Маскировка под нечисть

Воробей мелко дрожал — дрожали и руки, и ноги; и всеми силами пытался не расплакаться и успокоиться, подавить панику и горестную обиду на то, что всё так закончится. Пират всё же всхлипнул пару раз, и несколько слезинок скатились вниз по щекам. Он абсолютно не знал, что теперь делать — хуже того, он был в приступе паники, и оттого не мог даже думать. Пташка сам не понимал, как так вышло, что он не успел перебраться с Немой Марии на Жемчужину, каким образом он остался на этом адском корабле, пока ещё, правда, никем не обнаруженный. Хотя нет, понимал - он успел метнуться в спасительную темноту, надеясь оттуда перебраться на Жемчужину, но вот Салазар и не думал уходить, медленно прохаживаясь по центру оружейной палубы, даже принюхиваясь - словно догадывался, что его враг и его жертва всё ещё здесь... Пирату тогда только и оставалось, что затаиться в темноте, и мысленно молить Бога о помощи, при этом едва дыша от страха. Сейчас Армандо давно ушёл, а Джек мелко дрожал от удушливого ужаса, забившись в пространство между бочками и стеной трюма. Он всё ещё пытался заставить себя не расплакаться. От страха и нервов у Воробья даже живот заболел, что-то больно покалывало и резало внутри. Джек был в шоке, но всё ещё не мог осознать в полной мере то, что знал рассудком — он в открытом море, бежать некуда; на корабле, принадлежащем нечисти; нечисти, дружно ненавидевшей его; на корабле Морского Мясника — и это было хуже всего; совсем рядом с НИМ. Когда Джек не смог перебраться на свой корабль, Салазар этого не заметил, решил, что пират каким-то образом перепрыгнул обратно на Жемчужину. Мертвец даже кинулся в конце-концов туда, на борт пиратского корабля, Джек, притаившийся в темноте, старающийся слиться с дальней стеной и затаивший дыхание, это видел. После этого звуки сражения вскоре стихли, почти полная тишина настала и в том ярусе трюма, где прятался Джек. Салазар не понял, что его жертва, за которой он охотился с таким рвением, невольно осталась на борту его корабля, и была так близко... Воробей подумал, что лучше бы эта тварь как-нибудь обо всём догадалась — хоть пират и боялся Морского Мясника в виде нечисти так, что даже смотреть на него не мог, ему всё же хотелось, чтоб Салазар знал о его присутствии... Тогда, наверно, он уже пришёл бы сюда, нашёл его, и убил — убил больно, но хотя бы быстро, как пират очень надеялся. При этом Джек понимал, что ни за что не сможет сдаться сам — так и будет сходить с ума от страха, пока кто-нибудь из этих ужасных мертвецов не наткнётся на него. И не убьет. Воробей попытался подумать, попытался обрести контроль над своими мыслями — для этого он принялся глубоко и медленно дышать, массируя кончики своих пальцев, и уставившись расширившимися зрачками в старую бочку, смутно видневшуюся в полутьме в метре от него. Пират сосчитал до десяти, с облегчением ощущая, как паника слегка отступает, и сердце перестает так сильно и заполошно биться. Тяжко и устало вздохнув, пират подтянул коленки поближе к груди, и обнял их обеими руками. Кажется, он более-менее вернул себе контроль над своими мыслями... Первой осознанной мыслью, не отравленной паническим ужасом, было то, что он сидит на чём-то неудобном, но как бы более мягком, чем старые доски, пахнувшие влажной древесиной. Пташка с интересом опустил правую руку вниз, и осторожно ощупал, отползя чуть в сторону, то, что было под ним. Пальцы несмело коснулись находки, легко обводя её по контуру, он словно боялся, что руку его сейчас сожмут, сдирая кожу, прокусывая плоть, и ломая тонкие кости, металлические челюсти капкана. Но ничего страшного не обнаружилось, просто какая-то ткань, и тогда пират уже смелее ощупал находку пальцами, затем поднял, расправляя. Одежда, всего-лишь чья-то одежда. Надежда озарила душу пирата, засияв