Молодость и её последствия

      — В смысле у кого-то ещё есть доступ? — Розэ втолкнула Чонгука вглубь дома. Её голос хоть и был приглушённым, но казалось, что Чон глох под его напором.       Чонгук приложил палец к губам, намекнув о глубоком сне матери, и, схватив подругу за тонкое запястье с золотым украшением, подаренным Бан Чаном, утащил в свою комнату. Здесь они могут не шептаться, здесь они укрыты от посторонних глаз.       Розэ краем глаза обратила внимание на рабочий ноутбук Чонгука. На горящем экране красовался сайт «Тёмной стороны», а по правую сторону кода. Либо он добавлял какую-нибудь фичу, либо мониторил просмотры. В любом случае, Розэ поверила в его слова о невиновности. Мотивов не было, а сами действия слишком нелогичны. Чонгук не пожертвовал бы дружбой ради какой-то желтушной новости. Он не скандалист.       — Как это произошло? — Розэ не хватало воздуха, голова шла кругом из-за всех последних новостей — ссора Джису и Дженни, найденный Тэхён, громкий скандал в Тёмной стороне. Куда хуже?       Бывшие редакторы максимально обезопасили сайт. Как-никак, директор Чон уже шесть лет безуспешно пытается поймать редактора. Как иронично. Кто бы мог подумать, что её родной, любимый сыночек окажется автором многих провокационных постов.       Чонгук до сих пор не понимает, как Розэ узнала, кто настоящий редактор. Просто заявилась в один день и, прижав к стене, пообещала раскрыть его личность перед всей школой и в особенности перед его матерью, если Чонгук не согласится сотрудничать с ней. Не то чтобы Чон был бы против, Розэ была крайне эффектной девушкой и рядом с ней любой парень почувствует себя гораздо лучше.       Чонгук постоянно находился в стрессе, потому что боялся, что Розэ уйдёт так же быстро, как и ворвалась в его жизнь. Он ловил себя на мысли, что мониторит её сети, рассматривает каждую фотографию и чувствует апатию, когда её долго нет рядом. Пак стала своеобразным наркотиком для Гука. И пускай он учился жить без него, но как только на пороге дома Чон появлялась фигура с длинными пшеничными волосами, то ноги подкашивались, а сердце билось куда быстрее и сильнее.       — Кто-то обошёл программы безопасности и взломал пароль, — Розэ не разбиралась во всех этих программах, но была наслышана об эффективности. Такие программы не позволяют отследить местонахождение владельца. — Такого раньше не было, поэтому у меня ноль идей.       — А эта новость появилась давно? Почему ты не рассказал, что подобное пришло на почту? — Розэ с небывалым напором закидывала вопросами Чонгука.       — Если его и присылали, то недавно. Письмо аноним удалил.       — Слишком быстро и идеально сработано, — это подмечала не только Розэ, но и Чонгук. Как будто взломщик ждал письма, если даже Чон не увидел его. — А может, никакого письма не было вовсе?       — Намекаешь, что взломщик сам сфотографировал Дженни и Тэхёна? — такой поворот события не предполагал Чонгук, но в словах Розэ был смысл. — Или они работают в паре.       — Твою мать, — выругалась Розэ. С её прекрасных уст нечасто слетали непристойные слова, но эмоции были на пределе. Ей хватало проблем, которые приходилось расхлёбывать. Поиски таинственного анонима не входили в её планы. Но оставлять подобное нельзя, никто не знал, какой грязью обладал аноним. — И кто знает, что в голове у этих чокнутых?       — Один из вопросов: что им нужно от блога? Неужели в их планах раскрывать тёмные секреты учащихся? — эти вопросы были очевидными, Чонгук и так знал ответ на них.       — С большой вероятностью аноним пришёл за нашей компанией, — усмехнулась Розэ. Теперь в их шахматной партии появилась чёрная лошадка или третий игрок. — Нельзя исключать вероятность, что это проделки Вэнди.       — Какой бы она умной не была, — нервной усмехнулся Чонгук, — но Вэнди не настолько умная, чтобы взломать аккаунт «Тёмной стороны».       — А если не было никакого взлома? — взгляд Розэ устремился на входную дверь. Чонгук не понимал, куда она клонит. — А если это Юнги? — Чон хотел ответить в такой же манере, как с Вэнди, но Пак перебила. — Не взломал, а нашёл ноутбук в твоей комнате. Ты же приводил его домой, наверняка даже оставлял ненадолго одного в комнате.       — Он не знает, что я редактор, — Чонгук отрицательно качал головой в попытках прогнать гнетущие мысли. — Это не Юнги.       — Подумай, — Розэ, словно вихрь, приземлилась рядом с Чонгуком, схватив того за запястья. Её бешеный взгляд осматривал растерянное лицо Чона: от улыбки не осталось и следа, зрачки быстро перемещались по комнате, а губы сомкнулись в тонкую линию. Он, как маленький зайчик, требовал защиты и утешения, но Розэ не собиралась сдаваться и давила на своём. — А если Вэнди догадалась о тебе и попросила Юнги сдружиться с тобой. Его резкий интерес возрос к тебе после скандала с Джой.       — Нет, — Чонгук резко оттолкнул Розэ от себя и закрыл руками уши. Ему хотелось оглохнуть, чтобы не слышать подобных слов. У них с Юнги настоящая дружба, построенная на уважении и взаимных интересах. Он не мог воспользоваться добротой Гука, чтобы подобраться ближе к блогу.       — Чонгук…       — Нет, — Чон твёрдо отрезал попытки Розэ клеветать на нового друга. Это нормально, что Рози не верит Юнги, но сомневаться в том, что Чонгук может быть хоть кому-то интересным. Не такой поддержки он ждал от неё. — Хочешь сказать, что я скучный и неинтересный? Хочешь сказать, что я не могу понравиться богатенькой элите вроде вас? Может, и ты здесь только ради блога? — прикусив губу, Пак опустила голову, осознав, как обидела друга. Но вот Чонгук и не собирался щадить чувства Розэ. — Не суди Юнги по себе. Ты же сюда заявилась только ради «Тёмной стороны», хотела владеть общественным мнением, чтобы править. Меня выбрали редактором, потому что я умный и особенный, потому что могу…       — Я выбрала тебя, — несмотря на весь негатив, сказанный ранее, голос Розэ был спокоен. Но в голове Чонгука он прогремел, словно самая мощная в жизни гроза. — Подкинула ноутбук в шкафчик, потому что редактором сделали меня.       — Ты врёшь, — Чонгук медленно отходил от Розэ, покачивая головой из стороны в сторону.       Всё, во что он верил до этого, рушилось на глазах. Ему приходили тяжкие мысли в голову, иногда, сгрызая кутикулу на пальцах, Чонгук перебирал разные варианты в голове, как чёртов ноутбук оказался в его шкафчике. Кто мог быть прошлым редактором, почему его выбор пал на неприглядного Чона, неужели они были знакомы раньше? Хотелось верить и в чистоту их дружбы, которая была построена не на совместном управлении блогом, а на интересе и увлечённости друг другом.       Ведь Чонгук видел в Розэ нечто большее, чем влиятельную девушку в стенах школы Рузвельта. Его взгляд всегда был устремлён на её стойкий характер, несгибаемую волю и самую чистую дружбу. Хоть раз ему хотелось оказаться на месте Бан Чана, Чимина или девочек, чтобы почувствовать, каково это — быть в элитном круге Розэ. Когда вся школа знает о твоей уникальности. Чонгуку хотелось, чтобы она видела в нём нечто большее.       — Тогда откуда я узнала, что тебе подбросили ноутбук? — парировала Розэ. Чонгук знал, что все её слова чистая правда, но выигрывал время для самого себя. Ему нужно осознать гнетущую реальность, которая, словно стокилограммовый груз, давила на плечи Чона. — Прости меня, я не думала, что ты всё так воспринял.       — И так всегда, — горько усмехнулся Чонгук, на его глазах засияли капельки слёз. — Великая Розэ, самая популярная девушка в школе, о которой мечтают все парни, всегда была и есть особенная, её всегда и будут выбирать. А я?       — Ты особенный, — Чонгук сам не знал, что хотел услышать. Хотелось ли объятий с Розэ, а возможно, страстного поцелуя, как в кино. Он стоял растерянный посредине комнаты, устремив взгляд на сжавшуюся от вины Рози. — Просто не для всех, а для меня, — в его взгляде был немой вопрос: «Почему я? Почему ты выбрала меня?» — Я бы не смогла взвалить на себя бразды правления блогом. Чонгук, ты добрый, смышлёный, талантливый и никогда не разрушишь жизнь человека в погоне за новостью и сенсацией. Намджун был идиотом, что сразу не передал ноутбук тебе.       — Намджун бывший редактор? — это было секретом Кима, о котором случайно узнала Розэ. Ей стоило больших трудов уговорить Намджуна, передать бразды правления сайтом Чонгуку, доказать, что он лучший кандидат. Джун так же не хотел рушить жизни данной желтухой, поэтому и выбрал рассудительную Розэ. Джису или Дженни сломались бы под натиском новостей.       Розэ направилась к двери. Она не сбегала, просто понимала, что Чонгуку нужно время, чтобы переварить этот разговор. Ему придётся смириться со своим положением, принять решение о дальнейших действиях. Чонгук не остановил Пак, не схватился за тонкое запястье с мольбами остаться с ним до утра, потому что сам не знал, чего хочет.

