Молодость и её последствия

      Лиса не понимала, почему должна переживать этот ужасный момент снова и снова. Высокий мужчина в белой рубашке и очках оказался блюстителем закона. Не жалея чувств маленькой девочки, детектив по кругу уточнял детали поездки. «Била ли вас ваша мать? Принимала алкоголь на постоянной основе? Выпивала ли слабоалкогольный напиток на ужин? Кто настоял на поездке? Были ли медицинские показания, которые запрещали госпоже Манобан садиться за руль? Желала ли ваша мать вам или кому-то другому смерти? Были ли у неё враги?» — этими вопросами господин Адам Жерар, детектив округа Сан-Франциско, забрасывал Лису на протяжении двух дней.       Питалась Лиса плохо. Местная еда даже близко не напоминала готовку родной матери. Какие-то рубленные котлеты вперемешку с пюре и салатом из моркови и яблок. Лиса брезгливо ворочала вилку в цветастой тарелке, а затем молча отодвигала порцию на дальний край столика, прикрученного к койке.       Порезы на бледной коже затягивались, врач пообещал минимальные следы и шрамы на её милом личике. Большие, искрящиеся от жизнерадостности глаза потеряли свой первоначальный блеск. Ранее кофейный цвет потерял свой оттенок, сейчас он напоминал заброшенную болотистую местность, где не осталось ни капли надежды.       Лиса лежала так, чтобы голова всегда была повёрнута к двери. Она боялась пропустить момент, когда мама посмотрит на неё через маленькое окошко в проёме. Хотелось вновь увидеть обеспокоенный, но родной до боли взгляд карих глаз, на уголках которых проступают возрастные морщинки. Хотелось услышать сорванный с обкусанных губ смех, потрогать тёплые шершавые руки матери.       Но этого момента не наступало. Лечащий врач, Том Лонни, фамилия которому не подходила, печально мотал головой в знак того, что госпожа Манобан не приходила в больницу. От этого становилось ещё больнее, потому что Лиса готова была сорваться в ту же минуту и отправиться на поиски мамы. Хотелось кричать на весь мир, что она здесь и жива, а её лицо восстановится. Госпожа Манобан сможет снова лицезреть яркую улыбку, видеть красивые танцы и смеяться, обсуждая насущные проблемы.       После очередных допросов Лиса с горящими щеками и дрожью в пальцах пыталась выяснить дальнейшую судьбу её матери, но Жерар отмахивался и со сталью в голосе цедил: «Информация засекречена». Эти слова бросали в жар девушку, вселяя надежду. Ни врач, ни детектив не говорили о печальной судьбе матери, значит, она где-то там, за пределами больницы, волновалась и искала Лису.       А последние слова Адама Жерара лишь укрепили уверенность Лалисы: «Ждите, когда вас заберёт законный представитель». Ведь только мать является законным представителем. Врач Лонни убеждал Лису, что не выпишет её из больницы, пока она не перестанет мучить себя голодовкой. С такими темпами она попросту измотает своё тело и будет не в силах обнять свою маму, поэтому девушка, несмотря на странные названия блюд, вылизывала тарелки до последней крошки.       — Том, — Лиса подозвала к себе врача вечером пятницы, заметив несвойственное медсёстрам трепетания около её персоны. — Что происходит?       — Ты идёшь на поправку, — улыбнулся Лонни, облизнув сухие губы. Его шершавые от медицинского спирта руки легли на плечо Манобан и аккуратно прошлись по пшеничным волосам. — Как только подпишут последние бумаги, тебя заберут домой.       — Домой? — оживилась Лиса. Это могло значить только одно — её мама пришла и улаживала банальные процедуры. Ох уж эта бюрократия. — Неужели?       — Давай я попрошу Пегги, — эта была личная медсестра Лисы, которая ухаживала за ней на протяжении недели, — помочь одеться и умыться. Неужели ты хочешь предстать перед родителями в подобном виде?       Лиса не до конца поняла слова врача о внешнем виде. «Какая разница маме, как я выгляжу?» — возмущение лилось через край, но пришлось кивнуть улыбчивому врачу.       