a blessing in disguise

      Нагито дрожит в его руках всем телом, цепляясь за ткань рубашки, как утопающий — за круг.       — Уйди, — шепчет он, крепче сжимая пальцы в противовес собственным словам. Его голос звучит надтреснуто, хрипло, и стоит поднять голову, как Хаджимэ и сам не может сдержать вздох удивления: глаза у Комаэды тёмные, пустые — он смотрит на Хинату и в то же время куда-то мимо, давя совершенно идиотскую улыбку.       — Уйди, — повторяет он ещё раз. На этот раз настойчивее, с нотками презрения и издёвки в голосе — а сам не пускает, продолжая смотреть на Хаджимэ. И даже у того хватает чувства такта не оттолкнуть Комаэду от себя. Побеждено выдохнув, он кладёт руки на его узкие плечи, затянутые в больничный халат, и морщится, понимая, что Нагито мёрзнет.       — Хочешь вернуться обратно в палату? — мягко спрашивает Хаджимэ — почти как у ребёнка. Его тёплые, слегка шершавые ладони скользят на покрытой мурашками коже, растирая её и стараясь принести хоть капельку тепла.       — Хочу, — сбивчиво соглашается Комаэда, — только если ты обещаешь уйти.       Хаджимэ даже забавляет эта игра в шарады. Слова Нагито он пропускает мимо ушей и, обхватив его левой рукой за талию, сверкает улыбкой.       — Я останусь, пока ты сам не вытолкаешь меня за двери, — усмехается он. Комаэда урчит в ответ что-то непонятное, но послушно бредёт рядом, иногда бросая на него вопросительный взгляд.       Тело у него совсем слабое, хрупкое, и Хаджимэ приходится останавливаться несколько раз, ожидая, пока Комаэда отдышится.       «Проще будет просто понести его на руках», — думается Хинате, но стоит ему озвучить эту мысль вслух, как Нагито отвечает ему резким покачиванием головы. Пытается даже сделать шаг назад, но Хаджимэ не пускает, удерживая на месте, — только падения им сейчас не хватало.       — Хорошо, — вздыхает он, — не буду я поднимать тебя на руки. Только прекращай вырываться. Упадёшь же.       Слова получаются намного тише, чем он хочет — сказывается усталость, накопленная за несколько дней, проведённых в больнице. Его пальцы вновь сжимают талию Нагито, и он почти бессознательно очерчивает рукой выпирающую косточку.       — Не трогай меня, — выплёвывает Комаэда, однако не делает попытки отстраниться. — Это непозволительно.       — Ага, болтай больше.       Хаджимэ заводит его в палату и аккуратно укладывает на кровать, накрывая одеялом. Хочет отойти, принести ему что-нибудь ещё, но Комаэда не пускает: тонкие пальцы сжимают его кисть и тянут обратно.       — Хочешь чего-нибудь?       — Не хочу.       И продолжает смотреть пристально, почти не моргая. На лице вновь появляется дикая улыбка, а и с горла рвётся надрывистый смех, который тут же сменяется кашлем. Комаэда сразу отворачивается, пряча лицо за свободной рукой. Его тело вновь бьёт крупная дрожь, плечи лихорадочно трясутся, а он всё смеётся и смеётся, и Хаджимэ чувствует холодный, липкий пот, проступающий на спине.       — Холодно? — спрашивает он между делом. Руки у Комаэды ледяные, и это не даёт ему покоя.       — Нет.       Нагито вновь поворачивается к нему. Левую руку наспех прячет под одеялом, растирая бедро, и Хаджимэ сжаливается: он и так уже стоит у него в палате, так почему нет? В конце концов, должен же он хоть как-то загладить вину за свою непрошибаемую тупость.       Кое-как скинув с ног кеды, он присаживается на краешек постели.       — Двигайся, — бросает он, с трудом сдерживая порыв спрятать лицо в ладонях. Кажется, Комаэда думает о том же. Явно сбитый с толку, он отодвигается к окну, освобождая место для Хаджимэ, и тот сразу, не дав себе времени подумать, опускается на простыни, откидываясь на подушку. Места тут явно мало для двоих, поэтому Хината притягивает Нагито к себе. Осторожно, словно спрашивая разрешения, он кладёт его голову к себе на грудь: одна рука опускается ему на плечи, а вторая зарывается в волосы, меланхолично перебирая белёсые пряди.       Комаэда молчит — видно, как плотно он поджимает тонкие губы. Наверное, боится сказать что-то, что прогонит Хаджимэ. Поэтому он просто сжимается в клубок, закрывая глаза и припадая ухом к груди Хинаты, внимательно слушая его мерное дыхание.       Спустя некоторое время дрожь уходит окончательно, и Хаджимэ не может не радоваться этой маленькой победе. Его взгляд скользит по комнате и вновь возвращается к Комаэде. Он сопит во сне, как котёнок, ластится к рукам Хинаты, боязливо сминает пальцами ткань рубашки.       По телу разливается странное, приятное тепло. Глаза закрываются сами с собой, руки расслабляются, и сознание вот-вот готово провалиться в мирный сон.       — Хината-кун? — доносится до него слабый шёпот. Хаджимэ лениво смотрит на него из-под полузакрытых век.       — Чего?       — Ты отвратительный, — почти с благоговейным вздохом произносит Нагито. — Ненавижу тебя.       — Я знаю. — Хаджимэ смеётся — мягко, уже беззлобно, проводя рукой по макушке Комаэды. — Спокойной ночи.       Ответа он уже не слышит. Сознание ускальзывает прочь, оставляя в голове одну лишь глупую, но такую приятную мысль: ему нравится засыпать в обнимку с Комаэдой.