тонким полупрозрачным лучиком в его душе. «Да это ведь форма! Испанская военная форма!». Даже пискнув от радости, Воробей расправил найденные вещи, не веря своим глазам. Одежда испанского солдата, потемневшая от времени, покрытая копотью, но целая! Целая, и, что самое главное, выглядевшая один-в-один, как одежда призраков из команды Салазара! В голове Воробья уже возникла идея — переодеться в это, выбросить незаметно свою одежду, затеряться среди этих оживших жутких теней прошлого — призраков Мясника. А как только корабль окажется неподалеку от берега — уличить возможность, и незаметно покинуть его! Конечно, это сложно, и это страшно, очень страшно, но это хоть какой-то шанс... Он справится. Должен справиться! Джек вздохнул, и заставил себя начать раздеваться. Ему всё время казалось, что именно в этот, самый неподходящий момент, кто-то из тварей и обнаружит его. Полуобнаженное тело слабо задрожало от холода, Воробушек, быстро как мог, и преодолевая мурашками пробегающее по телу отвращение, натянул на себя испанскую форму. Заставить себя облачиться в форму, форму, которую, наверно, носил кто-то из этих живых трупов, было трудно. Воробью даже казалось, что он чувствует слабый, тошнотворно-сладковатый запах, которым отдаёт эта одежда. Но он все-таки сделал это, хотя и содрогнувшись от гадливости... Одежда оказалась почти в пору, только была великовата — видимо тот, на кого она была сшита, тоже был небольшого роста, но был, в отличие от миниатюрного Джека, более крупного телосложения... Форма была влажной и холодной от сырости, прикосновение к коже её ткани было неприятным до мурашек. Труднее, и гораздо труднее, оказалось заставить себя вылезти из-за бочек, дарящих иллюзорное ощущение защиты, и подняться на палубу. Нижний ярус трюма угнетал своей огромной полутемной пустотой. Пташка спрятал свои вещи в бочку, оказавшуюся пустой, осторожно накрыл бочку крышкой. Следом медленно, тихо, чтобы не было слышно шагов (их звук напугал бы его в этой тишине), двинулся к лестнице. Пирату казалось, что из мрака дальних концов трюма на него смотрит кто-то или что-то, что-то даже более жуткое и пугающее, чем Салазар; но столь же смертоносное, как этот испанец. Что-то чудовищное... Сдерживая порыв обнять себя за предплечья, Джек тихо приближался к лестнице, прикусив от волнения губу. Ему было необходимо срочно придать своему виду уверенности. В очередной раз он провёл пальцами по испанской треуголке, вновь убеждаясь, что его длинные волосы с вплетенными в них бусинками надёжно убраны и спрятаны под головным убором. Лицо, руки, шея пирата были покрыты подобием «грима» — Воробей нашёл на стене место, где на доске сохранилась глубокая черная обугленность, и с помощью маленькой заточки сумел отскоблить достаточно много тёмно-серого древнего пепла. И тонким слоем втёр этот пепел на открытые участки тела и лица. И нарисовал, как сумел, при помощи тонкой кисточки и своей сурьмы чёрные линии "трещин" на коже. Не весть какая маскировка, но хотя бы что-то... Пират посмотрел на свою мордашку в маленькое круглое зеркальце в окантовке из бронзы, покрытой узором, которое всегда носил при себе. И которое теперь переложил в карман уродливой серой военной униформы, в которую вынужденно облачился. «Тебе не идёт испанская треуголка, пташка! Совсем не идёт!» - подумал Воробей, пытаясь задавить страх под насмешкой. Он был не слишком доволен тем, что получилось, но, если сильно не приглядываться, возможно он мог сойти со стороны за одного из них. Очень хотелось кинуться обратно. Забиться за те же самые бочки, лечь на пол, свернуться калачиком, и так и лежать, пока кто-нибудь не явится и не спасёт его от этих мертвецов. Но Джек знал, что ему придётся подняться наверх, как бы он этого ни страшился. «Ты сможешь, Воробей!» — мысленно подбадривал