Молча присев на край койки, Манобан нервно перебирала пальцами по одеялу и прикусывала губы. Комок волнения застрял в горле, но так же ощущался вкус долгожданной встречи. В голове всплывали образы улыбчивой матери, которая долго и пылко обнимает свою дочь, как нашёптывает на ухо слова утешения и любви, а затем дома кормит пускай и холодной, но такой родной едой, поглаживая волосы дочки.       Пегги быстро пришла в комнату и с улыбкой на лице ринулась к стулу, где лежала сменная одежда Лисы. Как сказал Лонни, красное платье с белым свитером работница нашла в потерянных вещах и со всей присущей любовью и лаской отстирала и отпаривала их. Лису не пугали использованные кем-то ранее вещи, поэтому, натянув улыбку, она не сопротивлялась помощи медсестры.       Схватившись за костыли, Манобан с поддержкой Пегии направилась в маленькую комнатушку с туалетом и умывальником. Впервые за долгое время Лиса осмелилась посмотреться в зеркало, чтобы увидеть своё изуродованное лицо. Ей представлялись жуткие гематомы под глазами, шрамированные щёки и разбитый вдребезги нос, но реальность оказалась куда лучше. Щёки заклеены маленькими пластырями, гематома под губой.       Её лицо если и подверглось изменениям, то незначительным. Почему родная мать не узнала её в первый день? Этот вопрос не давал покоя, пока Пегги аккуратно чистила Лисе зубы. Пальцы впервые дотронулись до ран, вызывая неприятное жжение.       — Всё будет хорошо, — прошептала Пегги, заметив небольшое замешательство Лисы. Ей предстояла долгожданная встреча с внешним миром после ужасной автокатастрофы. Не каждый может найти в себе силы продолжать жить в таком же ритме.       — Правда? — Лиса хотела так же верить в эти слова, но ноги подкашивались то ли от боли, то ли от волнения. — Не могу поверить, что наконец-то встречусь с мамой, — лицо Пегги напряглось, улыбка сошла с лица. — Наконец-то хочу обнять её и отправиться домой, — приобняв новую подругу, Манобан уткнулась в плечо медсестры и шмыгнула носом. — Я так устала.       — Нам нужно идти, — Пегги сжала запястье Лисы. — Лонни ждёт нас в кабинете.       Эти минуты были самыми длинными в жизни девушки. Коридор как будто был бесконечными с нескончаемым потоком грустных, унылых лиц. Некоторые сами перемещались с капельницей в руках, кого-то везли медсёстры на инвалидной коляске, справа располагались неудобные железные скамейки, где сидели встревоженные посетители. Лиса видела подобные сцены в кино, где выходил доктор и решал дальнейшую жизнь посетителей. Либо на их лицах расплывалась улыбка, услышав положительные новости, либо глаза застилала пелена слёз, которая приходила вместе с осознанием потери дорогого человека.       Дверь распахнулась, и в маленьком кабинете за деревянным столом, нагромождённым папками и карточками, обнаружился Том Лонни. Напротив сидела незнакомая Лисе парочка, которая не нашла сил повернуться, услышав голос медсестры. Третий стул, расположенный посередине, был свободным и стоял специально для девушки.       — Лиса, солнышко, — начал доктор, когда Пегги вышла из кабинета. Ей не хотелось присутствовать при этом разговоре. Пегги редко привязывалась к пациентам, чтобы не переживать их горе вместе с ними, но солнечная, улыбчивая Лиса, которая выкарабкивалась из больницы ради родной матери, смогла покорить сердце медсестры. От этого становилось только хуже. — Ты быстро поправляешься, поэтому я не вижу объективных причин оставлять тебя здесь.       — Правда? — Лиса боковым зрением пыталась рассмотреть людей, сидящих по бокам.       Женщина, сидящая по правую руку от девушки, была очень красивой. Белоснежная кожа, усыпанная небольшим количеством родинок, тонкие брови, грустные карие глаза, пухлые розовые губы и густые чёрные волосы, собранные в пучок. Её длинные тонкие пальцы мяли мятное платье. Лиса готова была поклясться, что где-то видела эту женщину, её образ казался до боли знакомым.       Мужчина выглядел не так элегантно, как женщина, но не вызвал негативных эмоций. Узкие чёрные глаза были прикрыты тонкими очками, крепкие руки, прикрытые белой майкой, отбивали едва слышный ритм по столу врача. Растрёпанные волосы и мешки под глазами намекали о плохом сне мужчины.       — Лиса, у нас есть не так много времени для разговора, — торопился Лонни, поглядывая на двери кабинета, — до прихода детектива. Не хочу, чтобы он нагнетал обстановку, — Лиса кивнула. Жерар зарекомендовал себя как бесчувственный чурбан, помешанный на работе. Казалось, будто его ничего не волнует, кроме бумажек. Слёзы Лисы были проигнорированы им каждый раз, казалось, будто ворошение ситуации с автокатастрофой приносило ему садистское удовольствие. — Не хотел сообщать эти новости подобным образом, но придётся, — Лиса напряглась. — С какой новости начать? С хорошей или плохой?       — Нет, Том, нет, — Лиса обхватила свои плечи израненными руками и мотала головой в попытках абстрагироваться. — Какие могут быть плохие новости после всего того, что я пережила? — врач со всем присущим сочувствием молча наблюдал за нарастающей тревогой Лисы. Откладывать новости больше нельзя, ей придётся повзрослеть и столкнуться с проблемами лицом к лицу. — Ладно, давай начнём с хороших.       — Не хотелось, чтобы Жерар делал это в своей привычной манере, поэтому, — Лонни тянул момент, словно жевательную резинку, от этого Лисе становилось только хуже. — Познакомься с господином и госпожой Пак.       — Здравствуйте, — сил не хватило, чтобы натянуть наигранную улыбку, поэтому Лиса лишь поклонилась в знак приветствия. Присутствие едва знакомых людей накаляла ситуацию до предела. Врач молчал, не в силах вымолвить не слова, госпожа и господин Пак виновато опустили голову, не смея вставить и слова. — Не тяните, Лонни, где моя мама?       — Лиса, этот господин твой отец.       Манобан медленно развернулась к мужчине, который не нашёл смелости заглянуть в пустые, полные непонимания карие глаза дочери. Его руки так же дрожали, как и пальцы Лисы, от чего становилось только хуже. Это не может быть правдой, потому что мама рассказывала, что отец погиб, когда Лалисе не было и двух. Его светлый, улыбчивый образ постоянно всплывал во снах и разнился с грустным разбитым образом господина Пака.       — Лонни, это какая-то ошибка, — запротестовала Лиса в попытках вразумить врача. — Мой отец погиб после моего рождения, а этот мужчина…       — Это ДНК-тест, — Том бросил бумажки с цифрами и именами. Лиса аккуратно схватила листок, на котором красовалось её имя и имя мужчины. Многие белки и аминокислоты были незнакомы девушке, однако в углу была прописана вероятность отцовства господина Пака. Это число полностью разбило Лису, сломав всё детство. Девяносто девять и девять десятых процентов. — Мы взяли его, пока ты лежала в больнице.       — Лонни, это ошибка, — вторила Лиса, отбросив в сторону бумажку, которая решала её дальнейшую судьбу. Нарастала истерика вперемешку с полным непониманием происходящего. Если её отец не погиб после рождения, а спокойно жил все эти семнадцать лет, то о каких вещах ещё соврала мать? — Где вы вообще его выкопали? Я вижу этого господина в первый раз. А это кто? — указал рукой на госпожу Пак. — Неужели моя мама? Где ещё тесты ДНК? — Лиса истерично бросилась к остальным бумагам в поисках очередного теста. Неужели вся её жизнь ложь? Неужели мать соврала обо всём?       — Лиса, — Лонни положил свою мясистую руку на запястье девушки в попытках успокоить нарастающую истерику. Если устроить погром в его кабинете, ничего не решится и не изменится. — Его имя было указано в документах о законных представителях.       — Нет, — отрезала Лиса. С такой реальностью не было сил смиряться. — Я не поверю в это, пока не услышу объяснения матери. Где моя мама, Лонни? Ты обещал, что она заберёт меня, обещал нашу встречу, — но врач молчал, опустив голову. Ни так называемый отец, ни госпожа Пак не произнесли ни слова. Все они знали что-то, о чём не знала Лиса. Это крайне раздражало и заставляло кровь в жилах закипать.       — Ты большая девочка, Лиса, — начал издалека Том, — и надеюсь, сможешь понять и смириться с происходящим. Я обещал тебе встречу с мамой, но она не сможет ответить на твои вопросы, — Манобан медленно сползла на стул. На глаза накатывались бусинки слёз. Лиса была уже не маленькой девочкой, чтобы не понять, в какую сторону клонит врач. — Эта плохая новость, о которой я хотел тебе рассказать.       — Ты мне врал всю неделю, обещая, что мама заберёт меня домой и всё будет хорошо, — Лиса прижала руку ко рту, чтобы заглушить стоны и вой. — Она умерла? Она погибла в автокатастрофе?       — Не до конца, — прошептал Том. Лиса заметила, как её новый отец вытирал своими пальцами накатывающиеся слёзы. Видимо, ему не плевать на мать, как думала Лиса. Эта утрата коробит не только её одну. — Её сердце всё ещё бьётся, но мозг умер. Она не выйдет из комы, поэтому мы должны отключить её от аппарата жизнеобеспечения…       — Нет, — запротестовала Лиса, вскочив на ноги. — Она жива, моя мама сильная и сможет выбраться из комы. Не говори так, Лонни, будто нет шансов, — врач отрицательно закачал головой, прижав лоб к ладони. — Прошу, не говори так, она жива, её же сердце бьётся.       — Лиса, — промолвил отец. Это было первым, что услышала девушка за долгих семнадцать лет отсутствия. — Нам всем очень тяжело, но вариантов…       — Не смей так говорить о моей матери! — закричала Лиса. — Как ты можешь называть себя отцом после того, как бросил нас после моего рождения? Нет вариантов? Потому что она тебе не так дорога, как для меня. Мама вся моя жизнь, — истеричный крик оглушил всех в кабинете, Лиса сбрасывала все вещи со стола, билась ногами и руками об стул, чтобы заглушить моральную боль физической.       — Я не бросал вас, — попытки достучаться до сознания Лисы не приносили никаких результатов. — Лиса.       — О, мой Бог! Пускай всё это прекратится, — взвыла Манобан, сползая на пол. Лонни поспешил приобнять пациентку, усадив ту на кожаный диван. Она билась в истерике в объятиях врача — била кулаками его дряблую грудь, кусала плечи и руки в попытках сбежать. — Почему так больно? Я не успела с ней попрощаться, не успела сказать, как сильно люблю. Мама, моя мамочка, пусть всё это прекратится! Молю, забери меня, забери меня с собой, я не хочу здесь оставаться без тебя!       — Всё будет хорошо, — утешал Том. Знал, что все эти слова фикция и самые страшные муки Лисы ещё впереди, но ей нужно сейчас успокоиться и решить формальности. — Ты будешь в порядке. Может, не сегодня, не завтра и не через неделю, но когда-нибудь ты проснёшься и почувствуешь лёгкость, потому что рана затянется.       — Мамочка, — истерика забирала много сил, поэтому Лиса обмякла в объятиях врача. Её лицо было повёрнуто к господину Пака, а из глаз текли слёзы. Сердце мужчины разрывалось от подобной картины. — Она ушла, я не смогу увидеть её ещё раз.       — Нам нужно твоё разрешение, чтобы отключить маму от аппарата, — прошептал врач, прижав голову к своему плечу. Нельзя допустить повторной истерики. — Знаю, что это будет самым сложным решением в твоей жизни. Лиса, твоя мама перестанет мучиться в кошмарах.       — Прошу, Лонни, не заставляй меня, — молила девушка. — Не заставляй убивать маму собственными руками. Прекратите это, прекратите.       — Ты попрощаешься с ней, — обещал врач. — Скажешь всё, что хотела, а затем она уснёт спокойным сном. Ты не будешь убийцей, а лишь освободишь от этих бесконечных мук.       — Я должна это сделать сейчас? — Лиса отстранилась от Лонни. Её пустой, заплаканный взгляд резал без ножа всех присутствующих. Если она это сделает сию секунду, то не сможет собрать мысли в одну кучу и пожалеет, что что-то не сказала в последний момент. Эти муки совести не должны грызть столь сильную, но разбитую девочку.       — Нет, солнышко, — Том аккуратно погладил Лису по щеке своим пальцем, вытирая дорожки слёз. — Когда будешь готова, то твой папа привезёт тебя сюда, хорошо? — девушка безэмоционально кивнула.       