В месяце мехир

Завтра наступило быстрее, чем хотелось Гарри. Ночью шел дождь, капли грохотали по крыше, порывы ветра со зловещим, рассекающим воздух присвистом накатывали на Нору, будто волны. Рон спал, лишь несколько раз со вздохом поменял позу. Шум ему нисколько не мешал. Наверное, если бы Гарри провел детство в Норе в комнате под чердаком, где то и дело скребся и завывал упырь, он бы тоже не обращал внимания на мелочи вроде разбушевавшейся стихии. Это и хорошо — меньше шансов, что Рон заметит неладное. Гарри мог только догадываться, что происходит с ним самим, когда он засыпает, — может, он мечется по постели, разговаривает на серпентарго или взывает к приспешникам голосом Вольдеморта. Гарри наклонил голову и уставился себе на грудь. Кожа была такой бледной, что отдавала нездоровой зеленцой, вены просвечивали синими змейками. Змеи... Внутри похолодело. Безоар таки избавил его от кошмаров, но иногда Гарри казалось, что он, проснувшись, просто забывает о них, а на самом деле ночами его по-прежнему терзают смутные видения, в которых нет ничего, кроме ужаса и гадюк. Не без усмешки Гарри подумал, что если ситуация как-то разрешится и ему удастся выжить, то его ждет смерть от скуки в первый же год, как сдох оказавшийся на свободе хомяк, которого Дадли и его дружок, по совместительству владелец Пирс Полкисс заперли в колесе на несколько дней. С другой стороны, дурацкая неубиваемая надежда вновь зашевелилась внутри — ниточка вывела их к Квирреллу, а уж выделить общее между ним и Вольдемортом не смог бы только тролль с мозгом меньше куриного яйца. Логичным было предположить, что мехир хранился в тайнике где-то в Албании, куда раз за разом возвращалась душа Темного Лорда — сначала на неё наткнулся незадачливый профессор Защиты, потом Питер Петтигрю узнал от своих дружков-крыс о проклятом месте, которое мелкие зверьки со всего мира обходят стороной... Картинка начинала складываться. Постепенно, медленно, мучительно, как однотонный паззл, когда ничего не остаётся, кроме как методично пытаться перебором разложить имеющиеся кусочки на оставшихся местах. Гарри почувствовал, как о ногу потерлось что-то теплое, и улыбнулся. Взяв со стола блюдце, он плеснул туда из кувшина немного молока и поставил на пол. Клякса благодарно ткнулась Гарри в руку и замурлыкала. Ей здесь гораздо лучше, чем на площади Гриммо, — Живоглот благосклонно принял её в свою компанию, на кухне постоянно что-то готовили, и поэтому не составляло труда выпросить у кого-нибудь лакомый кусочек, а уж охота на кузнечиков в густой траве и огромный двор, по которому можно носиться, гоняя бабочек и кур, и вовсе приводили кошку в восторг. За это время Клякса выросла почти в три раза, хотя оставалась такой же взбалмошной и игривой. Конечно, формально кошка принадлежала Гарри, но заботилась о ней всё это время Джинни, которая с огромным энтузиазмом взялась за её воспитание, пока он и Малфой сидели в подземельях мэнора. А потом, как бы чудовищно это ни звучало, Гарри и вовсе позабыл о Кляксе на какое-то время — не до неё было. Джинни же, похоже, посчитала новое домашнее животное членом их семьи. Подумать только, всего полгода назад Гарри испытывал к ней чувства. А год назад был серьезно влюблен в Чжоу. Эмоции казались приторно-ненастоящими, как пластмассовые фрукты в вазе, а его общение с девушками — наигранным клоунским выступлением. Воздействие мехира, принуждавшего его чувствовать потребность в Джинни, окончательно, как в ярких лучах прожектора, высветило, насколько он на самом деле не хочет с ней быть. Насколько не понимает её и её чувств, насколько не хочет отвечать на них. Клякса смешно шлепала языком по наполовину опустевшему блюдцу. Гарри сделал глоток молока из своего стакана — теперь он старался пить как можно меньше чистой воды, памятуя о том, какую реакцию она может вызвать. Кухня Норы в середине утра, когда все те, кому нужно рано вставать, уже разбрелись по своим делам, а остальные досыпали или нежились с книжкой в постели, стала для него настоящим прибежищем. По ней можно расхаживать, не боясь разбудить кого-нибудь, а еще отсюда виден циферблат зачарованных часов Уизли, определяющих положение каждого из семейства. Сейчас ни одна стрелка не стояла и близко к двенадцати, где изящным, но немного небрежным почерком выведено «смертельная опасность». Впервые за долгое время Гарри начинал понимать, почему случилось то, что случилось. С самого начала у него было два козыря перед Вольдемортом. Первый — материнская любовь, которая смогла отразить смертельное заклятье. Поэтому он был в безопасности на Тисовой улице, в доме сестры Лили, поэтому же ему удалось выжить на первом курсе в схватке с Квирреллом, но три года спустя, снова возродившись, Темный Лорд нашел