***

      Эта сухость во рту вперемешку с ярким привкусом железа раздражало горло, хотелось, чтобы боль от едва ощутимого глотания прекратилось, чтобы сознание вновь погрузилось в приятную дрёму, где снятся сладкие, словно леденец, сны. К неприятной сухости во рту присоединилось раздражающее гудение часов. Они издавали противный писк через каждую секунду. Один, десять, триста… этот ужасный писк от часов Линси. Когда уже назойливая соседка купит новые часы, которые не раздражают слух, не будут заставлять Лису вставать посреди ночи, чтобы достать чёртовы батарейки. И пусть Линси проспит работу, главное, чтобы этот писк прекратился, от которого голова просто раскалывалась.       Лиса хотела перевернуться на бок, однако всё её ослабшее тело противилось и не хотело подчиняться. Правая рука зудела в области локтя, но левая рука не шевелилась, даже пальцы не подчинялись Лисе, поэтому пришлось смириться с ситуацией и поскорее попытаться уснуть.       Казалось, прошла вечность, но с каждым новым писком назойливых часов головная боль нарастала, окончательно вырывая Лису из царства Морфея. Веки были настолько тяжёлые, словно на каждую ресничку были прикреплены грузики или кто-то разыграл её, приклеив скотч на глаза. Попытки не увенчались успехом, поэтому Лиса просто лежала на кровати.       Ноющая боль в области живота позволяла Лисе ориентироваться во времени. Голод настигал Манобан около шести утра, когда мама только встаёт и начинает готовить блинчики с кленовым сиропом. Приторный аромат теста разлетался по всей квартире, наполняя лёгкие не только Лисы, но и их весёлых, слегка громких соседей. Даже Линси Лалиса любила по-особенному. Ей не хотелось ничего менять в утренней рутине, даже эти надоедливые пищащие часы, от которых голова разрывалась.       Лалиса твёрдо решила перед завтраком выпить таблетку и, приобняв маму за талию, чмокнуть в щёку. И пускай соседи вновь отчитают мать за её показное воспитание, за излишнюю ласку к дочери. Лиса никогда не смущалась своей любви к маме, гордилась особенной связью с госпожой Манобан. Линси таким не может похвастаться.       Но ни через минуту, ни через десять лёгкие Лисы не наполнялись сладостным ароматом блинчиков, а слух не улавливал движений. Словно дом пустовал или его обитатели крепко спали. Неужели Манобан плохо поужинала и раньше почувствовала голод? Сбалансированный ужин мамы всегда насыщал Лису — овощи, отварной рис и цыплёнок Гунбао. Такой сытный ужин всегда радовал желудок Лалисы, но, видимо, не в этот раз.       Паника стала нарастать, когда до слуха Лисы донеслись басистые нотки. Кто-то недалеко разговаривал, голос принадлежал ни маме, ни её соседкам. Вообще Манобан никогда не видела мужчин под их крышей, поэтому данный факт крайне смутил Лису. Мама не могла привести ухажёра, не познакомив заранее, Линси была погружена в работу.       Его слова были неразборчивы, даже приложив последние силы, Лиса не смогла разобрать диалога. Головная боль делала своё грязное дело. Лиса переживала, что это могли быть грабители, которые могут не только украсть драгоценности, но и навредить жителям, особенно маме.       Но вдруг из плеяды мужских голосов она услышала мягкий фальцет, свойственный её дорогой маме. Она рядом и защитит Лису от обидчиков. И из монотонной каши слов она смогла разобрать женский крик: «Это не моя дочь!». «Как не твоя?» — пронеслось ярким метеором в голове у Лисы. Ей хотелось открыть глаза и кричать во всё горло, что это она, её маленькая талантливая дочурка. Мама же обещала никогда не бросать и любить до последнего вздоха, так почему же сейчас отворачивается и не узнаёт её? «Почему же ты уходишь, мама?» — услышав быстрые женские шаги, Лиса задавалась вопросами.       Собрав все силы в кулак, превозмогая боль, Лиса распахнула веки. Яркий свет обжёг сетчатку, вызвав неконтролируемое слезотечение. Лиса совершила очередную попытку открыть глаза. Вместо привычного синего потолка со светящимися звёздочками, которые Лиса с мамой купили на рынке, перед взором развернулась деревянная вставка на потолке с прикрученной стеклянной люстрой. Свет падал с правой стороны, когда в комнате Лисы окно было слева.       