The Delicate Things We Make/Деликатные вещи, которые мы делаем

Несмотря на то, что Энди Сакс была покрыта собачьей шерстью, слюнями и, вероятно, другими собачьими выделениями, она глубоко вдыхала холодный весенний воздух раннего утра и чувствовала, как восторг наполняет ее душу. Напрягая мышцы рук, пытаясь удержать пятерых бегущих в разные стороны щенков, она была уверена, что они наслаждаются прогулкой гораздо сильнее чем она. И все же что-то в этом утреннем холодке и легком ветерке наполнило ее редким чувством оптимизма. Ветер трепал ее длинные темные волосы по плечам, еще больше запутывая их и приводя в уже привычное состояние беспорядка. Стоит подстричься, размышляла она, это опять мешает. В ее нынешнем финансовом положении густые длинные локоны были скорее проклятием, чем благословением, поскольку требовали гораздо большего ухода, чем коротко обрезанные. И все же, скидывая мешающие волосы с лица, и плотнее запахиваясь в поношенную кожаную куртку, так как холод пронизывал ее до костей, Энди радовалась весеннему ветерку. Все вокруг было в цвету, и бело-розовые цветы осыпали дождем лепестков измученных прохожих, у которых, по типичной Нью-Йоркской моде, не было времени остановиться и вдохнуть весенний ветер перемен. Как истинная жительница Нью-Йорка, ну или, да, прожившая в Нью-Йорке четыре года и не планирующая никогда уезжать из этих сумасшедших бетонных джунглей, Энди Сакс не имела времени на цветы, деревья или ветер. Ей повезло, если она не вляпывалась в грязные лужи в глухих переулках, когда бегала от одного места работы к другому. Нет, обычно у Энди не было времени на красоту цветущих яблонь или игривость весеннего ветра. Особенно в последние шесть месяцев. Это была долгая и трудная зима. В начале осени она рассталась со своим парнем, с которым встречалась еще со времен колледжа. Хотя, если быть честной, она не собиралась расставаться, просто однажды вечером пришла домой и обнаружила все свои скудные пожитки упакованными и готовыми к выбросу из квартиры человеком, которого она считала своим не только парнем, но и лучшим другом, с которым они вместе мечтали сделать карьеру и преуспеть в Нью-Йорке. Нейт, конечно, преуспел, став самым молодым су-шеф-поваром в процветающем ресторане на Манхэттене. Его будущее было обеспечено, и его слава уже давала о себе знать. Энди Сакс была сейчас также далеко от успеха и славы, как и несколько лет назад. К тому же у нее даже не было своего угла. После нескольких месяцев на диване у своих друзей, Дуга, а затем Лили, она теперь спала на чердаке галереи, где работала Лили. Прячась среди пустых ящиков и деревянных подрамников, на надувном матрасе, в спальном мешке, Энди в основном проводила там ночи, поскольку владелица галереи, некая Гунилла Голдберг, богатая Нью-Йоркская светская львица шестидесяти с чем-то лет и четырежды разведенная с разными богатыми и знаменитыми мужьями, вероятно, не одобрила бы подобного в своей манхэттенской галерее, тем более, что она начала набирать популярность и респектабельность. Но поскольку все ее вещи помещались в один чемодан и одну картонную коробку, Лили не считала, что ее давняя подруга доставляет слишком много неудобств, но на всякий случай, в дни больших выставок, Энди старалась держаться от галереи подальше. Тем более она работала на трех работах одновременно, и время оставалось только на сон. В профессиональном плане все началось довольно хорошо для Энди: четыре года назад она и Нейт прибыли в Нью-Йорк жаждущими славы и приключений, 23-летними молодыми людьми. Энди удалось попасть на собеседования в нескольких известных изданий, и всё благодаря ее работе в Северо-Западном университете и победе в нескольких общенациональных конкурсах писателей. "Подиум" и "Нью-Йоркер" даже опубликовали несколько ее статей о бедственном положении молодых и дерзких покорителях Нью-Йорка, и ее блог набирал постоянный поток подписчиков. Роман, который она писала еще со школьных времен, был почти закончен. Жизнь была прекрасна. А потом все пошло наперекосяк. Предложения о работе стали иссякать. Ее статьи больше не принимались, и ее блог постепенно терял свою популярность. Конечно, ничто в ее творчестве не было очень уж оригинальным или даже особенным, и всё новые и более молодые дарования привносили более острые и модные идеи. Авторитеты и знаменитости из твиттера и инстаграма обгоняли её в популярности. Она начала искать случайные заработки: выгуливала собак богатых ньюйоркцев, несколько вечеров в неделю работала барменом в различных пабах, а еще работала по утрам в модном, но непомерно дорогом хипстерском кафе на 5-й авеню. Время, чтобы писать и творить, а также закончить свой роман и новые статьи, полностью