***
5 октября.
7 лет спустя.
Не имеет значения, сколько бы еще прошло, события семилетней давности молодой человек так и не забудет. Девушку с черными углями-волосами, бледной кожей лицом-асимметрией. Ее хитрющую улыбку, острые зубы и привычку разжигать огонь у себя в глазах и у других в груди. Ее беспардонность и косые взгляды прохожих, которые она так любила употреблять в пищу. Она оказалась где-то далеко, куда не могла дотянуться рука, да и смысл искать того, кто пожелал уйти в черную тень. Но… Нет, он точно не забудет. И не забыл. Его душа навеки была приклеена к ней, а чувства ядовитым плющом обвили тело. Да, блондин бессомненно боялся, что не найдет ту, с которой испытает тот же порыв. Точнее, был уверен, что не найдет более неправильную и странную, но обаятельную. Лукашенко Николай Александрович — сын, на данный момент, уже экс-президента Беларуси. Жизнь стала спокойнее, приобретя взрослую твердость и серые матовые цвета разных оттенков. У него хватило ума спокойно закончить лицей, куда он поступил в итоге, сдав все экзамены на «отлично», дальше поступить в московский университет, где ждал новый коллектив и предстоящее грызение гранита разных наук. Учиться на врача парню очень нравилось, он вновь был лучшим. Вне конкуренции. Его отец, отсидев на месте правителя тот срок, ушел в отставку, предоставляя дорогу молодым. Александру Григорьевичу действительно стоило отдохнуть, поэтому впереди ждал долгий отпуск длинной в остаток отведенной жизни мужчины, который, к слову, далеко не молод. Страной принялся управлять сорокалетний преемник Лукашенко, при его политике экономика возросла, отношения налаживались и многое хорошее происходило. И происходит, наверное. Николаю на политику как-то плевать. Все эти семь лет интерес к сфере все больше угасал, пока вовсе не иссяк. Он любил называть это «детским дурачеством и маленьким хобби». Сейчас-то блондин весь в медицине. Полностью окунулся и посвятил себя этому, закончив ВУЗ только-только и с блестящими результатами. Сейчас учится дальше, уже потихоньку занимаясь практикой. Хотя отец, не оставляя былую строгость, отнюдь не одобряет его полное погружение в учебу и посвящение всего себя пациентам, практике и препаратам. «Стоит иметь время и на личную жизнь, малыш! Даже не ешь нормально!» — долбит по ушам из динамика нового смартфона. А слова-то страшные. Правдивые, оттого и страшные. Ему двадцать три года, а он еще ни разу не состоял в полноценных отношениях. Не клеилось, не шло, не выходило. Женщины сходили с ума от его статуса, но явно не от погруженного в работу серьезного блондина, который желал не ночных клубов и путешествий, а простого утешения и крепкой любви. А может, он просто не желал найти того, кому снова вручит обнаженное сердце. Он помнил о Еве еще долго. Помнил и помнит, как и обещал, однако каждая его попытка найти девушку не увенчивалась успехом. Оставалось только скучать, впрочем, со временем боль становится тупее, а сантименты грубеют. Николай слышал ее голос спустя год после отлета холодной зимой в феврале. Чудом ему удалось найти про нее информацию и сделать звонок, однако спустя пять минут вновь слышались эти предательские гудки. Пусть Аркадий единожды и помог ему, но больше ни разу не делал поблажек, несмотря на то, что сам сын президента приезжал в тот самый особняк и пару раз даже вставал на колени. Сегодня снова осень, воздух пахнет свежестью и одиночеством. Ранее утро на парах редко бывает добрым, но крепкий невкусный кофе из автомата кажется чертовой панацеей. — Эй, брат, — его старый университетский друг Максим, хоть и был самым настоящим разгильдяем, но почему-то очень хотел пройти путь вместе с Колей. Он простой парень, честный, но вовсе не глупый. Просто девчонки и их короткие черные платья намного интереснее, нежели ординатура. — ну ты че такой кислый? Так и не нашел