Её взгляд перестал быть по-наивному детским, добрым, искрящимся. Теперь ей придётся научиться жить с этой саднящей болью всю жизнь, с мыслью, что самый родной человек ушёл навсегда и в самые счастливые моменты жизни мамы не будет рядом. Ей придётся поменять полностью жизнь, свои приоритеты, привычки, потому что путь к старой жизни отрезан навсегда. Больше не будет подъёмов поцелуем, холодных боксов в школу, вечерних разговоров по душам, не будет мотивирующих слов.       — Родная, скажи, а где твои бабушки и дедушки? С кем ты жила, помимо мамы? — врачу нужно решить вопрос жилья до прихода детектива и органов опеки. Пусть Лиса взрослая, но не совершеннолетняя, а значит, должна жить под присмотром.       — Нет, — Лиса уже не думала о манерах и вытерла слёзы вперемешку с соплями белым свитером. — Бабушка жила в Таиланде и отказалась от мамы, когда мы переехали в США. Живём мы с бедными соседками, которые едва сводят концы с концами.       И этот вопрос повис до приезда органов опеки и детектива. Лису увела дама в возрасте для проведения психологических тестов. Нужно узнать, нет ли у девушки травм из детства, применяла ли госпожа Манобан эмоциональное насилие.       Госпожа Пак вместе со своим мужем вышли в коридор, чтобы подышать и перевести дух после подобных эмоциональных сцен. Наличие второй дочки стала шоком для Пак Чхоля. Ему позвонили в понедельник из отделения полиции и сообщили, что его дочь попала в больницу. Позвонив своей жене, он быстро собрался и поехал в отделение. Каково было увидеть карту с фотографией Лисы. Жена упала в осадок от новости и предложила сделать тест ДНК для подтверждения родства.       Два дня родители нервно ждали результата, не забывая при этом ссориться. Элис Пак воспринимала это как измену, ведь дети не берутся с неба, а заметив схожую дату рождения Лисы и их родной дочери, сложила два плюс два. Его измена произошла незадолго до их свадьбы, от чего становилось только хуже. Элис не собиралась слушать оправдания мужа без подтверждения теста ДНК. Но внутри всё горело и пылало от злости на мужа. Особенно когда она услышала тайскую фамилию Манобан.       В среду дом Пак налился чередой ссор и склок. Пришли результаты, которые подтвердили измену Чхоля. Внутри Элис всё оборвалось и умерло, даже в самом страшном сне она не могла представить подобную картину. Идеальный брак рушился и трещал по швам, слова Чхоля не исправляли ситуации, потому что крыть измену нечем. Ночами Элис мучилась в мыслях, как их семье жить дальше, как жить с информацией, что у мужа есть любовница и дочь. Неужели ему не хватало жены с маленькой дочкой?       Элис собралась в больницу, чтобы встретиться с госпожой Манобан и её дочкой. Только вот Чхоль забыл упомянуть, что его вызывали по поводу жуткой автокатастрофы. Том Лонни озвучил ужасающую новость, что мозг госпожи Манобан умер, поэтому они с Лисой должны будут отключить её от аппарата жизнеобеспечения. Женщина, которую Элис ненавидела всем телом, умерла, защищая дочь в ужасной катастрофе. А Лиса, ровесница её дочки, осталось сиротой без крыши над головой. Её искорки во взгляде потухли прямо на глазах Элис, а лучезарная улыбка растворилась в истерике и слезах. Её мольбы резали слух женщины, заставляя корить себя за те ночи, когда она ненавидела это маленькое солнышко и бескорыстную мать.       — У неё твой нос и твои губы, — обняв себя, Элис вытирала пальцами дорожки слёз. Лиса смогла достучаться до материнского сердца и заставить сочувствовать. Элис поняла, почему Лонни проявлял к ней такую заботу.       — Элис, я люблю лишь тебя и нашу малышку, — Чхоль сделал безуспешную попытку приобнять жену, но та не хотела никакого физического контакта. — Мы пришли сюда, чтобы написать отказную.       — Нет, — госпожа Пак перешла на повышенные тона. — Меня до сих пор бесит вся эта ситуация, но, Чхоль, так нельзя, — и он понимал, куда клонит жена. Собственными глазами видел истерику родной дочери. — От одной мысли, что мы бросим её на растерзание незнакомым людям, бросает в дрожь.       — И что ты прикажешь делать? — Чхоль не меньше устал от всего происходящего. Ему казалось, что весь мир вокруг ненавидит его, в особенности жена и родная дочь. — Забрать себе? — Элис кивнула. — А как же Розэ? Мы не спросили её, а ведь это круто поменяет не только её жизнь, но и нашу в целом.       — Знаю, Чхоль, но подумай об этой малышке, — не унималась госпожа Пак. — Лиса потеряла мать, узнала, что её отец не умер, а жил спокойной богатой жизнью около неё. Обретя отца, она снова потеряет его. Меня разрывает на части от одной мысли, что ты уделяешь время не нашей дочке, но Лиса тоже заслуживает шанс познать отцовскую любовь. Не позволяй ей разочароваться в тебе вновь.       — Элис, — Чхоль подошёл ближе к жене и аккуратно схватил её за подбородок. Это тяжёлый разговор и не менее непростое решение. — Лиса не собачка. Если мы возьмём её к себе, то будем нести ответственность. Согласившись, мы не сможем отказаться. Это решение не принимается за минуту, милая.       — Знаю, — погладила руку мужа. — Но, Чхоль, у меня сжимается сердце при мысли о Розэ. Если бы она потеряла мать и обрела нового отца, то я бы очень хотела, чтобы малышка обрела новый дом. Думаю, что со временем наши с Розэ сердца оттают. Плюс Лисе семнадцать и её скоро ждёт университет, — Чхоль молча метался между двух огней. — Лиса и твоя дочь тоже, неужели ты позволишь снова забрать её?       Пока Элис решала вопрос с органами опеки, Чхоль решил посидеть вместе с Лисой в коридоре. Кто знает, что может сделать юная особа после потери матери. Возможно, Лиса додумается навредить себе или сбежать, чего не хотел бы Чхоль.       Лиса сидела на железной скамейке, безо всяких эмоций вырисовывая пальцами незамысловатые фигуры на платье. Её крашеные пшеничные волосы небрежно спадали с широких плеч, а на кончике носа в свете ламп сияли капельки слёз. Веки были прикрыты, а губы шептали тайскую колыбельную, о которой столько рассказывала Нари.       Конечно же, Чхоль знал Нари Манобан, и её смерть вызвала не меньше эмоций, чем у Лисы. Вечно позитивная Нари с искрящимися чёрными глазами и несгибаемой волей к лучшей жизни привлекала Чхоля, но он видел в ней только прекрасного друга и хорошего слушателя. Нари знала о чувствах к Элис и никогда не претендовала на сердце Чхоля. Тогда откуда у них появилась Лиса? Этот секрет волновал Чхоля не меньше, а Нари унесла информацию в могилу.       Но сомнения улетучились, когда Чхоль увидел Лису через окошко двери в палате. Элис была права в том, что Лиса очень похожа на Чхоля, высокий рост достался от отца. А вот жизнерадостность, позитив и возможность видеть в людях лучшее достались от матери, которая смогла воспитать Лису в любви.       — Почему мама нас покинула без возможности сказать «прощай»? — Лиса разорвала гнетущую тишину между ними, напряжение, словно невидимая паутина, сковало их обоих. Они дочь и отец, но между ними нет ни прошлого, ни общего. — Тебе хоть жаль, что мама ушла?       — Да, — выдавил Чхоль. Ему было крайне сложно поверить, что Нари, жизнерадостная и вечно улыбчивая девушка, больше никогда не напишет ему письма. — Ты думаешь, что я бросил вас, но…       — Не хочу слышать оправданий, — слёзы с новой силой прыснули из глаз Лисы. Господин Пак не знал, как подбирать слова в разговоре с новоиспечённой дочерью. — Ты снова бросишь меня? — Чхоль молчал. — Конечно, если я не нужна была раньше, то с чего решила, что буду нужна сейчас.       — Считаешь меня монстром? — Чхоль больше не мог сдерживать слёзы, поэтому повернулся спиной к стене и, прижав лоб к правой руке, заплакал. Левая ладонь прикрывала рот. Ему так же больно из-за потери Нари, хоть она и прекратила общение ещё пятнадцать лет назад. Не приехала их свадьбу с Элис, на которой Чхоль ждал её больше всех.       — Ты хоть представляешь, каково было мне в детстве? Когда у всех были отцы, которые поддерживали дочерей в их начинаниях. Когда мама, падая на колени после работы, готовила мне ужин и делала со мной уроки. Когда мы переехали в эту чёртову страну. Знаешь, каково быть тайским подростком за пределами Таиланда? Я для всех грязная проститутка, вшивая овца средь иностранцев и азиатов. Конечно же, не знаешь, когда ты богатый, красивый кореец с прекрасной женой, — эти слова были больнее ножа. — И ты всегда останешься таким, а я буду мириться с ролью вшивой азиатки, которой нигде нет места.       — И это вы чувствовали каждый день? — Чхоль впервые осознал, каково было каждый день Нари и его дочери без него. Госпожа Манобан — мать-одиночка, которая только подтверждала стереотип о лёгком поведении женщин в Таиланде. — Прости меня, Лиса, — Чхоль упал на колени, склонив голову перед ногами дочери, — прости, что меня не было рядом все эти годы. Прости, что позволил тебе и Нари пройти через все эти испытания.       — Мама тебя простила и прикрывала историей о смерти, — взгляд Лисы был твёрже стали и острее ножа. — Но для меня ты умер в тот день, когда позволил матери пережить все эти испытания.       Представитель органов опеки вызвал Чхоля и Лису в кабинет для подписания бумаг. Сообщил, что теперь госпожа и господин Пак являются законными представителя девушки и несут ответственность за сохранность и здоровье девушки. Три раза в месяц к ним будут приезжать представители из органов опеки для проверки жилищных условий и психологического здоровья Лисы. В случае невыполнения требований Чхоля ждёт штраф или лишение свободы, а девушка будет изъята из семьи.       Жерар хотел задать ещё несколько вопросов, но Элис, заметив подавленное и выжатое состояние Лисы, оборвала его попытки и попросила через неё договариваться о местах и времени допросов. Врач и представитель органов опеки поддержали инициативу. Также Лонни сам вызвался забрать вещи Лисы из квартиры и завести их в дом Паков, чтобы Манобан не испытывала тяжесть, находясь в родных стенах.       Элис аккуратно придерживала корпус Лисы, когда та на костылях покидала больницу. Чхоль молча шёл рядом и боковым зрением поглядывал за реакцией жены. Не было понимания, с какими намерениями госпожа Пак так волнуется и хлопочет над Лисой. Неужто забота пришла на замену обиде, которая обжигала Элис долгую неделю?       Самое сложное ждало их дома, когда состоится встреча Розэ и Лисы. Нужно объясниться перед дочерью и надеяться на благоразумие. Розэ дома не было, она написала маме сообщение, что ненадолго задержится у Джису. Поэтому Элис без угрызения совести отвела Лису в гостевую комнату. Девушке предстояло подняться по лестнице на второй этаж, используя костыли. Конечно же, Лиса могла закусить гордость и попросить помощи у нового папы. «Лучше я умру, чем попрошу помощи у него», — пронеслось в голове у девушки, когда та преодолела третью ступень.       Ни Элис, ни Чхоль не подгоняли девушку, давая ей пространство и свободу выбора. Ей так же нелегко находиться в незнакомом доме и притворяться членом семьи Пак. Ей предстояло встретиться лицом к лицу со своей новоиспечённой сестрой, комната которой находилась по соседству.       Ничего особенного в гостевой комнате не было — бежевые стены, деревянный пол, застеленная белым постельным бельём небольшая кровать, пустые белые полки и парочка картин для разбавления атмосферы. Комната не была обжита, но в этом не было ничьей вины. Когда прибудут вещи Лисы, она сможет украсить всё по своему вкусу.       Элис приготовила лёгкий ужин, позвав сидящую в комнате Лису к столу. В белой тарелке лежало пюре и куриная ножка. Ничего особенного Лиса в ужине не нашла, но Элис вообще не обязана стараться для незнакомки. Она дала кров над головой и возможность обучаться в школе дальше. Этому Лиса была благодарна.       Через десять минут входная дверь распахнулась. Розэ вернулась с прогулки и, почуяв приготовленный ужин, ринулась на кухню. Каково было удивление Розэ, когда на своём стуле она увидела очень знакомую фигуру. Лицо было в порезах и гематомах, а на ней красовалась её белая майка и чёрные шорты.       — Что происходит? — обратилась Розэ к матери, а затем к Лисе: — Что с тобой произошло? Откуда раны на лице?       — Доченька, сядь, — попросила мать, отец же молчал и выглядел крайне подавленным. — Нам нужно рассказать тебе кое-что.