The Delicate Things We Make/Деликатные вещи, которые мы делаем

Когда присяжные единогласно вынесли обвинительный вердикт по делу Ирва Равица, Энди и Миранда сидели бок о бок в зале. Они выдержали месяцы, предшествовавшие вынесению вердикта, судебному разбирательству, бесчисленным показаниям, перекрестным допросам, причем Миранда никогда не пропускала ни одного дня в суде, а Энди была рядом с ней на каждом шагу. И вот, сидя в предпоследнем ряду переполненного зала суда, Энди скорее почувствовала, чем услышала, как старшина присяжных четко произносит "виновен" после каждого пункта обвинения, зачитанного судьей. Рука Миранды сжимала её руку так сильно, что это граничило с болью, но это мало что значило. Со всеми обвинениями, выдвинутыми против него, Ирв, вероятно, будет упрятан за решетку на несколько десятилетий. Плечи Миранды вздрогнули раз, другой, и Энди повернулась к ней, ожидая увидеть ее плачущей, но лицо женщины искрилось весельем. Миранда с трудом сдерживала смех. При виде этой сцены глаза Энди чуть не вылезли из орбит, но она не смогла сдержать улыбку. Миранда, одна из самых замкнутых людей, которых она знала, одна из тех, для кого публичные проявления эмоций или чувств были просто неприемлемы, отчаянно пыталась сдержать смех, окруженная не менее чем сотней людей. А затем, возможно, ободренная улыбкой Энди, Миранда откинула голову назад и рассмеялась всерьез, громкий, счастливый смех радости проник в притихший зал суда, как выстрел, пробиваясь сквозь шок и трепет только что вынесенного вердикта, взглядов и суждений. Пока судья стучал молотком и призывал к порядку, а Ирв смотрел на него с ненавистью и абсолютным бессилием, Миранда продолжала смеяться, смело, беззастенчиво, открыто. Через несколько секунд к ней присоединилась Айрин, затем Ребекка, а после и другие жертвы вскочили со своих стульев, обнимаясь и смеясь. Энди пожалела, что у нее нет с собой фотоаппарата, желая увековечить эту сцену. Если бы она не была по уши влюблена в Миранду с самого первого дня, сейчас это было бы решающим для нее. Именно в этот момент Энди отдала бы свое сердце этой отважной женщине. Когда шум в зале утих, Миранда повернулась к ней и обвила руками за шею, все еще смеясь, её губы накрыли рот Энди. Ощущение этой счастливой, яркой, открытой улыбки на ее губах останется с Энди на всю её оставшуюся жизнь. Конечно, то что и Гунилла вскочила с соседнего сиденья и обняла их обеих, крича им в уши, что теперь этот ублюдок будет гнить в тюрьме, также было в порядке вещей для их отношений в эти дни. Еще и Марго Дрезден поспешила в их групповые объятия, хотя Энди подозревала, что мотивация Марго то как раз в основном была сосредоточена на том, чтобы лишний раз потискать Гуниллу, учитывая их несколько вполне успешных свиданий, о которых все знали, несмотря на уверения Гуниллы, что пожилые дамы слишком давно и хорошо знают друг друга и кто, черт возьми, ходит на свидания в их то возрасте. Но Энди была так счастлива, что Гунилла открыла для себя возможность потенциальных отношений с Марго, и было очевидно, что Марго давно боготворила Гуниллу. Они даже сходили на несколько двойных свиданий, и это почти совсем не было неловко. Ладно, это почти не было неловко. Ну хорошо, хорошо, если уж быть до конца честной, Энди было крайне неловко, но только ей и только некоторое время, потому что Марго и Гунилла как то сразу стали так милы друг с другом, несмотря на нелепые притворства Гуниллы и ее игру в старую добрую дружбу. Было также совершенно очевидно всем, что Миранда абсолютно влюблена в Энди. Она еще не произнесла этих слов, но Энди знала всё и так. Она весь прошлый год жила надеждой. Чуть позже, стоя на массивных ступенях здания суда, с Мирандой, держащей ее за руку уже более мягко, но все еще с удовлетворенной улыбкой на устах, Энди позволила своим мыслям дрейфовать по событиям прошлого года. Кто бы мог подумать, что она окажется здесь? Как много всего изменилось, а как много еще предстоит изменить? Книга Энди о жизни жертв сексуального насилия от рук Ирва Равица мгновенно