себе девушку? — Макс, заткнись и слушай препода. — Хах, — парень издал смешок. — нельзя же так посвящать себя лишь работе и учебе! Думаю, тебе нужно развеяться, сходить, например, на вечеринку сегодня в «Birds»… Коктейли, музыка, телочки! — Он похлопал Колю по плечу, но вновь получил порцию этого осуждающего взгляда. — «Телочки», — он как-то по особенному и с презрением выделил первое слово. — меня не интересуют, Макс. Да и я их видимо тоже… Только мой кошелек. — Не будь так категоричен! В мире полно хороших и не меркантильных девушек. — Молодые люди, раз не слушаете, дайте другим! — Вредный преподаватель прервал диалог, который и так, честно говоря, особого смысла в себе не нес. Коле и правда не были интересны тусовки, он даже отказывался выпивать с друзьями по выходным. С алкоголем у парня всегда был разговор короткий. После уезда Евы он впервые вкусил дорогой виски. Дело было в марте. Девушка не отвечала, а ее знакомые из той же «золотой молодежи» понятия не имели, что с ней. Забравшись в специальный «секретный ящик» отца, достав бутылку, он через полминуты ощутил, как терпкая жидкость обжигает глотку. В фильмах герои часто топили свое горе в алкогольных напитках, однако в жизни такой способ работает не так ярко, как на экране. За место драматичных кадров ты получаешь опьянение и острою боль в желудке. Ах да, еще наказание от отца. С тех пор он не пил. Николай ведь даже не умел это делать правильно, в тот вечер один стакан уже оккупировал его мозг. Таким образом, жизнь его была пуста и скучна, и лишь работа и получение знаний помогали держаться на плаву. Его не радовали деньги, мероприятия, внимание женщин. С каждым годом Лукашенко посещал все меньше вечеров и встреч, а когда отец ушел в отставку — перестал вовсе. «У меня много работы, как вы не понимаете!» Учеба служила ему антидепрессантом. Самым сильным транквилизатором. Или тяжелым седативным. Привычка с детства уходить в себя, где есть возможность забыть про проблемы, имела место быть и в восемнадцать, и в двадцать и на данный момент. Что, собственно, плохо в подавлении эмоций? Он и так почти всю жизнь их подавлял, пока Кравицкая не показала, что можно жить ради развлечений и не скрывать, например, как тебе противен этот вечер благотворительности. Правда, потом соврала ему, скрыв все тёплое где-то в глубине души. Так удобно, когда не хочешь справляться со скоростным потоком внутри — можно просто связать их накрепко веревкой и упрятать. Конечно, это не даёт гарантии, а эмоции копятся и делают больно, но пока что так."Пока так, и не нужно лезть со своей помощью. Пока так, а дальше посмотрим. Пока так, у меня все ещё нет сил справляться, и я выберу путь полегче, покороче». Этим вечером его дома ждал пропущенный отца и новое письмо на почте. Николай чудом отмахнулся от предложений Максима, который какой месяц безуспешно зовет друга на очередную тусовку. Зачем все это, если дома есть стопка бумаг и научная литература… — Малыш, опять поздно? — Доносится со другого конца трубки, — Ты когда-нибудь отдыхаешь? — Пап, я уже взрослый и делаю то… — Отмазаться от поучений Александра Григорьевича представляется непостижной задачей. Отношения у них часто не складывались, а взгляды расходились. Оба упертых земных знака постоянно сталкивались в горячих спорах и сталкиваются до сих пор. Все просто и вполне предсказуемо: как жить? Чем заниматься? Когда жениться? И множество подобных тем. Впрочем, их отношения нельзя было назвать больными (разве что, самую малость) — с каждым годом политик все больше ослаблял хватку, хотя и любил влезть в личную жизнь и покомандовать. Оно и не плохо, его команд все равно никто не слушал, поэтому каждый член семьи оставался удовлетворен. Старший тем, что надавал гору советов, младший — что пропустил их мимо ушей. Так и текли скудные серые дни, сворачивались в нудную