Единственное в жизни солнце

      Мимо регистратуры, игнорируя крики и толкотню представителей СМИ, быстро и уверенно прошла девушка. На вид ей было не больше 20 лет, светлые волосы были заделаны в пучок, аккуратную фигуру обрамлял строгий костюм. Дорогу ей хотела преградить тучная медсестра, однако план медработницы легко изменило показанное удостоверение.       — В какой палате содержится Дазай Осаму? — отрапортовала девушка.       — Восьмая палата, — и немного запнувшись добавила — третий этаж.       — Спасибо. — уже уходя бросила она.       Не без труда найдя нужную дверь, она аккуратно открыла ее.       — Здравствуй. Я бы хотела немного с тобой поговорить.       Ответом ей была тишина.

***

      Три битых часа Чуя возился с перевязочными пациентами. Когда же казавшаяся до этого нескончаемой очередь немного уменьшилась, словно услышав команду «у кого-то здесь слишком мало работы», в кабинет ввалилась медсестра, веля врачу менять дислокацию.       — Накахара Чуя, вас вызывают в восьмую палату.       — Что случилось?! Н-на обходе все было в порядке, д-да там же пациент, он же… почти не мобилен. Неужели…       — Идите! Не знаю я, что у вас там такое — немного выдохнув, и, видимо, вспомнив, что тоже когда-то была недавней студенткой — все с пациентом в порядке.       Накахара быстро вышел из перевязочной. — «Если с Осаму все нормально, то зачем им нужен я? Не мог же сам Дазай меня вызвать? А ведь у него скоро перевязка… но не сегодня, завтра как минимум. Может травматолог решил дать о себе знать? Но тогда я ни к чему. Или… только не это.» Чуя пулей рванул по коридору. Миновав его, о остановился и начал жадно хватать ртом воздух. — «И когда я разучился бегать? И правду говорят, спорт и медицина несовместимые вещи.» — Все ещё стараясь восстановить дыхание, он взялся за дверную ручку. — «Только не говорите мне, что все эти гребанные журналисты решили докопаться до восьмилетнего ребёнка!» Он растворил дверь и… почти споткнулся об девушку, безрезультатно пытавшуюся выдавить из ребёнка хоть полслова. Строгая форма под накинутым на плечи халатом явно указывала на ее не медицинскую профессию. Но ни диктофона, ни оператора с камерой с ней не было. — «Кто она такая? И как ее сюда пустили?»       — Извините, вы меня вызывали?       — Да. Это ведь вы Накахара Чуя?       — Ага. — он нервно потянулся за бейджем, доказывая, что это действительно его имя. Но выглядело так, словно забыл как его зовут.              — Спасибо, что пришли. Я Ичиё Хигучи, — она развернула корочку удостоверения — сотрудник органов опеки и попечительства города Йокогамы. Могу я задать вам несколько вопросов?       — Конечно. — немного опешив от такого, казалось бы, ожидаемого заявления, Накахара постарался максимально не терять лица.       — Итак, для начала, не могли бы вы сообщить мне о состоянии пациента на данный момент, а так же на момент поступления. — Она взглянула на планшетку в руках — И еще мне потребуется заключение судмедэксперта и детского психиатра.       — А у нас нет судмеда… только протокол, но он должен быть у следователя, как я полагаю. Побои снимали при поступлении, так что заключение составлял травматолог, а психиатрическая экспертиза еще не проводилась. — «Только бы не позвала заведующую… Если я сейчас облажаюсь нам всем не жить…»       — Травматолог? А вы…?       — Хирург, студент, ну, бывший, ну то есть… интерн хирургического отделения. — не терять лица оказалось сложнее, чем Чуя думал.       Накахара уже инстинктивно сжал в руках амбулаторную карту, ожидая поток оценочных суждений от работницы противоположной медицине сферы о студенте-недоучке и некомпетентности всех видов руководителей больницы, однако дамочка и не думала начинать скандалить. Она так и осталась стоять, тупо глядя то на свою планшетку, то на Накахару. Казалось, ее мозг просто завис и вот-вот должен выдать экран смерти.       — Ну… тогда сообщите мне всю информацию о пациенте.       — Копии его медицинской, а так же амбулаторной карт и дневников вы можете получить на первом этаже в бухгалтерии. Для этого нужно подать туда запрос и в течение… — со скоростью озвучки мелкого шрифта в рекламе БАДов затараторил Чуя.       — Вы хоть какую-то информацию можете мне предоставить? — она растерянно развела руками. Терпение, как и напускная компетентность таяли на глазах.       Накахара быстро понял, что нужно что-то срочно предпринять, иначе не только его собственная репутация накроется медным тазом, но и коллеги спасибо не скажут, и…       — П-просто я только лечащий врач, я ну… не обладаю нужной компетенцией для решения вопросов… документации. Э-это не ко мне. — не придумал ничего лучше, чем начать оправдываться как ребенку. Справедливости ради, иногда этот способ неплохо срабатывает.       — Да-да, хорошо, конечно, извините. — суровая представительница опеки дала заднюю, боясь развести конфликт, чем буквально шокировала Чую. — В любом случае, — она вернула своему голосу твердость и официальность — мне требуется самостоятельно убедиться в психическом состоянии ребенка.       — Проводите все, что нужно. Я не буду вам мешать. — Накахара демонстративно отошел от кровати на пару шагов.       — Простите конечно, но коммуникация с ребенком не представляется возможной…       — Ах да, — тут Чуя впервые за весь диалог вздохнул с уверенностью — ребенок действительно не очень общителен, но поговорить с ним можно.       С этими словами Накахара взглянул наконец на Дазая. Тот, сложив руки на груди и прижав к себе недавно подаренное сокровище, смотрел на Чую, словно наглый клиент на консультанта в магазине. Мол я этим заниматься не буду, это твоя грязная работа. Чуя, громко вздохнув, опустился на корточки.       — Осаму, я знаю как ты не любишь говорить с чужими людьми, но это невероятно важно.       Дазай кинул взгляд на девушку, как на врага народа, и демонстративно отвернулся. Снова глубоко вздохнув, Чуя попросил даму выйти ненадолго, и стоило только ей скрыться за дверью, как маленький пациент завел свое фирменное нытье про не-хочу-не-буду-не-заставите.       — Осаму, она даже не врач, что-то вроде недопсихолога. Просто поговорит и уйдет.       — Не буду я с ней говорить!       — Это займет пять минут, скажешь там имя, фамилию, про семью расскажешь и все. Это совсем не сложно!       — Не хочу я ей про семью рассказывать!       — Дазай! — Чуя от досады резко принял вертикальное положение, слегка повысив тон. Ребенок рефлекторно дернулся к краю кровати, сжимаясь в комочек и закрывая рукой голову. С лица Чуи сошла краска. — Осаму — это был уже почти шепот. Он опустился рядом с ним на край кровати, — Осаму — он приобнял ребенка и перенес к себе на колени. Примерно через минуту Дазай подал голос.       — Перестань.       — Я просто…       — Все нормально, ты просто встал. Я случайно.       — Ты правда меня боишься?       Дазай слегка усмехнулся и наигранно закатил глаза. — Ага, очень.       — Если хочешь, я останусь, пока эта барышня будет с тобой беседовать, идет?       Дазай перелез на край кровати, прижал к себе утренний подарок. Несколько раз осмотрел руки и ноги, переложил игрушку из одной руки в другую, закрывая ею след от сигареты, и кивнул Накахаре.       — Ну ладно, зови сюда свою ба-арышню.              Войдя и устроившись возле ребенка, она старалась непринужденно улыбаться. Расспрос она начала с самых банальных вопросов. Имя и возраст — их Дазай назвал без проблем. Потом любимая еда — сурими.       Когда-то он вычитал это слово в брошюре суши-ресторана и, никогда ранее не видя этого названия на прилавке маленького ларечка возле дома, единственного места, куда ходил с мамой за продуктами, с разочарованием сказал ей, что, наверно, эта еда для богатых людей, раз даже ресторан включил его в состав блюда. На новый год мама принесла домой две упаковки сурими. Одна пошла на салат, а вторая была торжественно вручена Дазаю, правда, с просьбой не съедать все сразу. Он мало что помнил о маме, однако этот день остался в памяти навсегда.       — Дазай? Дазай! — девушка несколько раз позвала его и уже почти паникуя оглядывалась на Накахару — что с ним?       Чуя пристально посмотрел на Дазая, пытаясь увидеть хоть какой-то повод для паники, но ребенок выглядел вполне нормально. Он просто несколько секунд смотрел в одну точку и перебирал в руках плюшевого крабика. Не изменился цвет лица, не увеличилось слюноотделение, нет никаких резких дерганных движений, даже зрачки вроде обычного размера, дите сидит и даже шевелится самым что ни на есть нормальным образом.       — Ничего, видимо просто задумался. — тон спокойный, словно разговор о кошке, смотрящей в пустоту. Через пару секунд ребенок заморгал и удивленно посмотрел на побледневшую девушку.       — Фух, я думала, что-то случилось. — она все еще улыбалась, уже не так непринужденно.       — Мне очень нравится твоя игрушка… тебе ее мама подарила? — вопрос прозвучал немного невпопад, и Дазай смекнул, к чему клонит эта женщина. Он повернулся на Чую и несколько секунд пытался испепелить его взглядом.       — Врач.       — Понятно. А родители тебе что-нибудь дарили?       — Мама иногда.       — А как маму звали?       Дазаю все больше и больше хотелось вырвать катетер из руки и воткнуть его девушке в глаз. Ему же не два года, к чему она эту комедию ломает? Или все взрослые вокруг думают, что у него проблемы с головой?       — Не помню.       — А папа маму как звал?       В ответ на это Осаму снова повернулся на Чую. Тот понимал, что ответ слегка шокирует девушку, но решил продемонстрировать ей все знания ребенка, приобретенные в этой прекрасной семье, так что кивнул.       — Шлюхой. — он не наивно повторил за родителем фразу, что когда-то слышал, а произнес со всей серьезностью, он знал, что это значит. В комнате повисла напряженная тишина.       В этот момент прозвучал звук вспышки фотоаппарата. Потом еще один, еще. Начали входить люди. Какая-то женщина очутилась рядом с Дазаем, тыкая в него микрофоном. Целая толпа с камерами начала окружать его, засыпая вопросами.       — Твой отец всегда так звал маму?       — Можешь сказать, почему он ее так назвал?       — Скажи, нам… — А как ты. — А что случилось с тобой когда…       — Вы что творите? Кто вас сюда пустил? Отойдите от ребенка! — еле пробивался строгий голос Накахары.       Дазай обхватил руками колени и уткнулся в них головой. Вспышки. Свет. Крики. Все разом что-то говорили, говорили о нем, говорили о маме. О его маме.       Вдруг девушка, что подбежала к Дазаю первой, встала в полный рост и резко развела руками. Остальные притихли, очевидно им было важно снять реакцию ребенка, а не то, от чьей именно редакции будут задавать вопросы. Сенсация для федеральных каналов уже почти готова.       — Осаму, мы знаем, что сейчас твой отец находится в полиции, не мог бы ты рассказать, как он обращался с тобой и мамой? Ты можешь не бояться говорить, вы с ним больше никогда не увидитесь.       Кулаки Накахары непроизвольно сжались — «Убью, клянусь, я ее сейчас ударю!» Он все еще силился пробраться к ребенку сквозь толпу журналистов, однако профессиональных операторов с камерами на плечах сдвинуть с места было просто невозможно. Они неприступной стеной окружали своих юрких репортерш, не давая остальным шанса мешать им работать.       Дазай искал знакомое лицо глазами, все больше и больше бледнея от страха. Но девушка не отставала и явно ждала ответа.       — Отец не сильно любил нас с мамой. Бил там… кричал часто.       — Хорошо, а мама? — видимо из соображений человечности она не стала просить подробностей.       — Мама, — голос дрогнул, зрачки сузились. Он сделал еле заметный вдох. С лица пропали эмоции, оно стало словно мертвым. — Она меня очень любила. Пока она жила с нами, мы очень хорошо ладили.       — Пока жила с вами? А что случилось потом? — в диалог вступила сотрудница опеки.       — Потом…они поругались, — сердце забилось чаще. — Папа кричал на маму, говорил что она грязная, — взгляд замер в одной точке — мама плакала, а папа… бил ее. — Дазай начал лихорадочно хватать ртом воздух. — Папа, он… — звуки сливались в один единый еле различимый гомон, поглощающий все пространство, давящий на голову, пульсирующий в висках. Комната сужалась. Гомон становился все громче. Череп раскалывался. Легкие горели.       — Он убил ее — крик оглушил комнату. Глаза закатились, он рухнул на кровать, вопя и хватаясь за голову.       Сотрудница так и застыла с планшеткой в руках, глядя на ребенка, не в силах сказать хоть слово.       — Разойдитесь! Вон отсюда! — расталкивал Накахара людей, но от шока никто не мог сразу сорентироваться. — Да идите же вы нахуй отсюда, не мешайте! Позовите постовую! Шевелитесь блять! Живо, ну же! — Не выдержав, он сам открыл дверь и закричал — Психиатра в восьмую срочно!