способ нейтрализовать защитную магию. Второй — пророчество Трелони. Может быть, у Гарри и не было природной склонности к прорицаниям, но после того, как он понял, к какому чудовищному результату привел сам факт существования этого пророчества... он, как и Гермиона, как и профессор, а теперь уже директор МакГонагалл, не мог сдержать волны едкого презрения от одной мысли о каких бы то ни было предсказаниях. Если бы Вольдеморт не принял слова Трелони всерьез, как руководство к действию, ничего этого, ничего бы не произошло. Его родители были бы живы. Сириус был бы жив. По случайности выбрав именно Гарри своим возможным противником, Темный Лорд запустил неведомый механизм судьбы, раз за разом отбрасывающий его назад, как бы он ни пытался подобраться ближе. События и дальше складывались бы в причудливую цепь совпадений — если не защита матери, так нежелание палочек-сестер сражаться друг с другом, одна из которых опять же по стечению обстоятельств сделала именно Гарри своим владельцем... Или страшная боль от внезапной потери Сириуса во время сражения в Министерстве, только из-за безмерной душевной муки Вольдеморт не смог надолго удержать контроль над ним, когда попытался захватить сознание Гарри при помощи обычной магии. Или Драко, решивший вдруг встать на его защиту... Наверное, если бы ему с Темным Лордом суждено было встретиться снова, что-то, какая-нибудь мелочь или наоборот чья-то жизнь в очередной раз уберегли бы его от смерти. Но сейчас все изменилось. Неизвестно, удалось ли Вольдеморту узнать содержание пророчества, но он очевидно понял, что неосознанно сделал Гарри волшебником, который может одолеть его, пусть даже только потому, что все остальные с радостью будут сражаться за него до последней капли крови, веря в его избранность. По сути, самый разумный способ разорвать замкнутый круг — сделать так, чтобы условия пророчества были выполнены. Это случилось. Гарри одолел и убил Вольдеморта. Ни одно из слов Трелони больше не имеет силы. Одна беда — теперь он сам в скором будущем Вольдеморт. Сейчас Гарри видел весь замысел так ясно, как ярко-алые цветы бегоний на клумбе за окном. Лишь бы только это внезапное проникновение в планы Темного Лорда не значило, что... Нет. Он не хочет об этом думать. Уж точно не сейчас. И потом тоже вряд ли. Он обещал Добби навестить Малфоя. * * * Собственно, домовики полночи шебуршали так, надраивая Хогвартс до блеска, что Драко периодически просыпался от шорохов. Утром беготня продолжилась, и после того, как Добби вручил ему свежую рубашку с торжественным попискиванием и таинственными интонациями в голосе, Драко ничего не оставалось, кроме как припереть эльфа к стенке. Так он неожиданно для себя выяснил, что сегодня в гости к его скромной персоне собирается сам Гарри-Поттер-сэр, в компании Грейнджер, конечно же. Малфой, может быть, ничего не видел, но интонации улавливал чутко и мгновенно догадался, откуда ноги растут у этого внезапного визита, поэтому не стал дальше допрашивать Добби. Если домовик вдруг почувствует, что чем-то провинился перед хозяином, Драко придется в очередной раз вызволять его уши, защемленные печной дверцей. Благодарность причудливо смешивалась со злостью — в последние несколько дней Малфой вообще не выходил из гостиной Слизерина, чувствуя себя брошенным и покинутым, но радостное предвкушение встречи с теми, кто, за неимением лучшего, сильнее всего походил на тех, кого называют друзьями, заставляло его ненавидеть и презирать себя. Жалкий, никому не нужный... так навещают инвалидов или двухсотлетних старушек — неохотно, высиживая положенное время, чтобы на месяц-другой заткнуть верещащий голос совести, ведь они стары, больны и им так одиноко. Поттер пришел один. К этому времени Драко в порыве вдохновения выдумал столько вариантов едких фраз приветствия, по которым Гарри должен мгновенно понять, насколько Малфой не нуждается в его жалости или обществе, занят чрезвычайно важным делом и был занят, и будет занят еще лет пятьсот, что все они в нужный момент вылетели из головы. Вместо этого на вежливый стук в открытую дверь гостиной он отрывисто кивнул и беззлобно поинтересовался: — Заходи. Как здоровьице? — Я окончательно занял тело Гарри Поттера и пришел за тобой, чтобы ты возглавил круг новых Пожирателей смерти, — раздался хриплый, нарочито низкий голос. — Юморишь, Поттер... — серьёзно-траурным тоном протянул Драко, хотя с трудом сдерживал улыбку. — Тёмные Лорды не стучатся, перед тем как войти. — Так и знал, что нужно было просто сразу подкрасться и схватить тебя за горло, — весело буркнул тот. Тут уж Драко не выдержал и засмеялся. Ему стало так спокойно, но и так больно внутри. Всегда больно, когда с такой тщательностью выстроенные защитные стены, сквозь