рутину, но не являлись чем-то болезненным. Рутина, она на то и серая, что не маячит перед глазами и не спазмирует. Обыденная обыденность, и то — неплохо. — Коля, я думаю, тебе надо развеяться, — вновь заводит шарманку мужчина с густыми усами. — меня пригласили на кинофестиваль, который каждый год проходит в новой стране, а я стал слишком стар для этих разъездов, поэтому переоформил все на тебя… Развейся, засветись, пришло время уже выйти из тени. — Чего? Пап, не начинай, я тебя умоляю! У меня своя жизнь, и я ей вполне доволен. — Он очередной раз жалеет, что перезвонил. — Короче, никуда я не пойду. Лукашенко-старший умолял, шантажировал и брал на слабо, однако Николая ничего не брало. За семь лет он отклонил почти все предложения, а в восемнадцать резко ушел с радаров, и единственной радостью фанаток стали редкие фото удачливых папарацци. — Ладно, Коль, делай, что хочешь! — Отец выдохнул, его голос тише и ниже. — Но я бы на твоем месте поступил иначе. Да и перед организаторами совсем не удобно, все же, это очень большое и важное мероприятие. — Я не актер и не знаю толк в искусстве… Гудки и пожелание спокойной ночи. Николай открыл входящие, приглашение было в электронном виде, оформленное на его ФИО, включено проживание: одна ночь в лучшем отеле и завтрак. Наверное, только дурак откажется от такого, список гостей полон звонких фамилий и имен. В уголке черными жирными буквами он увидел город проведения, о котром, почему-то, не слышал до. Paris, France. Надежда, вспыхнувшая в мелкую секунду ожидания, так же быстро потухла. Не Мадрид, значит не судьба. Не встретятся. А жаль… Нет. Не жаль. Плевать. Он потер переносицу, снимая очки — сильно упало зрение из-за чтения и постоянной работы, зажмурился. Наверное, ему и правда стоит немного отдохнуть. Блондин встал из-за стола и пошел собирать вещи, завтра уже вылет. Кстати, какому там гениальному фильму все пророчат главную номинацию? Ладно, нет времени смотреть, узнает на месте.***
Она устала от косых взглядов на улице, поэтому шла в темных очках, завернувшись в шелковый платок. Ее не сильно любили — белоруска с болезненным видом и кривыми зубами, но все равно вырезали фото из нового журнала, где критиковали всю ее семью. О прошлом Eve Krasez мало чего известно. Есть слух, что ее имя является исковерканным псевдонимом, а сама она — дочка очень богатых родителей, протолкнувших ее в сферу искусства. В Испании они живет то ли с четырнадцати, то ли с шестнадцати лет (информация варьируется), а ее мама наполовину славянка, что уж говорить о внешности самой дамы. Личную жизнь не стремится показывать, а после девятнадцати фотомодель и артистка, в узких кругах играющая на любимом фортепиано, вовсе отказывается давать интервью. Какая ирония! Та, кто всю жизнь стремился влезть в объектив, грезит о пропаже номера журнала с ее фото на обложке с полок! Однако нрав ее всегда горяч. Девушка и на родине влезала в скандалы, что уж говорить о происшествиях недавних дней. Она любила одеваться одинаково по четвергам и вторникам, чтобы ее фото хуже продавались, любила послать папарацци и ткнуть средним пальцем в его дорогущую камеру. Красез не стеснялась в выражениях, за что потом с ней разрывали контракты агентства… Ева Кравицкая зашла в апартаменты, кинув на пол белые лакированные лоферы. — Черт, выгляжу как облезлая кошка! — В зеркало полетел платок, зацепился за угол рамки и повис, накрывая половину отражения. — Мама, мне опять пишет этот гребаный Серхио! — Милая, ты чего опять злишься? — Хорошо сохранившаяся для пятого десятка женщина в голубом халате выглянула из дверного проема. — Серхио лишь хочет держать все под контролем, не нужно на него сердиться… — У меня и так все под контролем! — Судорожно выдыхает, приглаживая черные волнистые волосы рукой, суетясь, — Ах! Костюм! — Ярко-алый костюм чисто русского цвета