Молодость и её последствия

      Щёки предательски горели, когда глаза в толпе улавливали чёрную шевелюру, а да носа доносился едва уловимый аромат мятного мыла Айриш Спринг, которое продавалось в каждом маломальском магазине. Иногда она заходила в ближайший магазинчик, где тайком прокрадывалась к хозяйственным товарам. Украдкой, словно преступница, вдыхала аромат мыла. Маньячка или сумасшедшая влюблённая? Возможно, но ответ был очевиден, что загадочный Ви заставлял девичье сердце трепыхаться, как только глубокий взгляд чёрных глаз останавливался на ней.       Их первое знакомство произошло крайне небрежно и мимолётно, иногда казалось, будто его и вовсе не было. Это был второй баттл Пран. Тогда она была ещё подающим надежды новичком, которая ярко ворвалась в жестокий мир рэпа. Её не привлекали ни алкоголь, ни наркотики, которые продавались на огромной заброшенной стоянке. Не привлекали и странные подростки, которые без памяти валялись на грязных пыльных цветастых креслах-мешках.       «Какая мерзость! — Пран брезгливо окинула взглядом нескольких парней, которые находились под кайфом и с пустыми глазами лежали на полу. Мать учила уважительно относиться ко всем людям вне зависимости от статуса и происхождения. Но такие отбросы общества вызывали лишь злость и отвращение. — Уродуют не только мозг, но и тело».       Пран ни с кем не была знакома в данной сфере. Хотелось познакомиться с разными битмейкерами, продюсерами и другими талантливыми исполнителями, чтобы проложить себе дорогу в шоу-бизнес. Учитывая то, что всё для успеха было у Пран — харизма, читка, чувство ритма.       Её второй оппонент Lady Sugar, весьма приторный никнейм, выступила крайне блёкло на фоне Пран, что дало толчок для её светлого будущего в мире рэп-батлов. Не сказала бы, что она к этому стремилась, но Баттл рэп стартап площадка. Только вот проблема — никто не стремился знакомиться. Пран частенько задерживалась после своего выступления, ходила средь толпы, даже заказывала мерзкие коктейли, в которых алкоголя больше, чем соды.       Пран стояла около бочки с пивом. Единственный алкоголь, который позволялся совестью. Не хотелось стать отбросом, как остальные присутствующие, которые принимали куда более крепкие напитки. Тревис, так звали разливщика пива, предложил таблеточку, похожую на экстази. Пран лишь отрицательно закивала головой и, сделав глоток из жёлтого стаканчика, развернулась спиной к Тревису, который пожирал взглядом подтянутое девичье тело.       После Пран в очереди стояли ещё два каких-то парня. На вид они выглядели куда лучше — опрятная одежда, приятный одеколон и широкая улыбка. Пран думала, что они вообще ошиблись местом, потому что не похожи на любителей рэп-баттлов. Возможно, спутали с местными вечеринками.       «Хотя, что здесь делать этому парню? — подметила Пран, окинув изучающим взглядом с ног до головы. — Его рубашка стоит больше, чем мои палённые мартинсы. А его одеколон точно не дешёвка из магазинчика мистера Бабалони. Возможно, даже брендированные, бутылочка которых стоит больше двухсот долларов, — затем взгляд пал на второго парня. Пран подметила, что он наверняка ровесник, либо старше её на год. — От него пахнет дешёвым мылом Айриш Спринг, да и джинсовая куртка, наверное, из сэконда. Странная парочка!»       Пран слишком долго рассматривала парней, наверное, нужно было что-то сказать или хотя бы помахать рукой в знак приветствия. Но слова застряли где-то в горле, она, словно рыбка, открыла и закрыла рот, не произнеся ни слова.       «Какая я жалкая!» — пролетело в голове, когда Пран поспешно отходила от бочки с пивом. Лицо предательски покрылось румянцем, а дыхание и сердцебиение ускорились так, что казалось, сердце не выдержит напряжение, а лёгкие взорвутся. И как она познакомится хоть с кем-то, если попытки заканчиваются постыдным молчанием?       Она корила себя за трусость. Выглядело со стороны крайне убого — сутулилась, розовые пряди волос приклеились к вспотевшей красной щеке, на покусанных ногтях остались разводы красной помады, которую нужно обновить.       — Ты же Пран? — этот голос принадлежал парню, на которого она пялилась слишком долго. Не нашлось, что сказать, поэтому ответом послужил кивок. — Отлично выступаешь. Мне нравится твоя своеобразная читка. Не часто увидишь такой потенциал у новичка.       — Спасибо, — смутилась Пран, опустив взгляд. Повис запах одеколона с пряными нотками мыла Айриш Спринг. Его чёрный взгляд остановился на своём старшем друге. Эти нотки она не спутает ни с чем — он смотрел с гордостью.       — Меня зовут Намджун, — представился старший. — А этот безобидный парнишка — Тэхён, — так называемый Тэхён стукнул локтем Намджуна, — или как он любит называть себя в этих кругах — Ви.       — Приятно познакомиться, — Пран протянула свою руку Намджуну.       Его ладонь была такой аккуратной — прямо подстриженные ногти, ни единой царапины, а кожа мягкая, бледная с выпирающими венами. Пран казалось, что Намджун какой-то аристократ или принц из детских сказок. Он выделялся на фоне остальных — осветлённые локоны аккуратно уложены, так, чтобы ни единый волосок не падал на его чёрные пронзительные глаза. Точёные скулы, широкая улыбка, даже ямочек нет — словно на лице не было не единого изъяна.       Рэперы предпочитали вызывающую, но при этом удобную одежду, — спортивную форму с разными цепями или цветастые кепки. Были индивиды, которые напяливали на себя джинсы размера на два больше — штаны спадали с них поп, оголяя нижнее бельё.       На Намджуне была белоснежная футболка, джинсовое пальто и светлые по размеру джинсы. В нём нет ничего пошлого или вычурного, но всё подобрано со вкусом, каждая деталь сочеталась.       Когда пришло время жать руку Ви, то сердце Пран замерло. Она видела мальчишку, который пытался походить на Намджуна. Выглядели как братья, только если от Намджуна веяло неподдельной уверенностью, словно всё кричало: «Я оригинал!»       Осветлённые кудри Ви беспорядочным образом падали на тёмные прямые брови. Локоны даже лезли в глаза, поэтому Ви нередко встряхивал головой. Дешевила образ не только старая джинсовая куртка, но и серая поношенная байка — рукава растянуты, множество катышек.       Но Пран пыталась не замечать этих мелочей, заостряя внимание на странной, но весьма красивой квадратной улыбке и длинных, измазанных в краске, пальцах рук. Ви был ближе по духу, в нём она видела реального человека со своими проблемами, а не идеальную вылизанную картинку — Намджуна. Возможно, по этой причине Ви пришёлся ей по душе больше.       Пран не заметила, как расплылась в улыбке, когда жала руку Тэхёну. Этого не заметил и Тэхён, зато от проницательного взгляда Намджуна невозможно ускользнуть. Он частенько подмечал мелочи и пользовался ими в самый нужный момент.       — Вы тоже рэперы или любите местную атмосферу? — Пран не смогла до конца скрыть своё отвращение, особенно когда услышала крики пьяных парней.       — Я редко участвую, — пожал плечами Намджун. Ему не нравились баттлы, потому что выжимать из себя наигранную агрессию на едва знакомого человека не в стиле спокойного и прагматичного Кима. — Скорее ищу таланты.       — Как бы я не хотел подметить вкус местного алкоголя, — Тэхён отпил глоток тёплого пива и тут же скривился. — Ужас, — Пран улыбнулась. — Я не рэпер, тусуюсь с Намджуном за пару.       — А как ты вошла в баттлы? — Намджуну было интересно, что в таком месте делала такая хрупкая девушка. Она отличалась от здешних девчонок даже своим мягким никнеймом.       — Не буду врать, — пожала плечами Пран, отпив глоток пива. — Это лёгкий старт. Плюс неплохой способ избавиться от накопившегося стресса.       — Согласен, — приподняв свой стаканчик с пивом, Намджун предложил тост: — За будущие победы Пран.       Так и произошло знакомство молодой девушки с друзьями. Только дальнейшего развития отношения не получили. Пран видела Намджуна редко, он предпочитал больше мужские баттлы. А если и оставался на женскую часть, то делал вид, что не знаком с Пран, которая быстро набирала популярность. Появились поклонники и новые влиятельные знакомства.       Эта суета частенько надоедала, поэтому Пран покидала стоянку после своих баттлов. Её интересовал Намджун, но ещё больше загадочный Ви, который, как тень, то появлялся, то исчезал из поля зрения. Лишь трепетный запах мыла доказывал его присутствие. Пран, как на наркотики, подсела на мятных запах Айриш Спринг. Хотелось не только вдыхать аромат, но и узнать получше мальчишку.       Во время своего очередного баттла Пран почувствовала знакомый запах и глазами в толпе смогла отыскать худощавую фигуру в потёртой джинсовке. Он удалялся от толпы с массивным рюкзаком. Пран даже сбилась с ритма, пока взглядом провожала Тэхёна.       Как только баттл подошёл к концу, где Пран была объявлена победителем, она последовала за Тэхёном. Правая сторона стоянки не использовалась организаторами баттлов. Никто не отвечал за безопасность на данной территории. Возможно, здесь были дыры в полу, а может, ветхие стены. Пран шла вперёд.       Стоянка состояла из трёх этажей и представляла собой своеобразный лабиринт из разрисованных стен. По краям стенок валялся мусор, от которого шёл гнилостный запах. Пран готова была проклясть своё любопытство, потому что пошла в непонятное место за парнем, с которым едва была знакома. Может, Ви маньяк или насильник? Но разум вторил: «Насильники так вкусно пахнуть не могут! У них не может быть такая красивая улыбка и добрый взгляд!»       И Пран была готова сдаться, принять поражение и гордо вернуться обратно в круги пьянства и разврата. Но до слуха донёсся слабый звук баллончика. Кто-то распрыскивал краску на стену, на которой не было живого места. В памяти всплыл отрывок, когда Тэхён протягивал руку для рукопожатия. На длинных пальцах виднелись разноцветные пятна. Видимо, от краски.       — Красиво, — протянула Пран.       Тэхён трудился над своей новой работой. Несмотря на то, что картина была не закончена, Пран чётко видела чёрный микрофон на фоне радуги, цвета которой обволакивали руку и сам микрофон. Эта работа как нельзя лучше вписывалась в концепт стоянки. Несмотря на наркотики и алкоголь, здесь царила атмосфера искусства. Рэперы свободно выражали свои эмоции, говорили о важном, используя лишь слова, музыку и микрофон.       — Не ожидал тебя здесь увидеть, — Тэхён вздрогнул, услышав голос девушки.       Ви боялся полиции, которая впишет немаленький штраф за хулиганство и сообщит в семью о правонарушении. Никого не интересовало, что стены разваливались, а от белой краски уже давным давно ничего не осталось. Налоги никто не отменял. Но как только чёрные глаза нашли источник звука и это оказалась его недавняя знакомая Пран, то мышцы лица расслабились и появилась лёгкая улыбка.       — Спасибо, — до слуха Пран дошёл едва слышный мягкий голос с хрипотцой. Раньше она не замечала, насколько низкий и уникальный голос у Ви. — Что ты тут делаешь?       — Пиво сегодня тёплое, — Тэхён стоял спиной, но почувствовал улыбку Пран. Конечно же, она не признается, что просто-напросто искала его. — А ты не говорил, что увлекаешься рисованием.       — А ты не говорила, что читаешь рэп, — парировал он.       — Намёк понят, — Пран подошла ближе и боковым зрением заглянула в спортивную сумку. Обилие баллончиков с разными цветами красок. — Видимо, этот рисунок у тебя не первый.       — Есть такое, — Тэхён остановился и, скрестив руки на груди, повернулся лицом к Пран. Такая быстрая смена положений смутили девушку — опустив голову, прикрыла свои глаза и горящие щёки прядями волос. — Не хочешь оставить свой след? — Пран с недоверием посмотрела на расслабленное лицо с тенью улыбки. — Знаю, что ты исполнитель и своими текстами остаёшься в памяти людей, но…       — А ты рисуешь, — перебила Пран. Она понимала, о чём хочет сказать Ви. Виды искусства разные в своей концепции, но одинаковы в целях — оставить о себе упоминание. — Я бы тоже что-нибудь нарисовала, но не умею.       — Сначала тебе нужно представить картину в голове, — Тэхён вытянул руки и сложил пальцы в квадрат, наметив размеры картины. — Определившись с размером, ты должна выбрать цвета, а затем без сомнений и страха рисовать историю.       — Легко говорить, — усмехнулась Пран, легонько стукнув Тэхёна в плечо, — когда за спиной сотни нарисованных граффити.       — Да, но и я когда-то рисовал свой первый рисунок, — пожал плечами Тэ, а затем, обойдя Пран со спины, аккуратно взял её ладони и сложил квадратик. На ухо прошептал: — Представь, что хочешь сказать людям.       Пран вздрогнула от такой близости с Тэхёном. Его мыльный запах заполонил сознание, а холодные пальцы плавили девичью кожу, казалось, что кровь закипала в венах. Она не могла признаться, что вместо красивого рисунка в сознании всплывал лишь глупый зелёный кусок Айриш Спринг.       Но это было бы грубо со стороны Пран даже не постараться. Всё-таки Ви со всей искренностью отнёсся к данной затее, пытается помочь Пран найти способы выразить себя. Поэтому пришлось погрузиться в глубину мыслей, оставив физические ощущения где-то там позади.       Перед глазами всплывали детские образы, где Пран через стеклянную дверь наблюдала за танцовщицами. Их худые изящные тела изгибались под музыку, словно лебеди танцевали брачные танцы. Тонкие бледные руки, как белые крылья, помогали танцовщицам взмывать в небеса. И пусть они парили не так долго, но в памяти Пран балерины были прекрасными свободными птичками.       Также Пран вспомнила, как мать купила её первые кроссовки на занятия по танцам. Розовые с красивыми белыми цветочками. Пран не знала, какому виду они принадлежали, но частенько подушечками пальцев обводила их по контуру и тщательно тряпочкой промывала их после тренировок.       Пран не была прекрасным лебедем, даже не была похожа на изящную балерину, но любила танцы не меньше. Она привносила в движения энергию и мощную харизму, чтобы стать вдохновением для маленьких девочек, которые смогут увидеть её через стеклянную дверь, а возможно, через экраны своих гаджетов.       — Хочу нарисовать балерину в кроссовках, — наконец-то произнесла Пран.       Тэхён вздрогнул от неожиданности, но идея понравилась. На его лице расплылась улыбку. Сжав сильнее запястье девушки, он направил кончик баллончика с чёрной краской прямо на стену. Пран наметила размеры, представила картину и рулила всем процессом, позволяя Тэхёну контролировать мелкими процессами. Эта была парная работа, в которую Пран вложила всю душу, Ви же помог быть услышанным крику девичьей души.       