Цикл "Охотники и руны": Молчаливый наблюдатель

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Едва сев в машину, Сан пытается отдышаться, со смешком отмечая, как дрожат руки. Будто школьник со своим враньём, вот только школьнику максимум что грозит — отработка после уроков, а у него суд и заключение в лабиринте, если кто-то узнает, что книга не на месте и уж тем более поймёт, кто её вынес за пределы. Телефон звонит неожиданно, и Сан вздрагивает, делая медленный вдох перед тем как берёт трубку.        — Тебя ждать? — голос Минги то ли раздражённый, то ли равнодушный. В последнее время если он не злится, остальные эмоции стали похожи друг на друга.        — Не жди, я у Хонджуна, знакомимся поближе в благодарность за маску.        — Которую не пришлось надевать, будь ты благоразумнее, — ворчит Минги, а Сан каменеет. Да, он был неосторожен и мог навредить близким людям, но и Минги не ангел, но он же молчит. Зато Минги комментирует всё и достаточно едко и зло в последнее время.        — Именно так, Минги, именно так. Но случилось, как случилось. Ложись без меня, — Сан кладёт трубку и некоторое время просто смотрит в окно, пытаясь справиться с волной чувств.        У Сана есть около часа до назначенной встречи, потому он погружается в чтение, делая записи. В книге не так много информации, но те крупицы, что он находит между строк, дорогого стоят. Вопрос лишь в том, что как такового ответа нет, нет даже косвенного, только догадки на основе фактов. В 1346 году с началом чумы участились нападения нечисти и нежити, будто что-то насильно выталкивало их из всех щелей, отчего они с яростью вгрызались в тела мертвецов и селились в опустевших домах.        Недолго подумав, Сан делает запрос в виртуальный архив, чтобы почитать о чуме, зверствовавшей на планете несколько столетий назад. Кажется, ерундовый поисковый запрос, за которым прячется нечто большее. Проглядывая переведённые записи очевидцев или вырезки из произведений авторов того времени, Сан будто на своей коже ощущает тот мертвящий жуткий страх, бравший людей ледяной рукой за горло даже спустя время.        И снова лишь фантомным намёком, который наверняка считался за предсмертные видения в агонии, сведения о танцующих скелетах, которые нередко рисовали, называя пляской смерти. Чёрная жатва людских жизней имела некий волнообразный и цикличный характер, что в очередной раз наводило на мысли, что это не просто моры, а спровоцированные чем-то целенаправленные действия непонятного характера. Болезни болезнями, но присутствие мифологических аспектов не являлось фантазией, просто эти данные были понятны лишь охотникам и существам.        Человечество всегда несло потери от эпидемий и болезней, от войн и конфликтов, но куда чаще за всем этим скрывалось гораздо большее, чем людям было возможно увидеть. Сан не совсем уверен в своих выводах, не сказать, что он запутался, увидев меж строк нечто скрытое, но часть из вопросов всё же осталась не только не решённой, а даже без намёка на догадку.        И если странный ритм можно было наложить на моры, когда нечисть и нежить сходила с ума, хоть и с небольшой вероятностью, но можно было бы назвать некую силу, провоцирующую нападения спятивших бесов, демонов и прочих существ, что преследовало некие свои до конца непонятные цели, то ответа, что это за сила и чего она добивается, не было.        Поиски нужно продолжать, но закрытие Запретного Отдела делает эту задачу практически невозможной, один раз с дневником прокатил, вряд ли удастся ещё. Ему нужна была помощь, и единственный, кто имел уже туда доступ и вышел без намёка на проблемы, был Хванун. И как бы Сан ни хотел обращаться за помощью к вампиру, вариантов особо не остаётся. Он ещё попробует несколько задумок и догадок осуществить сам, но если не выйдет, придётся просить помощи.        