Я люблю тебя, лодочник

Александр повел ее по узеньким улочкам, вымощенным брусчаткой, и Агата мысленно поблагодарила его за предостережение выбрать удобную обувь, но озвучить не решилась, предпочитая не давать шведу лишней возможности издеваться над ней. Хватит с нее и кофе. Нильсен попутно рассказывал. И Фредерик все же не врал — Александр знает не только каждую улицу в этом городе, но и каждый дом, иначе объяснить его нескончаемый поток историй о торговцах, обустроивших здесь рынок, было невозможно. Он продолжал вещать, и Харрис не заметила, как путешествуя по тихим пустынным улочкам согрелась, ведь здесь не было пронизывающего ветра. Они вышли на набережную, и Агата вновь скрестила руки на груди, защищаясь от холодных порывов, вызывая усмешку Александра. — Прежде чем показать самое главное, предлагаю поужинать, — он открыл дверь какого-то уютного кафе, совершенно непримечательного среди других и оттого невероятно прекрасного. — Отказы не принимаются. А Агата и не собиралась отказываться. Как-то так получилось, что за собственной злостью она забыла пообедать, только теперь, оказавшись среди окутавших рецепторы запахов вкусной еды, понимая, насколько проголодалась. Живот ворчливо буркнул, и Харрис огляделась, гадая, не слышал ли ее сопровождающий этот вопль прожорливого монстра. Официант тут же подоспел, вручая им меню и широко улыбаясь, и Александр сразу принялся изучать его, поглядывая на растерянную Харрис, которая в нерешительности смотрела на брошюры, выложенные перед ней. — Удиви меня, — отодвигая от себя все меню, произнесла Агата. — Я буду весь вечер разбираться во всем, а ты наверняка знаешь его, как свои пять пальцев, ведь не повел бы меня в какое-то малознакомое место. — Почему ты так уверена в этом? — Нильсен снова прищурился, все еще прячась за меню. — Пока что я еще нужна тебе живой и невредимой, ведь мы не сошлись на условиях контракта. Нильсен одобрительно хмыкнул, согласно кивая и тут же оживляясь. Пробежавшись по меню скорее для вида, чем для дела, он подозвал официанта, снова разговаривая на шведском, сводя Агату с ума акцентом, и сделал заказ. Харрис нервно теребила салфетку, уставившись в окно и, словно мотылек, завороженно разглядывала уличные фонари, которые приветливо приглашали на прогулку, выстроившись в линию. — О чем думаешь? — тихо и совсем рядом раздался голос Александра. — Ни о чем, — осознавая, что в голове совершенно пусто, ответила Агата. — Просто смотрю по сторонам. Здесь мило. — Да, довольно, — согласно кивнул Нильсен, замолкая и слишком пристально рассматривая девушку. От прохладной улицы щеки ее разрумянились, а глаза горели неподдельным интересом. Что-то притягивало его, и Александр всеми силами пытался разгадать, чем же его привлекла чопорная англичанка. От мыслей мужчину отвлек все тот же официант, подавший вино. — Если ты продолжишь так на меня пялиться, то я подумаю, что нравлюсь тебе, — делая глоток и пряча улыбку за тонким стеклом, произнесла Агата. — Думай, — равнодушно пожал плечами Нильсен, продолжая изучать девушку, запоминая каждую деталь. — В нашей стране это не запрещено. Агата лишь возмущенно фыркнула, снова переводя взгляд на окно, но теперь, как ни старалась, могла разглядеть лишь размытое отражение Александра, в уголках губ которого застыла какая-то загадочная улыбка. Сердце сжалось, на пару секунд останавливая все процессы в организме, но Харрис упорно проигнорировала этот знак, принимая бокал и пряча взгляд в темно-бордовой жидкости, вдыхая нежный аромат медового разноцветья и кислого винограда. — За наше знакомство, — начал Нильсен, подняв бокал в воздух, — каким бы неловким оно ни было. И за этот вечер, который, надеюсь, вам понравится. — За знакомство, — эхом повторила Агата, пригубляя вино, отозвавшееся терпкими покалываниями на языке. Стоило отдать Нильсену должное, он действительно безупречно справлялся с обязанностями гида. Когда принесли блюда, он рассказал к каждому долгую предысторию, связанную с каким-то периодом истории Швеции, и Агата будто перенеслась в далекое прошлое, в день какого-нибудь народного праздника, когда на площади собиралась толпа, устраивая гулянья, подавая рыбу и жареное на костре мясо, от одного вида и запаха которого текли слюнки, а вокруг музыканты наигрывали веселую мелодию, лился глёг, и повсюду царило веселье. Харрис впитывала каждое слово, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться с места и не броситься на улицу, наслаждаясь морским воздухом и пропуская через себя истории Нильсена, ведь те происходили на том самом месте, где они сейчас сидят. — …А это любимая сладость Карлсона, — улыбнулся Александр, когда официант принес крученую булочку с корицей, присыпанную сверху миндальной крошкой и политую еще не застывшей сахарно-ванильной глазурью. — Ты ведь знаешь, кто это такой? — Агата торопливо кивнула, вдыхая аромат любимой корицы и прикрывая глаза, снова переносясь в волшебный мир запахов, окутывавших нежной ностальгией. — Обожаю корицу. Нильсен только хмыкнул. Несложно догадаться, когда всю дорогу от лифта до офиса за ним тянулся ароматный шлейф этой пряности. Довольный радостью Агаты, он сделал глоток кофе и откинулся на спинку кресла. — Готова к небольшой прогулке? — спросил Нильсен, расплатившись по счету. — Конечно. После ужина настроение стало лучше, и уже не так сильно хотелось