В голову лезли ужасающие мысли о похищении. Лиса собиралась закричать, моля о помощи, только вот сухость в горле вперемешку с болью не позволили даже звука издать. Сил хватило лишь развернуть голову в левую сторону.       В небольшом синем кресле сидел бородатый мужчина, почёсывая курносый нос. Его чёрные, как смоль, глаза читали какую-то книжонку, расположенную на худощавом колене. Чёрные штаны, белая рубашка и очки в тонкой оправе. Схожего образа не всплывало в голове. Лиса была уверена, что не знает этого человека.       Около кресла находилась капельница и пульсоксиметр, от которого исходил этот противный писк. Никаких часов Линси, как и её самой, не было в маленькой светлой комнатушке. Лиса находилась в больнице под наблюдением, а этот мужчина никакой не вор. В задворках сознания и памяти всплыли обрывки столкновения машин. Яркий образ разбивающего стекла, фантомный запах металла и оглушающий звук падения капель крови заставил Лису пережить ужасающий момент прошлой ночи, от которого Манобан пряталась в царстве Морфея.       Пульсоксиметр указал на учащение пульса, на которое обратил внимание бородатый мужчина. Его чёрные глаза оторвались от страниц книг и упали на бледное лицо Лалисы, в глазах которой застыл ужас. Он скрипучим голосом позвал врача. И наконец-то Лиса увидела нечто знакомое: короткие мясистые пальцы с большими мозолями, чёрные сальные волосы. Этот врач был на месте аварии и оказывал Лисе первую помощь.       — Вы нас слышите? — врач говорил очень тихо, будто подозревая о головной боли. Лиса из последних сил приподняла голову, чтобы смотреть в лицо врачу. Голос так и не вернулся, приходилось из последних сил кивать. — Вы помните, как вас зовут? — кивнула. — Вы помните, что произошло прошлой ночью? — на глазах навернулись слёзы, но возможности вытереть их не было, поэтому Лиса посильнее прикусила губу. На повторный вопрос она кивнула. — Помните, на какой улице проживаете? — кивнула. — В какой школе учитесь? — кивнула.       — Нет явно выраженной амнезии, — заключил доктор, разговаривая непосредственно с мужчиной в кресле. Медсёстрам приказал принести графин с водой и вколоть дозу обезболивающего. — МРТ не выявила явных повреждений мозга, отделалась лёгким сотрясением.       — Как долго она не сможет разговаривать? — поинтересовался мужчина.       — Гланды не повреждены, но после седативных лекарств может быть лёгкое помутнение, — сообщил врач. Они вели диалог, будто Лисы не было рядом. — Подождите восстановления и действия обезболивающего. Не думаю, что она ответит на ваши вопросы, когда голова будто бомба замедленного действия.       — И когда я смогу поговорить с ней? Через час? — усмешка врача явно раздражала мужчину. Вырвав из блокнота листочек и начиркав на нём цифры, он всунул его в карман врача и аккуратно похлопал по плечу. — Позвоните, когда придут результаты и я смогу навестить мисс Манобан.       Лису ничего не интересовало, кроме мамы, которая ещё недавно навещала спящую дочь и не узнала её. Неужели после аварии внешность Манобан изменилась, что даже родная мама не смогла узнать её? Хотелось узнать у врача номер палаты, чтобы собственными глазами увидеть нежную улыбку, тёплые глаза матери и обнять её. Хотелось попросить за всё прощение и сказать миллион раз, как Лиса любит её. Но приходилось лежать на чёртовой постели с воткнутыми иглами в правой руке и ждать, когда нерасторопные медсёстры принесут живительной воды.       Сил не хватало, поэтому пришлось прикрыть глаза и погрузиться в дрёму. Глаза болели от яркого света, шея ныла от большого количества движений, а руки, несмотря на зуд, до сих пор не шевелились. Прошло несколько часов, пока Лиса снова не открыла глаза.       Теперь в кресле сидела медсестра, которая держала стакан с водой. Лиса откашлялась, привлекая внимание женщинами с большими голубыми глазами, словно океан в Таиланде. Ей захотелось снова увидеть родные дали, почувствовать стопами горячий песок и покушать мятное мороженое с мамой в небольшом магазинчике около дома.       — Где моя мама? — как только горло перестало першить, Лиса обратилась к медсестре. Сил ещё не хватало, чтобы пошевелить руками. — Когда я смогу её увидеть?       — Только врач может назначать визиты, — её грустный взгляд пал на бледное, словно полотно, лицо, на котором не было живого места из-за пластырей. — Тебе сначала нужно встать на ноги.       — Скажите, что она рядом, что не ушла, — взмолилась Лиса. Ей казалось, будто весь мир разрушится, если она не услышит ответа. Если тот голос взаправду ушёл, не узнав родную дочь. Лалиса хотела верить, что мать никогда не покинет её, несмотря на изуродованное или шрамированное лицо.       — Тебе лучше отдохнуть и набраться сил, — медсестра увидела на пороге врача и поспешила покинуть палату. Ей не хотелось смотреть в большие, полные слёз глаза, слышать истеричный крик.       — Нет, доктор, моя мама не могла меня не узнать, — слёзы застилали глаза, несмотря на боль, Лиса трясла головой, отгоняя гнетущую реальность. — Она же не бросила меня? Не ушла домой?       — Конечно же нет, дорогая, — он помнил её истерику, слышал душераздирающие крики, мольбы, поэтому не хотел повторения. Лиса напугана и одинока, поэтому нуждается в поддержке, как маленький ребёнок. Её кресло всегда заполнено незнакомыми ей людьми. — Мамы никогда нас не бросают, всегда незримо рядом, поэтому ты должна поправляться.       — Я слышала её голос, — призналась Лиса. — Слышала, как она не узнала меня и убежала из палаты, док, — в ней таилась надежда, что доктор приведёт маму сюда, но он лишь отвёл взгляд.       — Тебе это приснилось, солнышко, — доктор провёл своей мясистой рукой по мягким светлым волосам Лисы. Так делали настоящие отцы, которого у неё никогда не было. А так хотелось, чтобы в самый тяжёлый момент папа был рядом и утешал, шепча на ухо, что всё будет в порядке. Но здесь его нет, как и не было в детстве.       — Мне страшно. Я боюсь уснуть и проспать её приход, — взгляд Лисы был направлен на дверь, за порогом которого ходили медсёстры и разные посетители. Ей хотелось увидеть невысокий силуэт с чёрными растрёпанными волосами в красном поношенном платье.       — Я разбужу тебя, — пускай от врача несло сигаретами, а его узкие глаза пугали, но его басистому голосу Лиса поверила. Это единственный человек в больнице, кто поможет ей, кто будет заботиться до конца, потому что видел все страдания в ту ночь, обнимал дрожащее тело возле горящей машины. — Но сейчас тебе нужно поспать, хорошо? — Лиса кивнула.       После вколотого снотворного Лиса погрузилась в дрёму, где увидела яркий сон из детства.       Она лежала на дырявой простыне, на которой красовался павлин с зелёным хвостом. Маленькие пальчики обводили каждый узор, а глаза восхищались яркими красками. Госпожа Манобан хотела выкинуть потрёпанную простыню, но малышка так обожала нарисованного павлина, что рука не поднималась.       — Нам сегодня рассказывали в школе про птичек, — Лиса частенько лежала в обнимку с мамой и рассказывала всякие истории. Ей нравилось, что мама своей рукой гладит её чёрные волосы, накручивая на пальцы небольшие пряди. — Лебеди. Знаешь, чем они примечательны, мама?       — Чем, крошка?       — Они выбирают себе пару один раз и на всю жизнь, — Лиса развернулась личиком к маме. Её лучезарная улыбка и большие глаза, как у оленёнка, всегда радовали глаз госпожи Манобан. Это её главное сокровище. — И если один из супругов умирает, то второй никогда не придаст и умрёт одиноким.       — Эти птицы очень преданные, — подметила госпожа Манобан, чмокнув дочку в нос. — Их любовь не знает границ.       — И ты такая же, мама? — поинтересовалась Лиса. — Папа умер, а ты не ищешь себе другого. Потому что ты как лебедь?       — Да, Лиса, — маленькая дочь ещё не готова узнать всю правду. Чтобы разбавить атмосферу, госпожа защекотала свою дочь. — У меня есть ты, а больше никто и не нужен.       Лиса распахнула свои веки. Голова слегка кружилась и гудела, поэтому перед глазами была пелена, предметы размывались. В синем кресле сидела фигура во всём чёрном.       — Мама?       — Госпожа Манобан, у меня к вам несколько вопросов.