стала бестселлером по версии журнала "Нью-Йорк Таймс", опубликованном за две недели до начала судебного процесса. Сказать, что она была в восторге от популярности книги, было бы преуменьшением. С учетом того, что все вырученные средства направлялись в приюты и службы помощи жертвам, книга привлекла значительное внимание к этому вопросу, она поколебала общественное мнение о необходимой законодательной реформе, и через неделю Энди и Миранда должны были присутствовать на церемонии подписания в Олбани закона об увеличении установленных законом пределов для преступлений сексуального характера. Когда ее следующая книга была еще только в проектах, издатели уже требовали права на нее, хоть Эмили и насмехалась над её совершенно точно отсутствующей квалификацией в этом вопросе. Миранда просто улыбалась каждый раз, когда речь заходила о предстоящем следующем начинании Энди, тихой загадочной улыбкой, которая перерастала в широкую ухмылку, когда они оставались одни, и она притягивала в объятия Энди и страстно целовала девушку. Репортер на самом деле могла писать о чем угодно, после своего успешного дебюта, и ее постоянно популярных подкастов и серии статей в таких известных журналах как "Подиум", "Ярмарка тщеславия" и "Нью-Йоркер". Энди теперь могла сама выбирать о чем ей писать, но все о чем она хотела, это была Миранда, и поэтому первая официальная биография Пристли уже была в работе, и тот факт, что она тихо сводила Эмили с ума, был просто приятным бонусом к постоянно растущему счастью Энди. Посреди всего этого хаоса Пристли продолжала творить. После выставки "Андреа" всё в некотором смысле вернулось в обыденное русло, и Миранда выпустила в свет несколько отдельных работ, одна из которых, в частности, опять привела мир моды в неистовство из-за цветовых решений. Это было поистине революционно. В дополнение к своему столь продуктивному периоду в искусстве, Гунилла заполучила Миранду себе в помощь с недавно приобретенными изданиями "Элиас-Кларка", и "Подиумом" в частности. Энди уже видела, как освобожденный от тяжелого надзора и крепкого кулака Ирва, а также с творческим гением Миранды, Найджел взлетел выше, чем когда-либо, и следующие номера журнала будут воистину удивительными. Первоначально главный редактор подал заявление об отставке Гунилле, как раз в тот момент, когда она получила контрольный пакет акций и назначила в теперь снова свой издательский дом своего собственного генерального директора, но она не дала ему уйти. Да, он не был полностью безупречен, но роль Найджела в падении Ирва была огромна, и он также оказался достаточно храбр, дав интервью Энди и обсуждая все в открытую. Он даже шантажировал двух предыдущих главных редакторов "Подиума", чтобы они присоединились к их крестовому походу, и Энди была очень довольна, что никто из них не попытался обелить свои собственные действия, и все полностью признали и извинились за свои действия и попустительство. На ступеньках здания суда, пока репортеры спускались к Ребекке, Айрин и к другим героям процесса, Миранда отвела Энди подальше от толпы в свой мерседес, незаметно стоявший на обочине. Благодаря многочисленным стратегическим выступлениям Пристли, направленным на продвижение дела, Энди заметила, что Миранда с самого начала процесса все больше пыталась вернуться к некоему подобию нормальной жизни. Или к той нормальности, которую теперь мог позволить себе самый дорогой и востребованный художник в мире. В машине она прижалась к Энди, уткнулась носом в ее щеку и положила голову девушке на плечо. - Я так рада, что все закончилось, Андреа. - Ты волновалась? - Ни в коем случае. Я была абсолютно уверена, что все закончится именно так. - Миранда поерзала на плече Энди, придвигаясь ближе и устраиваясь поудобнее. Энди до сих пор удивляло, насколько тактильной и ласковой была Миранда. Возможно, годы одиночества оставили свой след, и теперь она жаждала человеческого общения. Однако Энди подозревала, что дело не в этом, поскольку она по-прежнему оставалась такой же сдержанной, как и раньше, почти со всеми