Пран повернулась к Тэхёну. Его лицо застыло в счастливой улыбке, только вот его глаза светились так ярко, что приходилось щуриться. Пран просто не могла выбраться из замысловатых объятий, сопротивления не оказывали никакого эффекта. А яркий свет слепил и приносил жуткий дискомфорт вперемешку с болью.       — Ви, — закричала Пран.       В нос ударил отвратительный резкий запах, от которого разболелась голова. Пран со всей силы зажмурилась. Голова кружилась, раздражающие звуки становились всё ярче и отчётливее, подбородок сжали чьи-то грубые пальцы, словно в попытках сломать череп.       Пришлось открыть глаза. Перед глазами слегка плыло, но общая картина была ясна. Эта не было сырой тёмной стоянкой, а перед ней стоял вовсе не Ким Тэхён. Поношенная куртка сменилась на белый халат, длинные белоснежные руки сменились на красные мясистые с большими мозолями пальцы. От них пахло жуткими перегаром, а не приятным мятным ароматом.       — Она в сознании.       И после этих слов яркий свет от фонарика ударил в глаза. Мужской голос требовал следовать зрачками за светом, приходилось подчиняться требованиям, чтобы эта пытка наконец-то закончилась. Как только он убедился, что мозг более-менее функционирует, мужчина достал из кармана потёртых штанов какой-то блокнот и принялся задавать банальные вопросы:       — Вы помните ваше имя?       — Лалиса Манобан.       Лиса сделала безуспешные попытки оценить ситуацию, попытаться понять, где находится, но кто-то сзади держал голову. Шея жутко болела, казалось, что лишние движения приносят лишь ещё более жуткий дискомфорт. В правый локоть была воткнута игла с трубкой.       Как только врач, как поняла Лиса, убрал свои пальцы от её лица, то запах табака изменился. Яркий, тошнотворный душок металла. Такой же привкус был во рту, Лиса не понимала, как вообще сдерживает рвотные позывы.       В памяти всплывали разные осколки прошлого. Вот она стоит с Тэхёном около стены и рисует балерину, вот хватает своими маленькими ручками новые кроссовки, в следующем вспоминает, как перевелась в школу Рузвельта и перед ней мелькала тысяча новых лиц, с которыми у Лисы не завязались отношения. Вспомнила, как сидела в подсобке, поглощая холодный обед, пока не ворвалась Розэ и не предложила поучаствовать в гонке за пост президента школы. Голова раскалывалась и от кучи текстов, которые Лиса зачитывала перед толпами поклонников, пока лица соперников менялись по щелчку пальца.       — Вы помните, что случилось с вами?       И этот вопрос заставил утихнуть ураган разных образов. Перед глазами всплыла светлая улыбка матери, её тёплые нежные руки, которые гладили волосы Лисы, её тёмные, словно кофейные зёрна, глаза и губы, которые шептали: «Моя доченька…»       Свет, вспышка и машина переворачивается. Лиса вернулась туда, вернулась час назад, где один водитель решил всё за неё, за её мать. Госпожа Манобан лишь успела вывернуть руль так, чтобы подставить себя под удар. У неё был всего лишь миг на размышления, всего лишь секунда, чтобы решить судьбу. И госпожа Манобан взглянула в глаза смерти и прошептала: «Пришло моё время, только не забирай её. Не забирай мою малышку!»       Всё произошло, словно в кино — машина в замедленной съёмке сделала несколько кульбитов. Лиса видела, как ударяется голова матери о водительское стекло, слышала хруст костей, скрежет металла и едва уловимый стон матери. Она мучилась от боли и при этом молилась за благополучие дочери. Молилась, пока Лиса, сжав от страха глаза, ждала помощи.       Кожей Лиса чувствовала множественные порезы на всём теле, несколько осколков стёкла до сих пор торчали, язык нащупал несколько кровоточащих гематом во рту. Лиса не могла найти в себе силы, чтобы пошевелиться, чтобы открыть глаза и взглянуть на происходящее. Лишь с закрытыми глазами едва вдыхала тошнотворную вонь железа и слушала, как капельки крови падают и ударяются о крышу машины.       