The Delicate Things We Make/Деликатные вещи, которые мы делаем

У жизни была забавная манера делать полный круг. Пока горячий карамельный макиато обжигал ей рот, Энди проклинала себя за то, что философствует и отвлекается, а потому неточно дает указания баристе в кофейне на углу 73-й улицы. И вот теперь ее рот горел огнем, и она обладала двумя чашками кофе горячее, чем центр Солнца. То, что Миранда пила обжигающий, было само собой разумеющимся, но она то нет. И все же, когда она опустилась на стул и поставила чашки с кофе на столик, Энди попыталась отпустить своё раздражение. Даже обожженный рот не беспокоил ее сильно. Осенний ветерок трепал ей волосы, ароматы кофейни заглушали обычно не очень приятный аромат утреннего Нью-Йорка, и, грея руки на горячей кружке, Энди вспоминала о том, что она чувствовала месяцы назад, в начале марта, когда отчаянно пыталась выбраться из бездны отчаяния. Она чувствовала все возможности. Тот ранний мартовский ветер перемен не разочаровал ее. Он действительно принес ей возможности. Она столько пережила, столько достигла, столько еще нужно было сделать и доказать, но это была счастливая работа. Это было продуктивно и приносило удовлетворение, и это заставляло ее чувствовать себя частью чего-то большого, частью чего-то важного. Когда она сидела, сжимая горячую чашку, ее холодные руки впитывали тепло, пока она грелась на нежном утреннем солнце, она не могла не чувствовать себя благодарной. Она вытянула руки и шею, чтобы ее бледная кожа быстрее согрелась в нежной ласке осенних лучей. Всё это того стоило. В кармане кожаной куртки зазвонил телефон, и она улыбнулась, даже не взглянув на экран. Этот рингтон стоял только для этого одного человека. Миранда не писала ей уже несколько месяцев. Черт возьми, Миранда никогда ей даже не звонила, но у Энди, всегда оптимистки, была специальная мелодия для неё и только для неё. Вытаскивая телефон из кармана, она наслаждалась моментом, неизвестностью, чувством, предвкушением послания от того, кто держал ее сердце. Солнце светило ей в лицо, но глаза оставались закрытыми, и она наслаждалась ощущением. - С тех пор как я подстригла тебя, и ты замурлыкала под моими руками, я всегда ассоциирую тебя с кошкой. Сейчас ты определенно похожа на уличную кошку, сидящую на тротуаре, потягивающуюся на солнышке, в этом ужасном чудовище из искусственной кожи. - Слова и подача были суровыми, но голос, о, голос… Глубокий, чуть хриплый, ее… - Разве ты не собираешься читать сообщение, Андреа? Или мне придется самой сказать тебе, что ты выглядишь очаровательно, сидя здесь, как котенок в солнечном пятне.- Боже, этот голос делал удивительные вещи с ее внутренностями. И то, как Миранда всегда говорила "Андреа", каким-то образом заставляя это звучать как чистый секс. К черту предвкушение, Энди открыла глаза и увидела её. Кому нужно солнце? Кому вообще что-то нужно, когда Миранда была просто всем. В легком тренче, серых замшевых ботинках, с волосами длиннее, чем Энди когда-либо видела, Миранда стояла не более чем в двух футах от неё, ее глаза сверкали весельем. Рядом с ней Патриция умудрилась придать себе величественный вид, на какой только способен подпрыгивающий от возбуждения шестидесятикилограммовой сенбернар. Собаке явно хотелось одним гигантским прыжком преодолеть разделяющее их расстояние и выказать Энди всю преданность, которой она не сумела одаривать ее последние месяцы, но, будучи хорошо воспитанной взрослой девочкой, она просто заскулила и ожидающе посмотрела на Миранду, которая больше не могла скрывать своего удивленного выражения. - Да, можно, Патриция. Иди обними своего любимого человека. Энди с Патрицией принялись обниматься, наслаждаясь совершенно блаженными моментами, с почесом ушей и облизыванием лица и рук, прежде чем Энди, наконец, удалось убедить Патрицию притормозить обожание. Когда счастливая псинка растянулась у ее ног с довольной собачьей мордой, Энди подняла глаза на своего любимого человека. На смену веселью на её лице пришло выражение такой привязанности, что у Энди перехватило дыхание. Ее руки зачесались прикоснуться к этому улыбающемуся рту, погладить его левый уголок, поцеловать эти губы… - Андреа, в тебе есть много чего ценного. Одна из таких вещей, в частности, заключается в том, что твои мысли весьма четко написаны на лице. - Миранда подозрительно оглядела непритязательный стул рядом с Энди, явно пытаясь определить, испортит ли он ее безукоризненный наряд и стоит ли вообще на него садиться. Энди осторожно пододвинула к ней вторую кружку, молча надеясь, что кофе все еще горячий и немного расслабилась, когда Миранда сделала несколько глотков. - Ну, поскольку ты явно уже знаешь все мои мысли, Миранда… - Да, дорогая, но сейчас только восемь утра. - Дальше ты скажешь, что люди не делают этого средь бела дня! Миранда ахнула, а Энди ухмыльнулась. Этот раунд явно принадлежал ей. Щеки Миранды слегка покраснели от ее провокационного комментария, и Энди не смогла удержаться, чтобы не подразнить женщину еще больше. - Твои мысли также очевидны, Миранда. Они смотрели друг на друга, чувствуя как искры между ними становятся осязаемыми, все эти месяцы тоски друг по другу явно поднимали головы. - Я говорю, что нам нужно сменить тему, Андреа, пока нас не арестовали за непристойное поведение. - А что, и правда, арестовывают людей за что-то подобное? Кроме того, ты же теперь новая королева Нью-Йорка. Нет абсолютно никакой возможности, что они арестуют Пристли, непристойное поведение или нет. На самом деле, некоторые непристойности могут даже расширить твое разоблачение перед публикой.