неплохие, но всё не то, кроме одной. И именно её записи в своём личном деле хотелось бы избежать. Он кивает и уходит в ближайший торговый центр, чтобы сделать покупку, потому что коварный план зреет в нём внезапно, но информация ему нужна срочно, а больше он вряд ли где найдёт.        В доступе сейчас лишь одна из тех книг, что сможет помочь ответить на вопросы, потому он не сомневается, когда собирается нарушить правила. В последнее время много всего непонятного, слишком много несостыковок. Вернувшись в библиотеку, Сан приносит к столу строгой, как надзирательница в тюрьме, библиотекарше две книги по травам и истории охотников. Женщина холодно откладывает историю охотников сторону. И записывает травники.        — Почему я не могу ознакомиться с историей?        — Она требует особого обращения, я её подготовлю и позову вас.        Подготовка длится не менее получаса, и в какой-то момент женщина скрывается за конторкой полностью, потому Сан улучает момент, чтобы метнуться за замеченной книгой. Она одна из немногих, ради которых он вообще пришёл. Ему несказанно повезло, что этот стеллаж находится рядом с со стопками газет, которые он и демонстрирует выглянувшей из-за конторки женщине, ловко спрятав тонкую книжицу между страниц.        Книга по истории охотников преподносится на странной дощечке, похожей на блюдо с тяжёлыми кованными ручками, в довесок ко всему ему выдаются перчатки и пинцет, чтобы работать с книгой. Сан расписывается в толстенном журнале учёта и лишь тогда уходит за стол, усиленно соображая, как вытащить книгу и воспользоваться ею, когда немолодая женщина наблюдает за ним как гарпия и фурия в одном флаконе.        Прежде чем взяться за перчатки и с трепетом в сердце листать историю охотников, Сан проглядывает книги по травам с максимально заинтересованным лицом, соображая меж тем, как стащить книгу из библиотеки и не попасться на затее, но других вариантов у него нет. И книга не совсем та, которая нужна, но лучше, чем ничего. Потрёпанная и старая, как сама жизнь книга, которая вопреки возрасту не истлела. Единственным правильным решением кажется одно-единственное — он строчит сообщение с просьбой отвлечь библиотекаршу.        Он обещает говорливому Джисону три порции чизкейка и шоколадного торта, если через полчаса он позвонит в библиотеку и отвлечёт библиотекаршу на пять минут, если же он сможет её вытянуть из библиотеки, то получит по десять порций каждого десерта. Сан порывается пообещать ещё месяц оплаченного хоррор-канала, но сдерживается, потому что тогда это будет слишком подозрительно выглядеть со стороны. Спустя несколько минут телефон мигает сообщением: «Договорились».        Спрятав телефон, который и так скрывал от орлиного взгляда, он натягивает перчатки и берёт в руки пинцет. Он не настолько заинтересован гипотезами и прочими вступительными речами, потому открывает книгу ближе к середине, чтобы понять, есть ли в ней информация о древних. Эта книга лишь упоминалась в Академии как основа, но для доступа студентов были открыты лишь выдержки в сборниках работ, посвящённых охотникам.        Информация кажется какой-то обрывочной и неполной, и самое главное — не совсем такой, какой он её помнит, потому Сан осторожно листает назад, к самому началу раздела, чтобы понять, чего не хватает. Потом погружается в чтение настолько, что не сразу слышит трель телефонного звонка, который звучит в стенах библиотеки как сирена. Он вскидывается, не сразу понимая, что происходит, но быстро приходит в себя, прослеживая, как багровеет библиотекарша и стремительно выходит прочь.        Времени Сан не теряет, он укладывает нужную книгу в обложку совершенно дурацкого блокнота с яркими цветами и единорогами, усыпанную позолотой, отчего во рту появляется фантомный привкус сладостей. Середина безбожно вырезана к чертям и валяется грудой ярких страниц на рабочем столе в отделе, куда он забежал перед возвращением в библиотеку после торгового центра. Сан поспешно запаковывает «блокнот» в прозрачную упаковку, затягивая всё лентой с нелепым бантом. И прячет в рюкзаке, что висит на крючке прямо у конторки, сбегая на своё место за секунды до того, как возвращается библиотекарша.        Сердце колотится, как сумасшедшее, и Сан радуется, что никого в библиотеке в столь поздний час нет. Да и вообще в последнее время в библиотеке посетителей всё меньше, но вряд ли с этим связана так называемая реконструкция Запретного Отдела, которая закрыла доступ ко многим книгам. Тут что-то ещё, и эти смутные догадки Сану не нравятся настолько, что он пока старается даже не думать в ту сторону, чтобы не отвлечься раньше времени от происходящего.        