иссякло из-за попыток выжить в бетонных джунглях Манхэттена. Нейт, с его новообретенным успехом, не хотел продолжать встречаться с девушкой, которая выгуливает собак. Когда он попросил ее освободить их квартиру, за которую она фактически одна платила непомерную арендную плату каждый месяц, несмотря на то, что едва сводила концы с концами, ее шок был настолько велик, а сердце так разбито, что она молча взяла единственный чемодан и ушла, чтобы остаться сначала у Дуга, а затем у Лили, а теперь и на пыльном чердаке галереи.. Шесть месяцев спустя Энди все еще не знала, что ее больше ранило: предательство Нейта или собственная несостоятельность. Она была мусором в его глазах, потому что не была успешна, как он, и поэтому он бросил ее. Тот факт, что он тут же начал встречаться с инстаграм-моделью с огромной грудью и таким же эго, был менее шокирующим. Энди остро осознавала свои собственные неудачи, свои недостатки как писателя, журналиста и, очевидно, как подруги. По словам Нейта, она была так занята собой, что ее навыки минета пришли в полную негодность. Что-то в этом безумном городе делало людей безжалостными и злыми. Энди до сих пор помнила, как Нейт вставлял ей в волосы цветы и гладил по плечу и голове, пока она не засыпала. Так, когда же последователи инстаграма и твиттера стали для него более важными? Когда же парень, который держал ее за руку на похоронах ее отца, стал таким злобным и бессердечным, что приравнял ее навыки в спальне к ее единственной пользе для него? Возможно, единственное, что спасло Энди от глубокой депрессии, была элементарная потребность выжить. Ее отец оставил после себя значительные долги, и мать была не в том положении, чтобы справляться с ними в одиночку. Поэтому, когда вы пытаетесь заработать достаточно денег, чтобы просто поесть и погасить долги своего отца, студенческие кредиты и многочисленные долги по кредитным картам, у вас действительно не так уж много времени, чтобы депрессировать. В те первые годы на Манхэттене она отчаянно пыталась вписаться в моду, делая покупки, которые помогли бы ей играть роль модного профессионала, и поэтому ее кредитная история сильно пострадала. Теперь она расплачивалась за ошибки тех пьянящих времен, когда успех казался совсем рядом. Так что Энди не купалась в своих страданиях. Ну, в основном, разве что по ночам, глядя сквозь мансардные окна на никогда не бывающее темным манхэттенское небо. Ее романтическая натура не позволяла ей отчаиваться, но в некоторые ночи она была близка к этому, когда все ее мечты разворачивались перед ней, и уверенность в том, что до исполнения их было лишь рукой подать, делала ее по настоящему несчастной. Но вера, что ее жизнь в скором времени обязательно изменится и наладится, развеивала тягостные сомнения и заставляла жить дальше. И все же даже после самых темных ночей, вот этим ранним мартовским утром, когда прохладный свежий утренний ветерок наполнял ее легкие, а собаки пытались выдернуть поводки, едва не выворачивая ей плечо, семя надежды продолжало жить в ее сердце. Поэтому, когда она увидела сообщение от Найджела Киплинга, главного редактора "Подиума", который все еще время от времени бросал ей странные небольшие заказы на статьи, это было так, словно утренний ветерок предсказал это событие. С ней вот-вот должно было случиться что-то чудесное. Однако она не смела надеяться на слишком многое, поэтому, несмотря на то, что появилась в ресторане, в котором он назначил ей встречу, она не заказала ничего, кроме бокала воды, зная, что не может позволить себе почти всё в меню, если не хочет голодать в течение следующей недели или около того. И вот она сидела среди обедающих богачей и знаменитостей, чувствуя себя белой вороной, несмотря на то, что была одета в свой лучший наряд: блузку от Марка Джейкобса из старой коллекции и слишком большие туфли от Джимми Чу, которые Лили одолжила ей. Пытаясь успокоить трепещущие нервы, Энди попыталась спокойно и неторопливо пить воду, впрочем, будучи уверенной, что половина ресторана смотрит на нее и смеется. Да, синдром самозванца брал свое сегодня, несмотря на то, что она прожила на Манхэттене более четырех лет и знала его как свои пять пальцев, возможно, гораздо лучше, чем эти избалованные наследники трастовых фондов, поскольку она пешком исходила здесь все закоулки. Как раз в тот момент, когда она уже готова была сойти с ума от беспокойства, появился Найджел в густом облаке парфюма. Все в нем просто сияло. Оправа его очков, бриллиантовая булавка в галстуке, зубы и даже огромная лысина. Он слишком крепко сжал ее руку и держал ее чуть дольше, чем это было необходимо, все это время его проницательные глаза оценивали ее с головы до