Уж лучше бы Химчан вернулся, можно было бы посоветоваться с ним. Целитель гораздо больше знает, чем по статусу положено, но тем не менее, ответы по рунам он всегда давал ценные. Сан с тоской смотрит в окно, Химчан давно не даёт о себе знать, да и при госпитале не числится с того самого момента, как потерял Тэхёна, это он узнал уже из сводок. Именно тогда должность целителей, что были прикреплены к командам охотников, упразднили.        Было бы логично, чтобы наоборот, но, возможно, в этом решении начальства крылось нечто большее, чем дано увидеть. В любом случае, раньше они могли получить помощь сразу же, теперь приходилось ждать приезда или госпитализации, до которой доживали далеко не все. Черти б задрали это начальство, которое принимает идиотские решения.        Сан прячет и дневник, и книгу в потайном кармане, закидывает рюкзак на спину и спешит к лавке огненной саламандры. На двери висит табличка «закрыто», потому Сан звонит в дверь так, как говорил ему Сонхва. Спустя несколько минут раздаются шаги. Хонджун открывает дверь, улыбка медленно тает, уступая место беспокойству.        — Всё в порядке?        — Да, устал немного на смене. Всё в порядке, но от чашечки чего-нибудь горячего не откажусь.        Сан в который раз за день врёт, это начинает входить в привычку, отчего его мутит. Раздражение на самого себя, что не может прочесть Минги; на то, что какая-то догадка, что лежит на поверхности и приходит порой перед тем, как он погружается в сон, а он её никак не уловит; на то, что правила для охотников едва ли не с каждым днём становятся жёстче; всё это выбивает его из колеи. Хонджун пожимает плечами и манит Сана за собой.        Сонхва нет, но это и неудивительно, ведь у вампира есть бар, потому по ночам он всегда занят. Сан делает себе пометку заглянуть к Сонхва и узнать, как там его братья. Шорох шёлкового кимоно Хонджуна действует на Сана как медитация, он внезапно успокаивается и спокойно садится за небольшой стол, тяжело приваливаясь спиной к стене. Становится немного легче.        — Чай? Кофе? Лимонад?        — Какао есть? — Хонджун озадаченно кивает, и Сан слабо улыбается. — Спасибо.        Хонджун возится с какао-порошком, молоком и сахаром, что-то напевая себе под нос и выстукивая в такт пяткой. Он пританцовывает у плиты, двигаясь плавно и в то же время неуловимо резко, будто пламя костра под дуновением ветра. Огненная саламандра — редкий представитель элементалей стихий не только в их городе, внешне ничем не выдаёт себя, и понять, кто он, весьма непросто. Особенно сейчас, когда Сан ощущает себя одурманенным от усталости. По кухне разносится запах горячего напитка и распакованных ванильных зефирок.        — Пока какао немного остынет, позволишь тебя осмотреть?        — Да пожалуйста. Если это то, ради чего я здесь, то без вопросов.        — Да, — кивает Хонджун, глядя в глаза. Зрачки чуть пульсируют. — Я так гораздо лучше вижу человека…ммм. существо, это мой способ познакомиться ближе. Если позволишь, то без всех защитных оберегов, всё же в зверином облике твоя аура меня едва не снесла, с трудом на ногах держался, хочу понять, каков ты в человеческом.        — Не против.        Сан молча стягивает браслеты и кулоны, с усмешкой понимая, что на столе лежит немалое количество разных оберегов и талисманов. Последним он расшнуровывает простенький на вид, но самый дорогой его сердцу браслет. И в отличие от других кладёт его в карман джинсов, накрывая на секунду рукой и прося прощения, что снял. Словно браслет живой и всё понимает. Совершенно дурацкая и ребяческая привычка, но иначе никак.        Хонджун обходит его, рассматривает с интересом, но у Сана не возникает впечатления, будто он игрушка на витрине магазина, наоборот, интерес осторожный, приятный и необычный. Прежде чем коснуться, Хонджун спрашивает разрешения и расплывается в улыбке каждый раз, а глаза его вспыхивают красными искрами, будто солнце на дне винного бокала.        