приносит пожилая домработница. Пиджак делает плечи шире, а штанины волочатся по полу — все по моде, оверсайз. — Несносная девчонка! — Дама заливается смехом, однако так переживательно, по-матерински, толсто намекает на то, что выходка есть перебор. — Дресс-код: черное-белое! Следовательно, мужчины — черное, женщины — белое! Имей совесть, тебя не пустят! — Как же плева-а-ать, — протянула она, имитируя оперное пение. Голос у нее был слаб и хрипел. — мне их дрянной фестиваль с их дрянным фильмом не упал! Полная безвкусица… — Вообще-то, ты сама набивалась в актрисы, — мать помогла дочери застегнуть цепочку, касаясь теплыми руками шеи, — да и это — твой успешный дебют… Неужели ты и дальше собиралась фотографироваться пару раз в год и бить по клавишам на закрытых вечерах, играя в светскую львицу? Рост, Евочка, рост! Бог с ним, с псевдонимом, который ты неясно зачем выдумала, но выходить в люди непременно надо! — Ты прям как папа… — Неволей внутренний ребенок брюнетки поморщился, ударив ее грудь кулачком. — Затишье, конечно, хорошо, но я клянусь, что в Беларуси все давно про тебя забыли, как ты и хотела! А твои провокации же в Мадриде воспринимают иначе. Видишь, они только рады твоим выходкам! Тебе с твоими талантами нужно расти… — Она потупила глаза, — да и сыграла ты чудесно! — Ага! Сыграла любовницу мужчины, жена которого мою героиню потом и прикончила. Бредни. — Ева покрутилась у зеркала, после чего вновь раздался этот раздражительный треск мобильника, — Серхио, сукин сын, я уже выезжаю! — Смачные русские ругательства добавляли шарм, Мария только покачала головой, надела белое платье и вышла после дочери, окинув взглядом протяжный коридор. Она все еще ребенок ребенком. Жизнь Евы в Испании нельзя было назвать раем на земле, хотя, здесь ей было намного комфортнее. Слезно прощаясь с Анной, жав руку старому водителю и сдержанно улыбаясь отцу, девушка серьезно задумывалась о своей значимости в этой стране и городе. Она была нулевая, по сути. Фанатки Лукашенко Николая ненавидели ее за те снимки, которые сделал кто-то из мажориков «Элиты» на одном из вечеров, знакомые ее отца и матери считали невоспитанной дрянной девчонкой, другие подростки смеялись над ней, во всю обсуждая в интернете. Никому не была интересна Ева, однако ее поступки и образ, созданный ее же руками из-за проблем в семье, народ обожал. Образ, склеенный из обид, боли и горечи для защиты сокровенного. Да, она безумно любила громко говорить, показывая зубки и надсмехаться, творя непристойности, но хотела заниматься этим лишь для увеселения, явно не в отместку отцу или при нехватки внимания дома. Сей образ принято было уничтожить, но как уничтожишь то, что устоялось в обществе как некий культ и объект вечного обсуждения? Ева исчезла, подобно ночным звездам с утра. Удалилась из социальных сетей окончательно и оборвала любые, даже самые важные сердцу и прочные связи. Даже ту самую связь. Нет, тут другое. Тут игра в героизм и белая жертвенность. Она любила Колю всем сердцем, просто не могла позволить ему хрупкой натуре переживать отношения на расстоянии. Ее родители, вот, не смогли их сохранить, то — гиблое дело. Он — сын президента, ему надо развиваться, а любовь мешает. Его собственные слова! Верно, Кравицкая слишком любила его, чтобы ежегодно отрывать от его сердца по кусочку. Ведь чем быстрее разобьется, тем меньше боли. Тем легче пережить это колющее чувство в груди. Она не смела подпускать его к себе близко. Как бы он не хотел. Лишь единожды осуществила существенно короткий разговор зимой через год, но не более. Как же она рыдала в тот день, услышав, как огрубел его голос. Кравицкая узнавала о его жизни тайно — через соцсети и отца. Один раз ей удалось связаться с одним из знакомых ровесников, былым лучшим другом, который дал понять, что переживания тут бессмысленны — беспокоиться не о чем.***