ног. Как только Энди почувствовала себя неуютно под этим пристальным взглядом, он отпустил ее и махнул официанту рукой. Заказав им обоим фирменное блюдо шеф-повара и несколько закусок и коктейлей, он, наконец, посмотрел ей прямо в глаза. - Боюсь, что ты уже не только не шестерка, но даже и не четверка. Шесть, что, черт возьми, с тобой случилось? Твой бойфренд-повар не кормит тебя? Или он принял сумасшедшую веганскую веру, и ты отказываешься от его еды? Потому что в этом случае я бы тебя не винил. Ужасная это тенденция, я уверен. И с какого чердака, черт возьми, ты стащила эту ужасную блузку? Это с показа четырехлетней давности! Сожги её! Энди только улыбнулась, и официант, вернувшийся с их напитками, спас ее от того, чтобы выплеснуть все свои чувства на одного из самых влиятельных людей в издательстве. Найджел больше не совал нос в чужие дела, а просто болтал об ужасных новых веяниях в моде и еще более ужасной погоде, а также о том, почему на Манхэттене такой сквозняк, ведь на этом богом забытом острове столько людей, что воздуху там не должно было быть даже места где поместиться. Энди довольствовалась тем, что потягивала свой "Космо", деликатно откусывала кростини и надеялась, что эта встреча приведет к чему-то большему, чем просто полный желудок, хотя и это уже было не так уж плохо. - В любом случае, шесть... и, боже, тебе нужно немного прибавить в весе, потому что я не могу называть тебя двойкой! Уходи с этой ужасной диеты, которую ты выбрала, мне нужен твой нос, Энди! - Мой нос? - Энди откинулась назад и почувствовала, как дрожь предвкушения пробежала по ее спине. Найджел Киплинг нуждался в ней для чего-то. - Когда-то ты была блестящим журналистом-расследователем, мой голодный друг. У тебя был нюх на историю, на то, чтобы искать улики и выкапывать правду. Поэтому мне нужно, чтобы ты разнюхала историю для моего журнала. Ирв Равиц решил ввести в издательстве серию статей с продолжением, и мы планируем хорошо оплачивать не только их написание, но и суточные и текущие расходы! Найджел Киплинг считал, что у нее есть нюх! Найджел Киплинг, главный редактор журнала "Подиум", хотел, чтобы она написала статью! Серию статей, заказанную не кем иным, как самим Ирвом Равицем! Все казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Генеральный директор "Элиас-Кларк", самый влиятельный человек в издательской индустрии, не в обиду Найджелу, хотел, чтобы скромный неизвестный репортер Энди Сакс провела расследование для одного из своих крупнейших журналов. Он опубликует ее статьи и оплатит расходы и суточные сверх обычного гонорара. Это была действительно сбывшаяся мечта. Она могла бы отказаться от выгула собак и работы бармена и, в зависимости от гонорара, возможно, даже оставить смены в кафе. Энди была так поглощена своими мыслями, что чуть не прослушала, как Найджел начал излагать детали задания, пока он не щелкнул пальцами у нее перед носом. - Энди! А теперь будь внимательна, дорогая! Это очень важно. Вот информация, которая тебе может понадобиться.- Он протянул ей очень тонкую папку с двумя-тремя листами бумаги, и сердце Энди вдруг начало тревожно сжиматься. - Да, я знаю, что данных не так уж много, но, Энди, «Элиас-Кларк» заплатит немалый гонорар за то, чтобы ты получила эту историю, и у тебя будет любая поддержка. Я расскажу тебе все, что знаю. Судя по твоему выбору одежды и обуви, ты, мой милый, хотя и безвкусный друг, ничего не смыслишь в моде или искусстве, так что имя Пристли наверняка ничего тебе не говорит. И все же Пристли является одним из самых загадочных, востребованных и дорогих художников, которые в настоящее время творят в мире. Энди, возможно, была дочерью фермера из Огайо и полной деревенщиной, но даже она, погруженная в свои феминистские изыскания, гендерные исследования и расследования деятельности коррумпированных политиков, слышала о Пристли. Она не была уверена, что в наше время кто-то действительно может не знать о Пристли. Это имя всегда произносилось с оттенком благоговения, как произнесение имени бога в церкви. Даже сейчас, когда Найджел говорил о загадочном художнике, он слегка склонил голову, словно в молитве. Пока Энди расправлялась с первым блюдом, Найджел все же очнулся от своего религиозного экстаза, связанного с этим именем, и продолжил жестикулировать своими идеально наманикюренными руками. - Каждый год произведения Пристли приносят на аукционах миллионы долларов. Живопись и скульптура. Все эти творения великолепны. Они управляют миром искусства и моды в течение многих лет. Их показывают, анализируют, пускают слюни и перепродают за еще большее количество миллионов долларов. Пристли – уникум. И все же, несмотря на то, что все знают о