***
Близнецы лежат на пледе, расстеленном в кружевной тени дуба, они те немногие, что остались, и теперь проводят дни в томительном безделье, дожидаясь когда соберутся оставшиеся Пауки, возьмут своих долеченных пациентов и отвезут в санаторий. — Последний год, — говорит Макс, покусывая сочную травинку, — а что потом? Рекс пожимает плечами и тоже вытаскивает зелёный стебелек с метёлочкой на конце, суёт в рот и чувствует кисло-сладкий травяной вкус — июнь. — Давай поиграем? — предлагает Макс, переворачиваясь на спину и довольно жмурясь от ослепительной голубизны неба. — Во что? — В мечту. Рекс хмыкает и укладывается на живот, рассматривая снизу горбоносый профиль брата на фоне белого пышного облака. Широкий лоб, нос, который ни с кем не спутаешь, впалая щека, подчеркивающая высокую скулу, острый подбородок, светлый пух будущей щетины — точная копия его самого. Почти точная, Рекс прикрывает глаза, они болят от яркого солнца. — О чем ты мечтаешь? — спрашивает Рекс брата, невольно улыбаясь. Они так давно не играли в эту их детскую игру, лет пять, наверное, или шесть. Тогда они забивались в какую-нибудь дыру, где никого не было (в чулан под лестницей, дырявый гараж, пустой кинозал) и мечтали. О ноге, о велосипеде, о ковре-самолёте, о волшебной отмычке, о родителях или доброй бабушке, о собаке, об удочке, о чёрных волосах, о сигаретах — обо всём на свете и даже о том, чего никогда не было и не имело названия. — Я мечтаю о доме, нашем с тобой доме, — начинает рассказывать Макс, и Рекс хочет его перебить, сказать, что это не по правилам: нельзя мечтать о том, что у тебя и так есть. А дом у них есть — остался по завещанию от деда, которого они не знали. Макс поднимает руку, предостерегая брата от вопросов. — Это будет большой дом, с двумя этажами, светлыми комнатами, библиотекой с сотнями книг… — И печным отоплением, — вставляет ехидный Рекс. — И печками, которые так приятно топить зимой, — покладисто соглашается Макс, — а ещё там будет большой сад. Он наверняка заброшен и весь зарос, может быть там будет пруд. — Или болото, — вздыхает Рекс, представляя себе поросшую ряской и тростником лужу. — С кем ты там будешь жить? Макс улыбается, задумчиво глядя в небо, и Рекс тихонечко, так, чтобы не слышал брат, вздыхает. — Мы будем жить там вместе. Твои комнаты будут наверху, а моя спальня внизу. — Только ты и я? — настойчиво уточняет Рекс, и Макс смущается, отворачивается и чуть краснеет. — Я бы хотел, чтобы там со мною жила она, но я ещё не говорил с ней об этом. Ты же не против? Макс ждёт ответа, и Рекс видит, как тревожно бьётся голубая жилка на виске у брата. И тогда Рекс говорит, что он даже согласен жить вместе с тремя её кошками, ужасными свитерами, монстерой, скорпионом и коробочками разноцветного бисера. Он пообещает брату, что угодно, лишь бы тот был счастлив. — А ты? С кем будешь жить ты, Рекс?***
Чёрный Ральф сидит на подоконнике распахнутого окна в учительской, он один остался из воспитателей, чтобы сопроводить оставшуюся детвору к песку и волнам. Жарко и отчего-то очень хорошо, его не покидает предчувствие чего-то удивительного, как будто его ждёт сюрприз или приятная встреча с давним знакомцем, и это странно. Впереди у него двое суток пути с болезненной, капризной мелюзгой, ночёвки в дешёвеньких провинциальных гостиницах и душный, воняющий газом автобусик, ползущий со скоростью улитки. Но он бы мог поехать на своей машине, просто ехать сзади или впереди, смотреть на поля, останавливаться и выходить, если захочется искупаться, съесть жирный ароматный шашлык в придорожной забегаловке с молодым сладким луком и острым соусом, ночевать в палатке под звёздным небом