***
Энола была немного обижена на Уильяма за то, что он не взял ее с собой в редакцию «Дейли телеграф», да еще и попросил оставаться внутри до его возвращения. — Моя дорогая, я быстро, одна нога здесь — другая там, — умоляюще посмотрел он на нее. — Если я не появлюсь сегодня, босс уволит меня и будет совершенно прав, поскольку в последнее время я стал позволять себе невесть что и совершенно забросил работу. — Удивительно, что он не сделал этого раньше, — улыбнулась Энола. — Сначала вы поехали со мной с Бат, потом угодили там в больницу, теперь вот нянчитесь со мной в Лондоне. На моей памяти вы ни разу не побывали в редакции. — Милая моя, я же репортер. Бóльшая часть моей работы проходит вне стен конторы. К тому же, мне повезло и мой начальник мистер Краст — человек удивительно либеральный и чуткий. Он даже позволяет нам работать из дома, если только мы не задерживаем тексты по срокам. Но, конечно, и его терпению придет конец, если я не напомню о себе сегодня же. — Я все понимаю, Уильям, но почему я не могу поехать с вами? — Энола сделала большие и грустные глаза. — Я бы так хотела увидеть редакцию столь уважаемого издания! — Нечего вам там делать, милая. Там суматошно, грязно и дурно пахнет типографской краской и дешевым куревом. От всего этого у вас непременно разболится голова. Давайте лучше сделаем так: я быстренько съезжу по делам и вернусь к вам, а вы пока придумаете, куда мы с вами вместе пойдем вечером. Как вам такой план? Эноле пришлось согласиться на условия Уильяма, но теперь, несколько часов спустя, она изнывала от скуки. Чтобы хоть чем-то занять себя, она, как и любая юная девушка на ее месте, залезла в гардероб и принялась перебирать свои наряды. Купленные в магазинах готового платья и на блошиных рынках, в секонд-хендах и даже с рук, они были физическим напоминанием о ее недолгой, но богатой событиями карьере сыщицы. С каждым нарядом была связана своя детективная история. Некоторые платья она еще не успела «выгулять» и, пожалуй, уже никогда не наденет, поскольку после свадьбы едва ли захочет возвращаться к работе пердиториан. Перебрав свертки с неношеными платьями, Энола выудила наконец один из подаренных братом нарядов, который, пожалуй, могла бы надеть и в обычной жизни. Роскошное клетчатое платье с удлиненным лифом на застежке, превращавшим его в подобие куртки или женский вариант фрака, полюбилось ей сразу по нескольким причинам: оно было модным, но не вычурным; серо-черная клетка странным образом напоминала о Шерлоке, а точнее, об одном из его костюмов из «шотландки» расцветки «Грей Спирит»; свободный крой, казалось, позволял спрятать в платье целый арсенал. Эноле вдруг стало любопытно, как она могла бы использовать этот наряд, если бы все же собиралась продолжать сыскную деятельность. Она быстро переоделась и придирчиво посмотрела на свое отражение в высоком зеркале. Лиф с запахом на металлических пуговицах сидел настолько свободно, что Энола без труда вертикально расположила в нем одну из любимых своих «игрушек» — подаренный Эудорией метательный нож в изящных кожаных ножнах. Застегнув лиф и замотав шейный платок, она еще раз посмотрелась в зеркало. Нет, совершенно незаметно. Моток бечевки, спички в металлическом футляре, крошечная табакерка, флакончик с нюхательной солью, компас и отмычки для замков без труда уместились под просторными полами лифа. Буквально два дополнительных, незаметных глазу стежка сделали это хранилище необнаруживаемым. Поломав голову, Энола достала из шкафа свою шкатулку с сентиментальными мелочами и извлекла из нее подаренный Тьюки корсаж. Ей не особо нравилось это украшение, к тому же, с учетом ее статуса невесты мистера Перри, носить его было бы и вовсе неприлично, но оно удивительно подходило к платью: на фоне строгого рисунка ткани цветы казались необычайно пестрыми и приятно освежали строгий образ. Впрочем, вспомнила о корсаже Энола по другой причине. Она вдруг подумала о том, что могла бы превратить эту безделушку в еще один носимый тайник. Конечно, спрятать за тонкой кружевной лентой пистолет у нее бы не получилось, но вот фрагмент «Люксоровской» наждачной пилки для ногтей (2) помещался там без труда, не привлекая ни малейшего внимания. Не самый полезный предмет, но никогда не знаешь, когда и зачем он может пригодиться. В конце концов, сломанный ноготь может доставить немало неприятностей, если вовремя им не заняться.***