Она потеряла сознание через несколько минут после случившейся аварии. Разум хотел отправиться в забытье, стереть кровавые воспоминания из памяти и отчалить в ту часть сознания, где тепло и уютно. Она спешила к Тэхёну, поэтому и оказалась в тех светлых воспоминания их знакомства, их первых взаимодействий.       — Где… где моя мама? — на глаза наворачивались слёзы. Несмотря на жуткую боль в горле, Лалиса делала попытки докричаться до врача. — Где она?       — Лалиса, успокойтесь, — его голос не внушал доверие, не гипнотизировал. Манобан не желала слушать пустую болтовню, её интересовала лишь собственная мать. Мать, которая бескорыстно пожертвовала собой. — Скажите, вы помните, как здесь оказались?       — Мама, — взвыла Лиса.       Начиналась жуткая истерика. Из-за притока адреналина Лиса совершала мощные рывки. Удалось вырвать левую руку из хватки медсестры, поэтому, выдернув капельницу из правой, придерживая изнывающую от боли шею, кинулась бежать к другим машинам скорой помощи.       Запах гари вперемешку с вонью от крови заполонил окружающий воздух. Пожарные тушили белую машину второго водителя, их семейный чёрный мини-купер был похож на кучу металлолома — крыша вырезана, водительская дверь и сиденье деформировались до неузнаваемости. Стояли три машины скорой помощи. Справа стояло несколько врачей, которые собирались нести труп, завернутый в чёрный патологоанатомический мешок.       Лиса бросилась к врачам с истеричным вопросом: «Это моя мама?», но молодой парень, видимо, работал на станции скорой помощи не так давно, оттолкнул Лису. Он посмотрел на неё сверху вниз и в грубой форме попросил не мешать. От приторного запаха крови и вони обгоревшей кожи Лису вырвало прямо на асфальт.       Попытки встать на ноги не увенчались успехами, поэтому Лалисе оставалось лишь лёжа содрогаться на асфальте. Она разбила кулаки об асфальт в попытках заглушить боль, срывала голос, моля маму вернуться к ней. Не хотелось никакого Тэхёна, Дженни, Джису или Розэ. Хотелось лишь из последних сил обнять мать, зарыться в её короткие тёмные волосы, заглянуть в добрые окружённые морщинками глаза и прошептать: «Не уходи! Прошу, мама, я так тебя люблю!»       — Принесите феназепам, — кричал врач.       Он прижал к себе содрогающееся тело Лисы, уткнул её лицо в свою грудь и позволил разрыдаться. Лиса из последних сил сжала своими пальцами белый халат врача и сдавленно кричала, молила, чтобы это всё прекратилось. Мужчина частенько видел истерики своих пациентов, но Манобан ему было крайне жалко. Он аккуратно гладил её по волосам, шептал своим прокуренным голосом: «Тише, тише, девочка. Ты должна быть сильной…»       — Я хочу проснуться, — Лиса шёпотом просила Бога о том, чтобы это всё оказалось страшным сном. — Проснись, Лиса. Проснись!       Медсёстры помогли врачу доставить Лису в карету скорой помощи, где положили на специально приготовленное место и вкололи капельницу. Её пустые заплаканные глаза смотрели на белую крышу машины, губы невнятно шептали молитвы, пока врач аккуратно гладил её светлые волосы, тряпочкой вытирая грязь с лица.       — Засыпай, милая Лиса, — шептал врач, когда заметил первый признаки действия феназепама.       Из-за обезвоживания и усталости препарат действовал быстрее. Лиса из последних сил пыталась держать открытыми глаза, чтобы по приезде в больницу попытаться найти палату с госпожой Манобан. Но шёпот врача обволакивал сознание. Ей хотелось вернуться в те тёплые, яркие воспоминания и остаться там навсегда.