Это было спустя полтора года после переезда дочки Аркадия Кравицкого в Мадрид. Когда она собиралась в школу с утра, телефон предательски зазвонил. На экране высветился номер, по набору цифр которого девушка поняла, что он принадлежит кому-то из Беларуси. — Алло? — Ева приняла вызов, так и не поняв, кому принадлежит белорусский номер. Наверное, это Коля. Лишь бы услышать его голос единожды и сразу же сбросить звонок. — Ева, здравствуй, это Леша. — Нет, не Коля. Впрочем, голос Логвинова, который в свое время доставил пару проблем, также было непривычно слышать. По телу пробежала дрожь, но не та приятная, когда звонит кто-то важный сердцу, а скорее крупная, когда не знаешь чего ожидать. — Логвинов? Откуда… — Прости, я лишь хотел попытать удачу. Я пойму, если ты сбросишь трубку. — Стой, стой, — девушка потёрла переносицу, слышать до боли знакомый голос, когда оборвал со всеми отношения, жутко непривычно. — зачем ты звонишь? Тебе что-то нужно? — Да, понимаешь, у меня большие проблемы… С финансами. Мне правда очень стыдно просить у тебя, но мне больше некому помочь. — Что-то случилось? — Его до безумия печальный голос вселял ужас и жалость. — Да, моего отца посадили в тюрьму и заблокировали почти все счета. Мы с мамой по уши в долгах и еле сводим концы с концами. — Голос Леши задрожал, — Я должен был сам признаться тебе раньше, что отец, а после и я занимались криминалом, поэтому тогда я бросил тебя… Но я так боялся упасть в глазах тебя и твоей семьи, что просто не мог, понимаешь? Ева, наверное, уже слишком поздно, но я хотел признаться, что всегда был влюблен в тебя… А тут еще этот Николай, поэтому в тот вечер, если помнишь, я сильно вспылил. Правда, прости, я все испортил! — Нет, — Воспоминания былой молодости накатили. Почему люди не решают проблемы тогда, когда должны?! — Я принимаю тебя, я помогу тебе, вышли мне письмом адрес. — Спасибо. Ох, правда, спасибо. «Элита» отвернулась от меня, и я пал так низко, что позвонил тебе, вторгнувшись в личное пространство, раздобыв кое-как твой новый номер. Наверное, ты хотела, чтобы все забыли о тебе? Я прав, да? — Да, чертовски прав. Леша, если бы ты сказал все тогда, уверена, мы бы поговорили и… — Я так хотел сделать это на танцах, но боже, ты так на него смотрела! — Леша… Извини, что… — Нет, я уже пережил это. Да и сам проворонил все счастье, ведя себя как последний мудак. Ты там как вообще? Он волнуется о тебе. — Я в полном порядке. Это все, что стоит знать. Ты лучше скажи мне, как там он, — Девушка запнулась и не медля исправила, — они? — Все обычно. Делам Кияшова предали огласки, и ему пришлось уехать из страны для избежания позора. Арина и Настя учатся в Швейцарии, а так, остальные члены в сборе. Николай… Коля ищет твой контакт уже давно, даже с нами пару раз общался о тебе. Думаю, твой отъезд причинил ему боль, но не переживай, он справится. — Он справится… — Повторяет Ева, как мантру. В груди немного колет. — Ладно. Огромное спасибо, Ева, думаю, пора прощаться. — Еще пару минут они желали друг другу хорошо устроиться в жизни и всех благ. — И не смей никому давать мой номер! — Хм, — На противоположной стороне трубки издался добрый смешок, — Я и не собирался, ведь в этом вся ты. — Чего? — Прячешь свою нежную и трепетную натуру под грубой маской… Самой ведь плохо, любишь его, но готова в калач свернуться, лишь бы он не страдал. Это мне в тебе и нравилось. — Спасибо, Леша. — Тебе спасибо. — Трехсекундное молчание. — Прощай, может и увидимся. — Пока. Диалог со старым знакомым не сильно радовал новостями, однако дарил надежду. Коля стал общительнее и легче, может, спустя еще некоторое время он ее забудет и займется своей жизнью как раньше.***