На него впервые за последнее время смотрят с интересом, и от этого внутри шевелится забившаяся в дальний угол тоска, которой Сан не даёт выхода. Он не готов признать, что после того, как Минги очнулся после призрачного червя, всё пошло под откос. У них просто небольшие трудности, и они обязательно справятся. Да, Минги стал более резким и едким, да в последнее время не совсем ладится, но у них что ни вызов, то мракота редчайшая, попробуй при этом оставаться жизнерадостным. Он сам устал уже смертельно, а из Минги столько времени червь высасывал радость, будто книжный дементор.        Но в минуты слабости изредка накатывает нечто похожее на выгорание и отчаяние, потому что грызёт изнутри гадкая мыслишка, что они просто остыли к друг другу и не имеют смелости признать, что многолетние отношения подошли к концу. Сан мысленно встряхивается и прикрывает глаза, стараясь не думать о внезапно накатившем желании получить толику нежности и ласки, а не ставшего в последнее время слишком яростным секса.        Он настолько вымотался от ощущения, что работа делается впустую. Будто прорвало какой-то бездонный мешок с нечистью и нежитью. Сколько бы они ни делали работы, остаётся всё так же много, если не больше, всё больше убитых, всё больше совершенно диких нападений, ещё и странный ритм, который порой мерещится Сану. будто какое-то гигантское сердце сбивается в ритме, сводя с ума.        Он так вымотался от странных мыслей, которые всё чаще посещают его, от просьб Минги, которые лишний раз напоминают о его ошибке, за которую Минги теперь расплачивается день за днём. Сан так устал, что у него порой нет сил даже говорить, а иногда хочется подать заявку на выезд службы зачистки и стать одним из тех, кому сотрут память последнего времени, только в отличие от жертв нападений, поставить срок года в два-три. Чтобы не болело и не зудело внутри.        Хонджун осторожно касается его лица ладонью, проводя подушечками пальцев ото лба до подбородка. Пальцы холодные, что немного отрезвляет и отгоняет дурные мысли, и Сан с трудом давит в себе желание прикрыть глаза, позволяя ласковому прикосновению не останавливаться. От этого внутри жжётся, но огненная саламандра не зря может остудить пламя и лечь в углях спать, прикосновение унимает даже этот огонь.        — Не видел бы своими глазами, не поверил бы, что тот безумный кицунэ и ты одно и то же существо, — Хонджун улыбается так светло, будто ребёнок, который получил в подарок мечту. Красные волосы сползают на глаза, отчего улыбка делается немного хищной, и сам Хонджун чем-то напоминает Чонина. Рептилии, однако. Но он легко отбрасывает волосы назад и облизывает пересохшие губы. — А теперь расслабься, я хочу заглянуть глубже, чтобы увидеть маску.        — Она рассыпалась.        — Я помню, но часть её осталась, впитавшись в кожу. Будет немного неприятно и… если ты против, я не стану смотреть.        — Не против, смотри.        — Присядь, пожалуй, так будет удобнее нам обоим.        Сан послушно садится на стул, чуть разводя ноги в стороны, чтобы Хонджуну было удобно обхватить его лицо холодными ладонями, всматриваясь в его лицо. Хонджун слукавил, когда говорил о том, что будет неприятно, либо даже не догадывался, как отзовётся маска в случае с ним. Боль оглушает и ослепляет, Сан хватает ртом режущий ледяными иглами воздух, но не отталкивает Хонджуна. Боль отрезвляет, отгоняет дурные мысли, остаётся только она — боль.        — Озёра хладного пламени, дыши. Да что ж такое-то?!        Перед глазами горит синим и красным, пламя не смешивается в фиолетовый, но будто делит мир на две части, не разделяя в то же время. Кажется, что сквозь кожу наружу рвётся что-то неизведанное и неизвестное ему самому. Ощущение странное и неприятное, словно он не знает, что таится внутри него. Сан впервые делает вдох, не ощущая ледяных игл, вспарывающих лёгкие и горло. Двухцветная мгла медленно рассеивается, складываясь в обеспокоенное лицо Хонджуна.        — Ты как?        — Нормально всё. А что?        — Не похоже, что нормально, — вздыхает Хонджун и качает головой, выставляя на стол блюдо с печеньем в форме свернувшихся ящериц и летучих мышей. — Пей какао, приходи в себя. Печенье Сонхва испёк, знал, что ты сегодня придёшь, только о форме его ни слова, иначе укушу. Я скоро вернусь.        — Погоди… Хонджун, ты слышал о передаче воспоминаний? — намерившийся выйти из кухоньки Хонджун замирает с занесённой рукой. Сан берёт в руки чашку и смотрит на подтаявшие зефирки, припорошенные сахарными фигурками в форме звёздочек.        — Где ты об этом читал? — голос Хонджуна по-прежнему звучит ровно, но от Сана не ускользают обеспокоенные нотки, словно он залез грязными руками в что-то сокровенное.        — Не читал, ощутил, — лицо Хонджуна вытягивается и он тяжело сглатывает, разворачиваясь к Сану. Внезапно открывшаяся форточка усиливает драматичный эффект изменения лица огненной саламандры. Тюль колышется рваными волнами, пропуская внутрь летнюю жару. Сан делает глоток какао, которое несмотря на лето хорошо идёт, будто он давным-давно продрог и лишь теперь начинает согреваться. — Можно эффект повторить зельем каким?        — Можно. Но оно тебе не нужно.        — Это даже необходимо, — настаивает Сан, делая большой глоток какао и слизывая с губ сладкую пенку, напиток приносит какое-то извращённое удовольствие — пить горячее в жару. — Надеюсь, это поможет получить ответы.        — Где ты с этим столкнулся? — вернувшись в кухню, Хонджун наливает себе в стакан воды, бросает в него льда и залпом выпивает, и лишь потом разворачивается к Сану.        — В проулке на выезде. Это особенность каких-то существ?        — Не знаю никаких существ с такими способностями, — задумчиво чешет затылок Хонджун. — Только зелья знаю. И то штука не самая приятная даже по описаниям. Ну и делает мало кто подобное. Феликс точно не станет, хотя может и знать. А что?        — Хочу разобраться во всём. Поможешь? Или точнее что хочешь за это?        — Сделаю для тебя новую маску и хочу надеть её на тебя.        Сан не уточняет, что это даёт мастеру масок, соглашается сразу, не мешкая. Делает себе пометку поискать информацию, если выйдет, что сейчас может и не выйти в связи с нововведениями, но это не самое главное сейчас. Куда важнее то, что ему позволили увидеть. Вопрос в том, зачем и кто эти Сынмин с Чанбином, и почему они вообще поступили так, а ведь могли бы просто уйти, но нет, преследовали какую-то цель же. И хочется понять, какую. Хонджун поджимает губы и уточняет:        — Ты уверен, что хочешь увидеть чуждое?        — Уверен. Мне нужно как-то подготовиться?        — Да, у нас в запасе должен быть свободный день на случай, если… — Хонджун замолкает, закусывая нижнюю губу, — если что-то пойдёт не так. Можешь сразу после смены и приходить, но желательно, чтобы ты не ел ничего плотнее пары бананов за последние двенадцать часов перед процедурой, эффект, знаешь ли, может быть самый непредсказуемый. И Минги предупреди, что ночевать не придёшь. Кстати, есть хочешь? Что-то ты бледненький после осмотра.        — Спасибо, не надо, я пойду, — вопреки сказанному, он всё же берёт крафтовый пакет с печеньем, которое ему вручает Хонджун со словами: «Меня Сонхва натурально сожрёт, если увидит, что к печенью не притронулись. Не губи!», для пущего эффекта брови изламывает трогательным домиком, устоять попросту невозможно. Сан подхватывает свой рюкзак и идёт следом за ярким пятном кимоно. — Набери, как будешь готов. Передавай привет и благодарность Сонхва.        — Обязательно. Приятно было познакомиться ближе, — Хонджун устало улыбается. Видимо, мастеру масок тоже несладко приходится во время знакомства. — Прав был Чимин.        — На тему?        — В тебя невозможно не влюбиться.