***

      Дженни переписывала очередной конспект по математики и проклинала синусы и косинусы. Голова не хотела запоминать очередные бесполезные формулы, на пальцах образовались мозоли от ручки, а запястье ныло от тупой боли. Дженни частенько не берегла свои суставы, переписывая что-то до поздней ночи.       Тэхён, который всю недели прятался от взора родителей в гардеробной Дженни, наконец-то сидел на подоконнике и читал учебник по истории. Родители были на работе, поэтому Тэ не приходилось прятаться в груде одежды, где копчик затекал сидеть на холодном полу, застеленном лишь покрывалом.       Нет, он не жаловался, потому что Дженни делала всё, о чём бы Тэхён не просил. Она приютила у себя, оплачивала лечение у Джина и не просила рассказать ужасающую правду. Правду о том, почему же Тэхён сбежал из родного дома и предпочёл умереть.       Тэхён не понимал эту девушку. Почему она так добра к нему, хотя даже не знала Кима. Почему не гнала прочь из своего собственного дома, несмотря на его неблагодарность и постоянный сарказм. Ведь Тэхён даже не поблагодарил Дженни за своё спасение, а за каждый добрый жест следовали саркастические слова.       Таким образом он изучал её. Её плюсы и её минусы, её возможности и её грани. Было интересно, сколько Дженни будет врать окружающим, на какие жертвы пойдёт ради малознакомого парня. Не боится ли в одну ночь проснуться с ножом в спине?       Первую неделю он просто лежал и позволял Дженни заботиться о ранах. Джин строго-настрого запретил двигаться, научил девушку перевязывать и обрабатывать раны. При этом не упускал возможности отругать за доброту и наивность. Джин делал попытки достучаться до совести Тэхёна, просил его оставить Дженни в покое или хотя бы рассказать правду о своём прошлом, раз жили под одной крышей.       Но эта болезненная правда не вырывалась из уст Тэхёна, как бы он не старался. Слова застревали комом где-то в горле. По ночам он видел лицо своей сестры, которая с улыбкой на лице плакала. А Тэхён не мог дотянуться до неё, даже поговорить не мог. Это всего лишь мираж, фантомные боли.       На второй неделе Тэхён начал испытывать грани терпения Дженни, делая колкие замечания. Что бы она не делала, что бы не говорила, Тэхён пытался кольнуть больнее. Прикусывая губу, смотрел в её печальные карие глаза, полные сожаления и ненавидел то, что его жалели. Она же приютила его из жалости, а Тэхён, как последняя скотина, пользовался добротой и не мог ничего изменить.       Ему уже разрешалось перемещаться по комнате, особенно когда Дженни не было дома. Она оставляла ему на столике поднос с бутербродами, кашей и соком. Писала милые записочки с подбадривающими словами, а Тэхёну становилось хуже. Его тошнило от себя и своей беспомощности.       Тэхён успел изучить ширину и длину комнаты, отмерив их своими шагами. Прошёлся пальцами по всем корешкам книг, которые были на книжных полках в комнате Дженни. Даже детские фотографии раз тысячу пересмотрел, каждый раз останавливаясь на её кроличьей улыбке и на кошачьих глазках. Знал, на какой фотографии у Дженни были красные бантики, на какой стояла в обнимку с родителями и какое платье было на вручении аттестата средней школы.       Вечерами Дженни с улыбкой на лице замечала, что её тетради лежали не в таком положении, как она оставляла их утром. Значит, Тэхён, не теряя интереса к учёбе, латал дыры в знаниях. Даже один раз признался, что не понял тему по химии. Молча наблюдал, как быстро Дженни решила сложные задачки и, сузив глаза, на час уставился в окно, обдумывая ещё раз ход решения в голове.       В дверь позвонили. Дженни с Тэхёном переглянулись. Ким никого не ждала в гости, но пятое чувство подсказывало, что это не к добру.