Ева подрабатывала, позируя для снимков. Любила давать вечера игры на любимом инструменте, сноровку иры на котором уже начинала терять, и появляться на публике под псевдонимом. Соединить две фамилии — гениально! С отцом общались еженедельно, посещала три раза Минск — тайно и училась в академии искусств, посещая драмкружок. В двадцать один ею заинтересовался один очень перспективный режиссер, снимая фильм про ревнивую жену и глупца-мужа. Яркая внешность и гордый нрав белорусски отлично подходил для роли наглой любовницы-стервы. Экранного времени очень мало, но, черт возьми, это же ее дебют в таком большом проекте! Честно говоря, фильм казался ей полным дерьмом. Высокопарные диалоги вперемешку с неологизмами и подростковыми сокращениями смотрелись гротескно. Впрочем, отыграла Ева чудесно. Нужен был агент, мать подсуетилась и нашла: Серхио Вернардес поставил на ноги таких звезд, как Карла Диаз и Мартина Каридди. Своей чопорностью, перетекающей в надоедливость он стал раздражать. И, конечно, Кравицкой, как части актерского состава, было просто необходимо присутствовать в Париже на мероприятии. Ее мама, вот, была очень рада получить приглашение, и даже одно отослала Аркадию, нарочито составив схему получения любимой дочери самого лучшего подарка. «Лишь бы сработало! Она совсем зачахла… Каждого мужчину отшивает, все ищет его. Гордая и стойкая, как я в ее годы!». Махинации Марии были на то и Махинациями Марии. О них никто, совершенно никто не догадывался… Разве что, ее муж, переславший приглашение старому знакомому. Все таки, тот будет лицом поважнее, нежели какой-то политик.***
Николай оценивающим взглядом скользил по девушке, которая искала его имя в списке гостей. Она — белый лебедь, он — черный ворон, все по дресс-коду. Нет, все еще не то… Та слишком манерна и чересчур из себя строит. — Та-а-ак, — Она говорит на чистом французском, что так мелодично ласкает уши любого полиглота. Николай знает множество языков и понимает ее без переводчика. — Николай, проходите, хорошего вечера! — Ее улыбка чертовски правильная, на зубах стоят виниры. Пахнет алкоголем, выдержанностью и аристократией. До показа фильма два часа — звезды и простые богачи знакомятся и нагуливают аппетит. Наверное, и ему стоит выпить и пообщаться с кем-нибудь. Шот, другой, он вспоминает вкус виски и тот день, неволей вспоминает Еву и тут же забывает. Вкус у напитка слаще и чуть мягче, а приятное тепло по телу добавляет смелости. Он проходит по коридору, преодолевая толпы людей с их интимными разговорами. Попадает в круг лишь заочно знакомых ему людей. Черно-белые люди обсуждают совсем свежую сплетню: какая-то сумасшедшая приперлась на фестиваль в ярко-красном костюме и выясняет отношения на входе. — Дура. — Говорит с насмешкой мужчина черном на чистом английском. — Бесспорно. — Кивает Николай. Серхио прибегает и разруливает ситуацию, ругая Еву при гостях, желающих попасть внутрь, а не лицезреть скандал. Все просто — без нее не начать показа, она — актриса, любовница Джорджия из фильма. — Пойдем отсюда, — сопровождает девушку агент, попутно следя, чтобы та ничего не натворила. Она же, поворачиваясь, показывает охране длинный язык, оголяя острые белые зубы, что так выделяет ее красная помада. Кравицкая сильно исхудала, но то не мешало ее формам быть такими же аппетитными и прекрасными. Ее волосы, зависть любой девчонки, еле доставали до середины шеи — обрезала, желая иметь сходство с героиней из «Криминального чтива». Она обожает этот фильм. Тарантино — гений, в отличие от этого Марка и его дерьмого кино. Ева сейчас пьет. Много. Пьет и не стесняется закуривать сигарету в туалете. Ей двадцать три, имеет полное право на принятие решений. Даже самых идиотский. Зато это — чисто ее решение. Она выводит людей ради себя, не ради отца или кого-то еще. Ради себя любимой. Теперь она — отдельная личность, а не дочь политика Аркадия. Неприлично оголяющий живот и обрисовывающий бюст, топ-бра под пиджаком привлекает внимания мужчин. Они ради нее