остальными. Миранда и Гунилла одаривали друг дружку воздушными поцелуями, когда встречались, и она иногда обнимала Эмили, что сразу же заставляло их обеих чувствовать себя неловко, но это было пределом ее физических контактов. С Энди, однако, не было вообще никаких барьеров, никаких ограничений. Они обнимались, спали вместе и занимались любовью так часто и так много раз, что сердце Энди бешено колотилось при одной мысли о том, как творчески они использовали практически все горизонтальные и большинство вертикальных поверхностей в доме. Прежде чем она снова не испортила свои трусики, Энди решила, что пришло время сменить тему не в ту степь ускакавших мыслей. - Абсолютно уверена? Ты чуть не сломала мне пальцы в зале суда перед вынесением приговора, Миранда. Ты нервничала. Это нормально, признай это, ты же знаешь. Я же видела. - Вот и ничего подобного. Ты, должно быть, смотрела на Гуниллу. Она то действительно нервничала.- Миранда усмехнулась, а затем хитро улыбнулась, пытаясь отвлечь внимание Энди, засунув ее руку под свою блузку. - Ха, ничего не признавать, обвинять других, отвлекать внимание. Ты можешь быть шпионом, Миранда. - Как назывался бы такой фильм? "Шпион, который меня трахнул"? - Смех Миранды был неотразим, и Энди не могла поверить, что она так переиначила название фильма, чтобы дразнить ее. То, что она вообще знала о Майке Майерсе, было уже слишком. Значит, она должна была поцеловать ее прямо здесь и сейчас, потому что сколько раз эта женщина удивляла ее, удивляла и покоряла все больше? Слишком много раз, чтобы сосчитать. Они продолжили целоваться, когда прошли через парадную дверь особняка и, позволив одежде упасть на ступеньки, поднялись в спальню на втором этаже. А потом сердце Энди просто остановилось. Там, на стене напротив их кровати, между двумя окнами от пола до потолка, в изящной и простой деревянной раме висела шестифутовая картина, которую Андреа думала, что никогда больше не увидит. Ее глаза наполнились слезами, и она была в полной растерянности, когда повернулась к Миранде, которая стояла рядом с ней, со свисающей на одном плече блузкой, и разорванной где-то еще на лестнице юбкой. Затем она смогла только и выдохнуть: - Ты купила её. О, такая знакомая и такая любимая кривая улыбка медленно возникла на лице Миранды, когда левый уголок этого восхитительного и соблазнительного рта как обычно флиртовал с Энди, прежде чем к нему добавился правый. - Я поняла, что люблю тебя именно в этот момент, Андреа. Я никому не позволю владеть этой картиной. Никому. Никогда. Только тебе. У Энди перехватило дыхание, слезы, которые она пыталась сдержать, хлынули через край. Миранда протянула руку и осторожно вытерла их. - Я помню, как рисовала тебя, и у меня наступило это абсолютно ужасающее прозрение влюбленности в тебя, и как тонко все было между нами, как ужасно хрупко. Вот ты сидишь на моем полу, грациозно позируешь, такая храбрая, такая совершенно бесстрашная.… Ты дала мне так много надежды, так много мужества, чтобы принять эту хрупкую вещь в моем сердце и позволить ей расти. - Боже, я думала, что потеряла тебя в тот вечер. А потом, на открытии галереи, я подумала, что никогда больше не увижу эту картину.- Она вздохнула и посмотрела на портрет перед собой, чувствуя, как Миранда обнимает ее сзади, поддерживая, мягко покачиваясь с ноги на ногу, под какую-то мелодию, которую Энди не могла расслышать. Она повернулась в объятиях и поцеловала единственную женщину, которая владела ее сердцем. Снаружи мартовский ветер играл со все еще голыми деревьями на заднем дворе, принося дождь и тепло ранней весны после долгой зимы. Стоя у открытого окна и обнимая Миранду, Энди радовалась ветру, который трепал ее волосы. В прошлом году, выйдя на улицу, он придал ей надежду на новые возможности. Среди них были возможности, за которые она была особенно благодарна, особенно когда Миранда пригладила её волосы, которые озорной ветер перемен взъерошил и потянула ее в постель. Да, Энди была очень-очень благодарна за все эти возможности. Мартовский ветер перемен не подвел ее.