Миловидный молодой человек стремительно шел по Бейсуотер-роуд, не обращая внимания на заинтересованные взгляды юных леди, чинно прогуливавшихся вдоль ограды Гайд-Парка в сопровождении чопорных компаньонок. Он свернул на Порчестер-Терас, прошел еще с полусотни метров и зашел в одно из респектабельных зданий, над входом которого значилось «Меблированные комнаты». Приблизившись к консьержу — пожилому господину в форменной куртке — он, натянув на лицо приятную, но не очень искреннюю улыбку, спросил: — Добрый день! Скажите, пожалуйста, мистер Вайнблатт у себя? Консьерж медленно повернулся к панели с ключами, окинул ее профессиональным взглядом, после чего ответил: — Нет-с. Что-нибудь передать ему, когда он вернется, сэр? — Я могу оставить для него записку? — Да, сэр. Незнакомец кивнул, достал из внутреннего кармана небольшой блокнот и карандаш, вырвал страницу и написал крупными печатными буквами: «УЕЗЖАЙ ИЗ ГОРОДА. НАЙДИ МЕНЯ В БАТЕ». После чего сложил записку и передал ее консьержу. — От кого, сэр? — уточнил тот. — Он сам догадается, — улыбнулся незнакомец и поспешно вышел из здания.***
Шерлок Холмс, Клейтон и Карстерс шли по коридору здания К...ского колледжа. Здесь царил подлинно академический дух. Отполированные деревянные панели на стенах украшали портреты выдающихся английских ученых прошлого и не только — Ньютона, Галлея, Пристли, Дарвина и даже Листера. У высоких окон курили по двое — по трое старые преподаватели, коротавшие перерыв в занятиях за учеными беседами. То тут, то там за выставленными прямо в коридор столами располагались по одному студенты, увлеченно читавшие старые книги или работавшие с атласами. В такой обстановке преданного служения Минерве и легкого чудачества Холмс чувствовал себя вполне комфортно, и ему было даже немного жаль, что в столь замечательное место он явился с недостойной этого храма знаний практической целью. — Мистер Холмс, сэр, похоже, это здесь, — негромко сказал Карстерс, указывая на один из кабинетов, дверь которого была открыта. Табличка над дверью гласила "Дж. Вайнблатт, доцент". Сквозь дверной проем сыщики увидели неопрятный стол, заваленный бумагами и книгами, варварски лежавшими одна на другой разворотом вниз. За столом работал молодой мужчина лет тридцати с небольшим. Абсолютно правильные черты лица, глубокие выразительные глаза и темные вьющиеся волосы, пышной шапкой венчавшие его голову, подсказали Холмсу, что они нашли именно того, кого искали. — Доктор Вайнблатт? — спросил Холмс, застыв в дверях. — Я консультирующий детектив на службе Скотленд-Ярда, моя фамилия Холмс. Со мной сержант Карстерс и лейтенант Клейтон. Мужчина поднял на пришедшего глаза, смотрел с полминуты — на детектива и сопровождавших его полицейских, — после чего кивнул словно бы самому себе и сказал: — Добрый день, господа. Я ждал вас. Не сомневался, что рано или поздно вы придете сюда. Вы можете дать мне буквально пять минут, мистер Холмс, чтобы я мог написать краткую инструкцию для коллеги, которому передадут мои курсы? — Это плохая идея, мистер Холмс, — трагически зашептал Клейтон. — Вдруг он сбежит? — Он не станет этого делать, мистер Клейтон, — спокойно сказал Холмс. — Я готов сделать все при вас, — поднял руки в примирительном жесте Вайнблатт. — Могу вслух проговаривать то, что буду писать. Просто мне бы не хотелось, чтобы мой арест хоть как-то сказался на работе колледжа. Хочу уйти по-человечески. — Вы знаете, в чем вы обвиняетесь? — поинтересовался Холмс. — Разумеется. Я изготовил взрывное устройство, 6 октября сего года сдетонировавшее в здании главного полицейского управления Лондона. (1) Капитан Альфред Дрейфус — французский офицер еврейского происхождения, в 1894 г. арестованный и отправленный на каторгу по ложному обвинению в измене родине и шпионаже. Только в 1906 г. Дрейфусу удалось снять с себя все обвинения, добиться полного восстановления в правах и на службе. Несмотря на подорванное на каторге здоровье Дрейфус принимал участие в Первой мировой войне, проявив себя настоящим героем. Дело Дрейфуса считается одним из наиболее резонансных расследований во французской истории, вызвавшим многолетний социальный конфликт. (2) «Люксоровская» наждачная пилочка для ногтей — до появления современных маникюрных пилочек около 1900 г. использовались наждачные пилочки (англ. emery board), одним из производителей которых была компания «Люксор». Они обладали меньшей абразивностью и быстро изнашивались.