язвить Александру, хотя, стоило признать, что и его колкостей было не особо много, а каждая из них придавала мужчине какой-то особый шарм. Может, он не такой уж и кретин? Сейчас ведет себя довольно по-джентльменски, как настоящий англичанин. Погрузившись в собственные размышления о кретинизме Нильсена — похоже на какой-то диагноз, хотя, может, в будущем и разовьется такая болезнь, — Агата прослушала все рассказы Александра о каналах, пересекающих город, о фермерских рынках, мимо пустых рядов которых они прошли, и о прекрасной смотровой площадке, откуда открывается волшебный вид на весь Стокгольм и Гамла Стан, у подъема на которую они теперь стояли. Харрис не заметила, как согласно кивнула. Нильсен тут же потащил ее за собой, и вскоре они оказались на небольшом мосту, где восторженно разглядывала город парочка туристов, охая и вздыхая. Отойдя от них подальше, Агата остановилась у перил, наблюдая за яркими огнями, благодаря которым она могла разглядеть весь город. Кажется, Харрис перестала дышать, слегка приоткрыв рот от окружившей ее красоты. Она яростно переводила взгляд с одной стороны на другую, оказавшись будто в самом центре мира и теперь разглядывая город с высоты птичьего полета, который вечером выглядел куда дружелюбнее, чем днем. Хотелось запомнить каждую деталь, отложить в памяти каждую улочку и тонкие шпили, утыкающиеся в небо. Вода внизу уже не казалась холодной и неприветливой, лишь слабо поблескивала крохотными гребешками в свете огней, будто приглашая на прогулку. Александр никогда прежде не видел, чтобы обычная смотровая площадка, которых в городе не один десяток, так сильно поразила кого-то, а потому, изменив привычной глазу картине, любовался не городом, а Агатой. Неподдельный интерес в распахнувшихся глазах, озорные искорки изумрудов и округлившиеся губы — все это открывало ему совершенно другую девушку, и оттого хотелось показать ей не только весь Стокгольм, но и весь мир, чтобы вот так наблюдать за ней. Сейчас она была еще красивее, чем полчаса назад, когда они сидели в ресторане, и Александра вдруг бросило в жар. Списав все на выпитое вино, он расстегнул пуговицы бомбера, чувствуя прохладный ветер, остужавший вскипевшую кровь, и только сейчас понял, насколько здесь свежо. Но Агата, казалось, не замечала этого, облокотившись на высокие перила и разглядывая городской пейзаж, представляя, как какой-нибудь художник, расположившись здесь с мольбертом, старательно вырисовывает штрихи, чтобы в точности отобразить город. Нильсен шагнул ближе, останавливаясь прямо за ее спиной и не решаясь потревожить, но, будто почувствовав, Агата сама обернулась, утопая в небесной голубизне его ледяных глаз. — Здесь свежо, — сглотнув, проговорил Нильсен, чувствуя, как дыхание сбивается, стоит девушке посмотреть на него. — Думаю, нам стоит возвращаться. Агата согласно кивнула, снова краснея под пристальным взглядом своего гида, когда тот опустил глаза на ее губы. Его ладони легли на перила, туда, где совсем недавно были ее руки, заключая Харрис в ловушку, из которой она и не планировала выбираться. То ли дело в романтичном настроении, то ли в аромате его парфюма, который просочился ей под кожу, но отстраняться не хотелось. — Тогда пойдем? — тихо спросила Агата, закусывая губу и сцепляя пальцы в замок. — Да, — кивнул Нильсен, падая в омут собственных желаний, навеянных волшебством момента, а может очарованием мисс Харрис, которая забралась в его душу, расставив там любимые книги и расстелив уютный плед. Он наклонялся медленно — слишком медленно — и осторожно, почти невесомо, коснулся мягких губ, которые свели его с ума еще во время деловой встречи, когда Агата слишком сексуально зажимала карандаш, задумываясь, или прикусывала нижнюю. Александр облегченно выдохнул, не встретив сопротивления, и прижался к девушке теснее, уже увереннее изучая ее губы и раздвигая их, чтобы скользнуть языком в ее рот. Агата тихо простонала, сдаваясь и обвивая руками его шею, зарываясь пальцами в жесткие каштановые волосы. Она охотно отвечала на его ласки, от которых кружилась голова, а сердце сжималось всякий раз, запуская маленькие искорки какого-то неизвестного ей чувства, когда Александр прикусывал ее губы и ласково скользил по ним языком, оставляя рваные, но такие жаркие поцелуи. Хотелось застыть в этом мгновении, навсегда запомнить нежные, но при этом уверенные прикосновения, и Агата плавилась, подобно воску в теплых руках, пока Нильсен сжимал волосы на ее затылке, не оставляя возможности пошевелиться и перехватить инициативу. Краем глаза Агата заметила туристов, которые, улыбаясь, перешептывались и кивали в их с Александром сторону. Закатив глаза от досады — а хотелось от удовольствия, — когда осознание льдом кольнуло совесть, Харрис отстранилась, тут же отводя взгляд и выбираясь из плена — сладкого и желанного плена — его рук. — Агата, я… — Нильсен был преисполнен решимости успокоить девушку, что удивляло его самого, но за один день Харрис вскружила ему голову так, как не удавалось никому. — Нет, Александр, — она выпрямилась и поправила волосы, понимая, что первое же ее дело летит в тартарары вместе с личной жизнью, ведь его губы она будет вспоминать еще долго. — Мистер Нильсен, мне жаль, что так вышло. До отеля я доберусь сама, благодарю за вечер, — протараторила Харрис, почти убегая со смотровой площадки.