Пристли, никто не знает, кто такой Пристли. Его искусство существует около 15 лет, плюс-минус, всё есть в файле, весь список произведений. Но никто не видел его лица и никто не знает, кто этот человек. Такая вот загадка. Найджел глубоко вздохнул и, поморщившись, посмотрел на свое уже остывшее филе миньон. Энди одарила его и его тарелку голодным взглядом, несмотря на то, что уже съела свой бифштекс. Он вздохнул, закатил глаза, отодвинул тарелку в ее сторону и продолжил: - Я уже вижу, как вращаются колесики в твоей хорошенькой головке, и если бы твой рот не был так занят жеванием, ты бы уже давно спросила меня, какое, черт возьми, отношение художник и скульптор имеют к миру моды. Честно говоря, никто до конца не уверен, но целые дизайнерские коллекции были посвящены Пристли, дома моды сходят с ума по его искусству, и мало кто может сказать, почему и как одно относится к другому. И вот тут-то и твой выход, дорогая. - Энди подождала продолжения, но он просто махнул рукой в ее сторону и сделал глоток своего очень сухого мартини, как будто всё было само собой разумеющимся. Энди вытерла рот салфеткой, вспомнив о манерах, и открыла папку, заметив, что действительно там было не так уж много информации, всего нескольких фотографий произведений искусства и длинный список мест и цен, за которые они продавались, начиная с 15-летней давности. Даже абсолютно невежественная в искусстве и моде Энди Сакс узнала некоторые названия картин и скульптур из списка. И все же один вопрос не давал ей покоя, и она потребовала от Найджела ответа. - Но почему я, Найджел? Я не только никто, но и я уже целую вечность ничего не писала и не публиковала. У меня осталось очень мало контактов, а этот мир искусства и моды очень далек от моих обычных изысканий. Найджел лишь безмятежно улыбнулся ей, словно она была не слишком умным ребенком. - Вот именно, дорогая. Ты – никто в этой области, не обижайся, конечно. Никто тебя не знает, и никто не обратит на тебя внимания, пока ты будешь вынюхивать Пристли. И насколько я могу судить, а я могу, то эта работа будет включать в себя много копания и много вынюхивания. Так что привлечь известного журналиста к этому делу, ну совсем не вариант. Ирв не хочет, чтобы в этом деле фигурировало звонкое имя. Если именитый журналист потерпит неудачу, то очень скоро станет известно, что «Элиас-Кларк», или даже сам Ирв Равиц, потерпел неудачу. Если ты провалишь задание, никто никогда не узнает, что мы заказали эту историю. Всё очень просто, дорогая, хотя и не совсем приятно. Энди резко оторвала взгляд от остатков еды на своей тарелке, и Найджел сочувственно улыбнулся ей. - Я хочу предостеречь тебя, Энди, потому что ты мне нравишься, несмотря на твою склонность к секонд-хендам. Может быть, это твоя наивность напоминает мне себя двадцать лет назад. Или тот факт, что ты явно голодаешь, если уж тебе понравилось холодное филе миньон. Если ты возьмешься за это задание, Ирв захочет, чтобы ты его выполнила. Контракт будет железным. За те многие тысячи долларов, которые ты получишь за эту историю, ты будешь связана большой ответственностью. А поскольку я уже много лет работаю на Ирва, то должен честно предупредить: если ты все испортишь, то никогда больше не будешь работать в Нью-Йорке. Энди сглотнула внезапно образовавшийся комок в горле. - Отнеси папку домой, дорогая, ознакомься. Обдумай все хорошенько. А потом позвони мне в понедельник и скажи, согласна ли ты. Если ты согласишься, мой офис пришлет тебе контракт. Тогда ты точно отпишешь свою душу дьяволу. Это звучало весьма зловеще, но все, что услышала Энди, было “много тысяч долларов”. Она могла бы погасить свои студенческие кредиты и долги по кредитным картам. Наконец-то она сможет помочь своей матери расплачиваться с карточными долгами отца. Энди будет свободна от всех давящих долгов и обязательств, которые сковывали ее, и сможет сосредоточиться на осуществлении своей мечты, и с такой статьей за плечами она станет известна во всем издательском мире, поскольку Пристли был знаменит. Конечно, она сможет выследить художника-затворника. Найджел сегодня много чего наговорил, и пусть он много шутил, но он был чертовски прав относительно некогда знаменитой способности Энди расследовать истории, копаться в кажущихся безобидными деталях, и вытаскивать факты на свет. Кроме того, разве это может быть трудно, когда утренний ветерок так явно дул ей в висок, нашептывая о надеждах и мечтах, пока она быстро шла по переполненным людьми улицам Манхэттена? Этот остров многое отнял у нее, но она чувствовала, что он наконец-то дает что-то взамен. Она чувствовала себя так, словно что-то чудесное было совсем рядом. Мартовский ветер ее не разочарует.