готовы на все, даже принести бокал с соком (алкоголя с нее хватит, до показа час, ей еще выходить на сцену). Девушка кружится по залу, здоровается со всеми и смачно ругается по-русски. Например на того, кто посмел врезаться в нее, тем самым пролив сок на мраморный пол. Вот идиот! Глаза Николая округлились, когда он заметил, что на него налетела та самая сумасшедшая, устроившая скандал на входе. Ее костюм рябил в глазах, но с ростом под два метра редко замечаешь перед собой худенькую девушку в сто семьдесят с хвостиком. Ее свободный русский и три советские дико смущают. Кто она? Волосы, нет, у нее были длиннее. Глаза, черт знает, у нее похожи, но не факт. Фигура, нет, у нее бедра были больше. Улыбка! Черт, та самая улыбка! У него явно едет крыша, она точно не может тут быть… — Ева? — Шепотом. Слова вылетают из полуоткрытого рта. Его глаза стали еще синее, брови нахмурились в ожидании. Девушка подняла глаза, внимательно осмотрев лицо парня, после его фигуру. Коля ни капли не изменился. Лишь возмужал и стал еще красивее, ушла та подростковая смазливость. Теперь перед ней стоял настоящий галантный джентльмен, а не застенчивый воспитанный подросток Но Ева явно бредит. Это не может быть Лукашенко, кто бы сюды его пригласил? Его отца — да, но точно не его. Пусть он и знает ее имя, да господи, кто же го не знает?! Однако почему именно та врожденная форма, а не исковерканная «Eve» к которой все так привыкли? — Коля? Николай? — Она смеется, но нездорово, желая выдать эту крышесносную реально за розыгрыш или глупое совпадение. Впрочем, лицо блондина выдает всю правду. Сначала он рад, а после дико зол. — Куда ты пропала?! Черт, — девушка не нашла ничего лучше, чем бежать, расталкивая всех вокруг. Он — за ней. — почему мне ничего не сказала?! Стой! Ева! Не убегай от меня. Тупик. Пара выясняет отношения у всех на глазах в общей уборной. Жалкое зрелище. — Почему?! Ты бросила меня! Я ведь, — предательские слезы, и да, мужчины плачут пуще дам, — я ведь так люблю тебя, ma chère. — Mon cher… — Кравицкая закрыла лицо рукой и плакала, а голос дрожал, как лист в конце осенней вереницы дней. Это судьба? Или чья-то злая шука? — Поцелуй меня, чего же ты стоишь?! Его проворный язык проникал в полураскрытый тёплый рот, преодолевая манящие пухлые губки, от который пахло сигаретами и вишневым маслом. Он целовал ее настойчиво и так похотливо, что ощущал себя в самой темной подворотне самого пьяного района неблагополучного города. Николай хотел заполучить ее и больше никогда не терять, не упускать. Однако скудные остатки былой совести заставили обоих остановиться. Время для утех еще найдут. — Прости, прости меня, милый мой! — Ева гладила его по щеке, а соленая вода вымывает черный карандаш для глаз. — Прости, прости! Я так боялась причинить тебе боль, так боялась, что стану помехой… — Дурочка, — Коля же обвивал своими сильными руками ее плечики. — я ведь так никого и не нашел. — Я искала тебя в каждом. Я разбила сотни сердец так предательски. — Я так же грешен. Поверь, так же грешен… Они сбежали через пожарный выход за тридцать минут до показа, наплевав на правила. Еве точно отлетит от Серхио, а на Николая повесят клеймо хама и блудника. Но как же им плевать… Зачем это все, когда вы бежите под ливень по осеннему Парижу? Два самых ценных человека во всем страстном мире… Он целует ее везде: у светофора, на проспекте, напротив Эйфелевой башни. Пара заказывает такси и едет в отель. И, возможно, они потеряют свою ценность через неделю или две, когда Николай узнает о ее не прошедшей за долгие годы инфантильности, а она — о его пристрастии к работе и домоседству. Перестанут значить что-либо друг для друга, ссорясь или просто мирно разбегаясь по разным уголкам мира. Впрочем, на данный момент нет ни одной валюты, которая ценилась бы дороже, чем их пристрастие друг к другу.Конец.