которые не должна пробиться ни одна эмоция, обрушиваются градом камней от одной шутки. Следом расхохотался и Поттер — в смехе звучало что-то нервное, но всё же больше облегчения. Ещё бы, Малфой — единственный, с кем можно посмеяться о сложившемся положении, пусть даже это совсем не весело. — Ты извини, что так долго не заглядывал. Если честно, я толком не помню, что делал, кажется, перебирал бумажки и газетные вырезки с Гермионой, а все оставшееся время изображал прежнего Гарри Поттера. Учитывая, что по утрам я с трудом вспоминаю события прошлого дня. Не знаю, что было бы, если бы не безоар. Малфой и забыл, насколько Поттер искренен и прямолинеен, буквально до неприличия. Его открытость и легкость, с которой он мог извиниться, попросить что-то, выразить привязанность — то, на что Драко отважился бы только с приставленным к горлу ножом, а потом от стыда сам же и кинулся на лезвие, — попросту обезоруживали, направляя все выдуманные раньше колкости обратно на их владельца. Раньше эта беспомощность подпитывала живущую в Драко ненависть, а теперь лишь рикошетом била по незащищенным местам — самолюбию и чувству собственной нужности. И Поттер, кажется, понимал это, потому что, не дожидаясь ответа Малфоя, заявил: — Я весь вечер провел в раздумьях на тему сегодняшней увеселительной программы, и мне в голову пришла изумительная идея как тебя развлечь. Так что поднимайся, натягивай свитер и пойдем. Снаружи холодно, — пояснил он. — Снаружи так снаружи, — Малфой пожал плечами, встал с кресла и на удивление изящно для человека, двигающегося на ощупь, подошел к Гарри. Драко настолько хорошо выучил гостиную Слизерина, что вполне мог бегать по ней. — Только пообещай, что не будешь притворяться веселым. По правде говоря, «изумительной идеей», какой бы она ни была, Драко уже заочно не проникся. — Я скорее для себя, — привычным уже движением Поттер подхватил его под локоть. Поводырь-Поттер, подумать только. Хорошо хоть, ему не пришло в голову кинуться помогать Драко просунуть руки в рукава, пока Малфой одевался. Они поднялись в главный холл и вышли из замка. С наслаждением вдыхая запах прохладного пасмурного дня, дождевой свежести и размокшей земли, Драко шел за Поттером, стараясь не отставать. Ботинки громко хлюпали по грязи — видимо, лило всю ночь не переставая, и дорожки напитались водой. Дул ветерок, но он был необычно теплым для такой погоды. Малфой чутко следил за направлением — прямо, затем направо, прямо, снова направо. Конечно, он мог бы спросить Поттера, куда они идут, и тот бы ответил, либо ответил чуть позже, предварительно поломавшись на тему всяческих «сюрпризов», но интересней было догадаться самому. Не такая уж у Гарри и богатая фантазия в плане хобби... Драко остановился как вкопанный. — Нет, Поттер! — Что? — тот в растерянности повернулся к Малфою. — Я дурак, по-твоему? Ты же меня к стадиону тащишь! Вот почему Драко на мгновение показалось, что Поттер что-то несет — у него на плече была метла. Малфой наугад протянул руку и мазнул пальцами аккурат по гладкому отполированному древку. — Совсем сбрендил? Я не могу летать в таком состоянии! Даже не видя, Драко был на сто процентов уверен, что Поттер ухмыльнулся: — Боишься? Никак страшно? — Я не ведусь на детские подначки, чтобы ты знал, — недовольно заявил Малфой и едко добавил: — Просто по каким-то странным причинам ни в одной сборной по квиддичу нет слепого ловца или вратаря. — А это и не набор в команду. И вообще — хватит ныть. Слепой то, слепой сё, нельзя, не могу, больше никогда... Ты попробуй хоть что-нибудь. А то с такими темпами можно и в гроб лечь лет на сто раньше. — Это мне ты говоришь, отъявленный жизнелюбивец? Надо было тебя не вытаскивать из ванной старост-то, ты там под Сектумсемпрой и правда собирался жить долгой полноценной жизнью... Прежде чем ответить, Поттер довольно долго молчал, на секунду Малфою показалось, что тот сейчас обидится и уйдет. — Давай начистоту, — наконец произнес Гарри. — Малфой, тебе безумно хочется полетать, можешь даже не отпираться, я это знаю. Иначе бы ты со мной так не спорил. Только вот от мысли, что ты снова можешь испытать ощущение полета и это чувство свободы, когда ветер путается в волосах, тебе страшно. Я это понимаю. Давай хотя бы дойдем до стадиона, прогулка на свежем воздухе всяко пойдет тебе на пользу. Не захочешь — я забью пару квоффлов, и мы спокойно вернемся в твою темную и затхлую подземельную нору, где ты можешь и дальше сидеть хоть до начала школьного года. — А ты умеешь уговаривать, — только и оставалось ответить Драко. Когда они подошли к стадиону и Гарри отворил скрипучую кованую калитку, Малфой почувствовал, что у него вспотели ладони. Боялся ли он летать? Нет, Поттер был прав — он боялся, что может летать.