и встречать рассвет, просыпаясь от щебета птиц, а не от нытья детворы, хотящей в туалет. Почему нет? Он же может урвать себе пару дней свободы перед санаторной вахтой? С младшими справятся Пауки с няньками, а из его групп остались только светловолосые близнецы, но он может их взять с собой в машину, так и быть. Ральф посмотрел вниз, братья загорали под деревом, хромоногая парочка, все ещё носящие детские бирки с буквами. Теперь правда цепочки с шей перекочевали на запястья — очередная мода на браслеты, введённая Шакалом Табаки. До этого, кажется, были пуговицы, а до них значки, а до того разноцветные носки и серёжки в ушах. «Пора уходить», — это мысль вдруг возникла в голове Ральфа, ощущаясь необычайно остро. В Дом уже начинают набирать новеньких, пока немного — основной набор будет следующим летом после Выпуска, и Лось уже планирует брать этих малышей, а вот ему, пожалуй, хватит. Ральф прикрыл глаза, позволяя пыльному тюлю облепить его и опять унестись на волю с шаловливым порывом ветра.***
Игра не клеилась, похоже, они стали слишком взрослые для неё. Раньше они бы часами выдумывали всё до мельчайших деталей, обставляли бы свой воображаемый дом мебелью, клеили обои, сажали цветы, а, может, дело было в том, что дом был реальный, и они подспудно боялись разочарования, напридумывая себе хрустальный дворец. Рекс поднял голову, услышав шаги, к ним шёл их воспитатель, и он прищурился, размазывая чёткую фигуру в зыбкий силуэт. Иногда, когда он смотрел, как Чёрный Ральф с кем-нибудь разговаривает или курит в одиночестве на крыльце, Рексу казалось, что он вот-вот вспомнит нечто важное, и это забытое воспоминание тревожило его, от него бывало щемило в груди и хотелось заплакать или закричать, или захохотать во всё горло, а потом все проходило. Ральф присаживается на плед, и Макс двигается, давая место. — Завтра утром отъезд, — сообщает Ральф братьям, — я поеду отдельно на своей машине чуть позже, могу вас взять с собой, если хотите. — Нет, спасибо, — быстро отказывается Макс за двоих, — мы не хотим вас стеснять. Макс тоже испытывает странное чувство рядом с Р Первым. Ему неуютно и даже, пожалуй, страшно. Как будто присутствие Чёрного Ральфа сопряжено для него — для Макса — с возможной потерей, утратой чего-то или кого-то дорогого и близкого, про это страшно думать, и Макс гонит эти мысли прочь. Он, как и Рекс, не понимает этой тревоги и не пытается с ней разобраться, он просто знает, что будет лучше, если Чёрный Ральф будет подальше от них. — А я поеду, — неожиданно говорит Рекс, садясь и глядя прямо в глаза воспитателю. Ральф согласно кивает, говорит про тёплую одежду, про еду, но Макс не очень-то слушает, потрясённый решением брата. Мысли Макса заполошными зайцами мечутся в голове, перепрыгивая с…тогда и мне надо ехать…на, но я не хочу, и почему он так решил? Что мне делать? Ральф уходит, оставив после себя запах горьковатой туалетной воды и дыма сигарет. Макс смотрит на брата, собираясь спорить и убеждать, и даже согласиться в итоге поехать в одной машине с Чёрным Ральфом, если уж Рексу так приспичило. — Тебе не надо с нами ехать, — Рекс говорит раньше, чем Макс успевает открыть рот и возразить, — это всего на два дня, а потом мы опять будем вместе. Всё лето вместе. Рекс встает, привычно держась за больное колено, а Макс, оставшись сидеть, смотрит на него снизу вверх. Брат кажется таким высоким и опять взрослым, старшим на добрую сотню лет, что-то знающим, чего не знает Макс, но это невозможно. Пух коварно влетает Рексу в нос и тот чихает, ругается и снова чихает три раза подряд до слез из глаз. «Значит так и есть, — с грустью думает Макс, — он и правда старше»...