***

      Из-за всех этих поисков Джису забыла о приближающимся прослушивании в консерваторию. Она частенько пропускала занятия, а её молодая занудная учительница, которая потеряла веру в Ким, даже не утруждала себя звонками родителям. Не хотелось тратить времени ни на бесталанную, по её словам, Джису, ни на её безответственных родителей. Ей исправно переводили деньги, поэтому Анна отсиживала своё учебное время. Неважно, приходила ли Су или нет.       Девушку не интересовали и причины прогулов. История с Тэхёном не затронула ни единой струны души у Анны, она считала Тэ безответственным наркоманом, который подобным образом попытался привлечь к себе внимание. Ей даже казалось, будто Тэхён всего лишь выдумка, отговорка, чтобы Джису со спокойной душой могла не ходить на занятия.       Но Анна была убеждена, что всегда найдётся на место Ким более мотивированный ученик, который, несмотря ни на какие отговорки, будет увлечён музыкой. О таком мечтала Анна, а не о недовольном лице Су, которая не репетирует сонаты ночами напролёт.       Прослушивание Джису было назначено через два часа, поэтому девичье тело содрогалось от страха и ужаса. Пальцы были деревянными и не смогут лихо перебирать по клавишам. А все мысли о Тэхёне вытеснили ноты злосчастных сонат. Ким в истерике повторяла мелодии, надеясь на память пальцев. Ведь, как-никак, Джису посвящала несколько часов в неделю игре на фортепиано, неужели этого недостаточно?       Ей не было страшно опозориться перед судьями и перед своим стервозным преподавателем. Её пугали результаты, которые увидят родители. Их не будут интересовать причины провала, лишь плохой результат, после которого последует неминуемое наказание. Лишение карманных денег и телефона? А может, запрет на общение?       Джису вздрогнула от всяких догадок и бросилась к своему телефону. Она находилась в комнате ожидания, в которой, помимо неё, было ещё два ученика. Эти двое полностью игнорировали Су, повторяя сонаты на скрипке и виолончели. Попытки Ким заговорить с кем-то из них заканчивались пренебрежительным фырканьем или высокомерным взглядом. Словно Джису была в ободранном платье или слишком бедна для их общества. Что было неправдой.       Первым Ким набрала Намджуна. Она знала, что его рабочее время начинается в восемь. Поэтому она его не отвлечёт. Первая попытка не увенчалась успехом, Намджун попросту не взял трубку. Это немного смутило Джису, чем таким занят?       После третьего звонка Су наконец-то услышала родной голос. Голос Намджуна был радостным, что не могло не обрадовать. После месяца постоянного стресса на фоне поисков Тэхёна Джун редко улыбался. Джису не хотела портить настроение, но хотелось поделиться своими переживаниями по поводу прослушивания.       — Почему волнуешься?       — Я не тренировалась должным образом, — призналась Джису. — Пропускала занятие у Анны, чтобы искать Тэхёна вместе с тобой. Теперь переживаю, что недостаточно занималась. Вроде бы всё не так плохо, но иногда путаюсь в сложных моментах.       — Су, — Намджун твёрдо прервал нервные смешки Джису. Серьёзность Кима не предвещала ничего хорошего. — Ты же мне говорила, что ходишь на занятия. Я говорил тебе не приходить на сборы и тренироваться дома.       — Знаю-знаю, — виновата перебила Джису. — Я не виню тебя, просто мне нужна твоя поддержка. Я волнуюсь и хочу, чтобы ты был рядом. Если я не справлюсь, то родители…       — Су, но я не дома, — Намджун не хотел слушать одну и ту же историю о тирании родителей. Ким был уверен, что его девушка преувеличивает, потому что при нём эти двое добрейшей души люди. Всегда ласковы, помогают с деньгами, интересуются не только его, но и успехами Джису. Оплатили занятия в консерватории и поддерживают стремление дочери заниматься музыкой. Намджун о таком может лишь мечтать. — Мы сейчас с Тэхёном в больнице. Делаем снимок рёбер.       — Правда? — Джису была слегка расстроена. Ведь Намджун знал о прослушивании, но никак не поддержал её, даже не предложил приехать, а специально назначил на то время осмотр у врача. — А после прослушивания, может, втроём скушаем мороженое в кафе неподалёку?       — Прости, — в трубке послышался голос медсестры, поэтому Намджун поспешил закончить разговор. — Сегодня никак. Не забудь прислать сообщение, как закончится прослушивание. Люблю, целую.       Джису не успела ничего сказать, как звонок был окончен. Её пустой взгляд был устремлён на пол. «Почему я для всех недостаточно хороша?» — пронеслось в голове. Почему в такой важный момент никого нет рядом? Ни родителей, которые насильно заперли Джису в эту злосчастную консерваторию, ни Намджуна, который, как угорелый, носится с Тэхёном, словно с ребёнком. Как только Тэ пересёк порог квартиры Джуна, то парень словно растворился из поля зрения Джису. Он пропадал сутками либо на работе, либо с Тэхёном, навёрстывая упущенное. Он тратил деньги на врачей и психологов.       Джису набрала заученный номер, но сразу же сбросила. Они с Дженни в ссоре. Ей нужна поддержка, но она не готова прощать подругу за её поступок. Она поступала в своих и Тэхёна интересах, забывая, какую боль приносит своим близким друзьям. Как можно теперь доверять Дженни, если боль едва знакомого парня важнее страданий подруги? Она же выгнала Джису за порог, когда та нуждалась в поддержке и понимании, ей хотелось просто быть услышанной.       Хотелось заплакать и бросить телефон об стену, но Су находилась не одна в помещении. Нельзя показывать слабость перед этими высокомерными выскочками, которые только и ждут слабины противников. И пускай они не воспринимают Джису всерьёз, но она будет сражаться до конца и выступит на все сто. А поплачет потом. Только не здесь и только не сейчас.       Она написала сообщение Розэ и, бросив телефон в сумочку, поспешила в зал. Ей предстояло услышать идеальные выступления соперников, а затем с гордо поднятой головой сесть за фортепиано и отдаться мелодии, забывая о проблемах. Только вот гнетущие мысли не выходили из головы Джису. Она до сих пор была недостаточно хороша для консерватории, для своих родителей, для своего парня, даже для своих подруг.       «Может, я не так хороша? — когда произошла первая ошибка, палец лёг не на ту клавишу, то мысль пронзила сознание Джису. — Я облажалась, как и всегда. Может, я одна из тех, кто хочет казаться тем, кем он не является на самом деле? Может, я самозванка?»       Когда представление закончилось, Джису встала и поклонилась, только в голове пронеслась одна мысль: «Теперь я одна в этом аду!»       Она провалилась. Не нужно было видеть свои баллы, чтобы понять одну вещь — двери в консерваторию навсегда закрыты. Она неудачница, недостаточна хороша для этого изысканного места. Джису проиграла в этой гонке в тот момент, когда сдалась под напором родителей и записывалась на уроки фортепиано в классе Анны.       Забрав сумку, она покинула это заведение. Когда большая вымощенная из камня дверь захлопнулась, перед взором Джису предстала Розэ с небольшим букетом цветов. Она стояла около своей машины и, потирая холодные руки, ждала Ким. Девушка, которая не кричала о дружбе, не обещала Джису быть всегда рядом, не интересовалась каждым аспектом жизни, была ближе всех. Никого не было рядом, кроме своеобразной Розэ, которая никогда не бросала своих людей в беде. Она может быть груба, холодна и закрыта, но будет в трудную минуту рядом.       Джису подбежала к Розэ и, забрав небольшой букетик из роз и георгинов, бросилась в объятия. Больше не было сил сдерживаться, ведь все неудачи преследовали Су буквально по пятам. «Позволь мне быть слабой хотя бы минуту, Розэ», — подумала Джису, рыдая на её плече. Подруга, словно услышав безмолвный вопрос, прижала крепче Ким и стала гладить её шелковистые волосы.