себя пират, ступая на первую ступень лестницы. Внутренне едва не дрожащий, а внешне сохраняющий видимость равнодушного спокойствия, он поднялся на верхнюю палубу. Не закричать было трудно. Мертвецы сновали по палубе, выглядя в предрассветной серости, как призрачная волчья стая. Их было много, с одним из них Воробей едва не столкнулся. Призрак невозмутимо обошёл его, даже не взглянув. Остальные тоже не обратили на него никакого внимания. Джек позволил себе едва заметно вздохнуть. Голова его кружилась от адреналина, и сердце гулко билось в груди, отдаваясь пульсом в висках. Несколько мертвых солдат драили палубу, и Воробей, как ни в чём не бывало, взял в руки тряпку и ведро, и принялся тщательно мыть поручни фальшборта. То есть делать вид, что моет... Медленно двигаясь в процессе влево. И теперь никто не смотрел на него. Рассвет окрашивал край неба и легкую рябь морской воды в полупрозрачные акварельные оттенки малинового, красного, персикового, и золотистого. Пират незаметно осмотрел горизонт. В самом деле открытое море... И ни одного корабля в зоне видимости. Джек думал, делая вид, что моет фальшборт, и с удовольствием дышал свежим утренним дыханием моря. Он не сможет долго притворяться — эти твари, наверняка, не едят и не пьют, не спят, и долго он так не протянет. Если к вечеру на горизонте не покажется суша, любая суша, или чей-нибудь корабль — Воробушку придётся просто выгадать момент и кинуться за борт, как только стемнеет. По возможности скинув сначала какую-нибудь доску или бочку, чтобы хотя бы было, за что держаться в воде. Так будет хоть маленький шанс, что его кто-то подберёт и спасёт. Джек был готов даже на такой риск —всё лучше, чем дождаться того, когда его вырубит от усталости, и нечисть раскроет его. Что угодно, лишь бы не это... Ведро с водой стояло рядом с пташкой лишь для вида — на деле же он «мыл» фальшборт практически сухой тряпкой. Так что «грим» на его руках оставался цел. Этот факт подействовал на Джека успокаивающе. Как и то, что никто не обращал на него внимания. Пират настолько расслабился, что даже задумался, и сам не заметил, как перестал заниматься фальшбортом, и перешёл к лестнице на капитанский мостик. Подсознательно Воробью хотелось взглянуть на штурвал проклятой Немой Марии — хотя бы издали. Когда он чуть не столкнулся с Салазаром, пират с огромным трудом сумел подавить вопль страха — из его горла вырвался лишь тихий, едва уловимый слухом жалобный писк. Пират тут же отдал честь, как принято у военных при виде своего главнокомандующего. И отвел взгляд, делая вид, что увлечен работой. Армандо равнодушно кивнул ему едва заметным движением головы, замер на пару секунд, задумчиво разглядывая «солдата». Джеку показалось, что его воробьиное сердечко забилось с такой громкостью, что капитан-нечисть сейчас услышит, непременно услышит... Голова закружилась сильнее, но пират сжал губы. Салазар был гораздо выше его, и оттого Джек не видел его глаз — для этого пришлось бы прямо обернуться к мертвецу, и задрать голову; но пират буквально чувствовал его взгляд. «Боже, отвернись, ну пожалуйста! Я же сейчас сознание потеряю! Умоляю, не смотри ты на меня так!». Воробью начало уже казаться, что испанец узнал его, и теперь нарочно тянет время и играет на его нервах, зная, что жертве никуда не деться... Пират едва не сказал: «Да прекрати же ты тянуть, Салазар! Ты ведь узнал меня!». Но тут, как раз в тот момент, когда эти слова были готовы сорваться с его губ, нечисть довольно кивнула и заговорила сама: — Молодец, хорошо работаешь. Продолжай, — и испанец грубо похлопал полумертвого от ужаса Джека по плечу, выражая одобрение, и двинулся прочь. Пирату казалось, что он видит сейчас не перила лестницы, на которые смотрит, а уходящего куда-то Салазара. Видит его лицо, и то, как губы твари