Чтобы сделать дельные выводы, подкреплённые фактами, а не полагаться на голое чутьё, нужна информация. Гораздо больше информации, чем он имеет. А для этого, видимо, придётся нарушить не одно правило. Сан делает вид, что крайне заинтересован чтением, тем временем выравнивает дыхание, которое тем не менее спирает, когда он видит тень, падающую на книгу.        — Я могу чем-то помочь? — спрашивает Сан. — Или время уходить? Разве время не ограничено?        — Читайте, молодой человек, просвещайтесь. Сегодня так мало жаждущих знаний печатных, а уж тем более рукописных книг.        Сан кивает, а сам тихо думает, что с такими драконовскими правилами желающих значительно поубавится в ближайшее время. Мало кому захочется, чтобы над душой стояли и бдительно следили, о чём конкретно читаешь. Ну, были одни дурачки, что по книгам первых охотников потенцию повышали, так больше глумились над ними потом, чем кто-то пострадал, но без ценной информации, скрытой от новичков, приходится тяжело. Куча новой, а точнее «старой» нечисти лезет изо всех щелей, и к каждой нужен свой подход. Не каждому удары оружия страшны, не всех они ранят, не всех убивают, некоторым и вовсе никакого вреда не приносят. Порой нужны ловушки, яды или колбочки с содержимым, что вьётся туманом, когда они разбиваются у ног врага.        Задумавшись над очередной страницей, Сан стягивает зубами перчатку и делает несколько малозначащих для посторонних заметок, задумавшись, касается подушечкой пальца страницы, переворачивая, а затем долго и внимательно смотрит на вымазанный в чернилах палец, благо, что фурия не смотрит в его сторону, а занята разбором лежащих на конторке книг. Сан осторожно принюхивается к пальцу, а потом поспешно натягивает перчатку. Он незаметно тянет воздух носом, пахнет свежими чернилами как и палец, так и книга.        Некоторое время он ещё делает вид, что увлечён чтением, и делает заметки для вида: записывает даты и события, чтобы в случае чего показать, чем интересовался. Он сдаёт книги и кладёт газеты на конторку. Библиотекарша тщательно всё просматривает, но смазанных чернил, слава небу не замечает. Когда Сан хватает рюкзак и закидывает его на плечо, его снова останавливает отдающий звяканьем закрываемой решётки голос библиотекарши:        — Покажите содержимое рюкзака.        — С какой это стати? — без гонора спрашивает Сан, стараясь выглядеть уставшим и засыпающим, что явно удаётся, но женщина преграждает ему путь.        Тогда Сан, словно примерный ученик, достаёт содержимое рюкзака, вываливая прямо на конторку мешочек тренировочной формой, которую забрал, чтобы постирать самому, потому что запах казённого порошка раздражает его чуткий нос; женщина морщится от запаха пота, но заглядывает поверх очков; рядом с мешком ложатся два лотка от еды и аптечка; пенал с карандашами, точилкой и ластиком; складной нож в чехле, спички, моток верёвки и мешочек с солью; последним Сан достаёт блокнот с чуть примятым бантом в подарочном пакете.        — Это что?        — Племяннице подарок. Обожает единорогов. Распечатать?        — Не стоит, думаю, девочке понравится подарок и процесс распаковки, — внезапно смягчившись, отвечает женщина, и Сан складывает всё обратно в рюкзак. Дневник с личными записями отлично прячется в потайном кармане, который отыскать не так просто. — Стоило его положить отдельно от вонючей одежды, не находите?        — Пожалуй, вы правы, — Сан согласно кивает и упаковывает пакет в рюкзак, а мешок с формой закидывает на плечо.        — Молодёжь, учить и учить.        — Да, спасибо за урок.        Сан кланяется и не спешит, спокойно покидая библиотеку. Уже на выходе из здания сердце подскакивает к горлу, и он быстро идёт к машине, чтобы отправиться к Хонджуну, хотя сейчас хочется спать и не думать о том, что его догадки могли оказаться верны.        Мужчина подходит к столику, на котором стоит витиеватый винный графин и высокий бокал с кручёной ножкой. Он наливает рубиновой жидкости, что слишком густо льётся в бокал, лишь сильнее напоминая кровь, взвешивает в руках бокал, чуть взбалтывая и с удовольствием делает глубокий вдох, втягивая носом винные пары. Глоток он делает неспешно и растягивается в улыбке, подглядывая за чужой жизнью.