растягиваются в издевательской кривой усмешке. Эти мысли были невыносимы! Армандо Салазар остановился неподалёку, и заговорил с кем-то из своих настоящих подчиненных. До Джека четко долетало каждое слово: — Чертов Воробей, маленькая наглая тварь! Ты знаешь, а ведь я загнал его в трюм собственного корабля! Выбил у этой пташки оружие из рук, буквально в два счёта! Но он нашёл слово, чтобы отвлечь меня — сказал про этот чертов остров, и мне пришлось отвлечься. Хотя сейчас я думаю, что не стоило этого делать... Пока я смотрел на очертания приближающегося магического острова, эта грязная пташка сбежала обратно на свой корабль! Знал бы кто, как я сейчас злюсь... Ну всё, я в бешенстве! — со злостью хрипел Армандо. — Неужели никто из вас не мог схватить его и притащить ко мне, никчемные идиоты?! Воробей осторожно сглотнул, сдерживая себя от того, чтобы зажмуриться хоть на минуту. Это всё было похоже на кошмарный сон, чудовищный кошмарный сон, из которого не получается вырваться! Салазар, тем временем, продолжал где-то за его спиной: — Во мне кипит такая злость на него и на вас всех, что хочется разнести здесь всё! Я бы долго мог рассказывать тебе об этом, ну да ладно, не буду отвлекать, занимайся своими делами. Лучше я расскажу обо всём кому-нибудь менее занятому... Воробей, едва не дрожа (руки, впрочем, дрожали по-настоящему и довольно заметно), всё же прикрыл глаза, желая хотя бы на несколько секунд оградить себя от той реальности, в которой он находился. У него получилось настолько хорошо, что сознание перестало воспринимать даже звуки окружающего мира. Пирату даже показалось, что его больше нет здесь — здесь лишь его безжизненное тело, которому нельзя причинить боль — а душа плывет над густым бледным туманом по воздуху иного мира, бесконечно далекая от Салазара и прочих преследователей, навсегда недоступная им... Прохладная невесомость, приятная, спокойная тишина, и свобода... Возвращение в реальность было таким резким, и таким пугающим, что пират тихо вскрикнул — его взяли за предплечье, и силой развернули к себе. Джек поднял голову, чтобы посмотреть на того, кто держал его. И едва не вскрикнул вновь — только уже более громко, и более испуганно. Перед ним, едва ли не вплотную, стоял Армандо Салазар, и смотрел ему в лицо своими страшными мертвыми глазами. — Задумался, солдат? — негромко спросил капитан-нечисть, чуть улыбнувшись. — Я говорил, что освобождаю тебя от этой работы. Освобождаю часа на два. Мне хочется с кем- то поговорить, выговориться, выпустить злость хотя бы на словах, понимаешь? Не против поболтать со своим капитаном? Армандо не проявлял агрессии, и не узнавал его — иначе пирата сейчас уже избивали и убивали бы, наверняка — а оттого Воробушек смог заставить себя не дрожать. По его телу прошла лишь одна волна озноба от того, что помешанная на нём тварь была настолько близко. Нахождение рядом с ним вот так, без оружия и защиты, было почти невыносимо страшным. Джеку казалось, что сейчас он попросту упадёт на доски палубы, прямо к сапогам этого убийцы... Но пират лишь вежливо кивнул, и ответил, изменив, как смог, свой голос: — Конечно, капитан. Благодарю вас. Это честь для меня — говорить с вами лично. Мертвец хрипло выдохнул, и приказал: — Тогда иди за мной. И Салазар молча развернулся и двинулся куда-то, а Воробушек, с трудом ступая на полубесчуственные, ватные ноги, послушно пошёл за ним, спеша так, чтобы поспеть за широкими шагами нечисти. В глубине души желая сейчас просто упасть на пол и умереть от остановки сердца... Воробей думал, что не сможет больше притворяться, не сможет находиться с Салазаром тет-а-тет, не выдержит. Он едва мог дышать от приступа страха, и тихо задыхался, глядя на движущуюся впереди него высокую спину в полосатом камзоле, и на развевающиеся словно под водой чёрные волосы.