- Энди подмигнула, а Миранда только закатила глаза, фыркая от фальшивого отвращения. Пальцы, которые она продолжала водить по ладони Энди, рассказывали совсем другую историю, нежели ее притворное безразличие. - А, я так понимаю, ты видела приложение к "Таймс-арт". Трудно было не заметить его, когда дайджест был на каждом углу в это прекрасное субботнее утро. На следующий день после первой в истории выставки работ Пристли все средства массовой информации объявили Миранду королевой мира искусства, что и было ее законным местом. Энди в роли рыцаря в сияющих доспехах обдумывала, не написать ли ей категорическое опровержение, заявив, что они не могут короновать того, кто носит эту корону вот уже семнадцать лет, но сейчас она сидела на солнышке, духи Миранды нежно обволакивали ее разум, а рука Миранды переместилась с ладони и медленно поднималась всё выше по её бедру, и жизнь была слишком прекрасна, чтобы думать о нелепых газетных писаках. В любом случае, показ прошел с всеобщим успехом. Все экспонаты были проданы на аукционе галереи, а вырученные средства поступили в несколько приютов для жертв домашнего насилия и организаций, оказывающих услуги жертвам сексуального насилия. Голова Энди все еще кружилась от сумм, за которые были проданы картины. Сюрреалистично было смотреть на себя на холсте, но знать, что теперь ее лицо или спина, о какой бы картине ни шла речь, будут висеть в частных коллекциях богатых людей, это совсем другое дело. И все же, когда дело дошло до одной определенной картины, Энди почувствовала легкий укол сожаления в груди. - Я все еще не могу поверить, что та картина продана за такие большие деньги. И это было совсем другое дело. Торги за шестифутовую центральную часть выставки "Андреа" были просто бешеными. Даже Гунилла сделала пару предложений, разочарованно цокнув, когда картина ушла за семь миллионов долларов анонимному покупателю. Похожая на мышку женщина, явно посредник, была безжалостна в своих жестах, когда перебивала цену каждого потенциального покупателя. Найджел, стоявший рядом с Энди, когда аукцион разгорелся, присвистнул, наблюдая как женщина одним прыжком поднялась с пяти миллионов до семи, обескуражив всех остальных претендентов. Даже Эмили была впечатлена. Других предложений не последовало, и картина должна была быть доставлена новому владельцу после месячного показа в галерее Гуниллы. Энди не знала, что раздражало ее больше: то, что она понятия не имела, кому принадлежит её теперь самое любимое произведение Пристли, или то, что она, очевидно, никогда больше не увидит его после того, как закончится срок пребывания полотна в галерее. Она надула губы. - Я вижу, ты все еще дуешься, дорогая. Ты действительно хотела, чтобы Гунилла купила твой портрет? - Веселая улыбка снова появилась на лице Миранды. - О, пожалуйста, я вовсе не хотела, чтобы Гунилла купила его. Я уже чувствую себя неуютно, живя в ее подвале, но чтобы она еще и получила шестифутовую обнаженную версию меня? Нет, спасибо, - Энди снова надула губы. Миранда убрала руку с бедра Энди и большим пальцем нежно погладила ее нижнюю губу, лаская надутые губы, оставляя обжигающий след желания. - Ты так очаровательна, когда дуешься, дорогая. Это была такая нежная фраза, полная тепла и близости, что сердце Энди захотело просто выпрыгнуть из груди и упасть к ногам этой женщины, которая тем временем просто вернулась к своему уже остывшему кофе, и поморщилась глядя на кружку, как будто она только что не заставила Энди влюбиться в нее еще сильнее. Репортер иногда задавалась вопросом, в какой момент она перестанет западать на эту женщину все больше и больше? Когда окажется на дне любовной ямы? Или куда там люди падали, когда влюблялись. Потому что с каждым днем, даже в тот день, когда они расстались, Энди находила все больше и больше причин любить Миранду. Объект ее мыслей слегка поджала губы, увидев выражение лица Энди, на этот раз явно неверно истолковав его. - Ну, если ты чувствуешь себя неуютно, живя с Гуниллой, даже после того, что мы обсуждали вчера вечером, всегда есть подвал у Эмили. Ее дом находится всего в квартале от моего.- А вот теперь в глазах Миранды плясали маленькие чертики, веселые и озорные. - О боже! Наверное, я это заслужила. - Энди встала и протянула Миранде руку. - Хватит болтать о Гунилле или о той рыжей горгулье, которую ты называешь своей помощницей. Сегодня прекрасный день, эта мохнатая детка с нами, что еще можно сделать? Как насчет прогуляться? Парк находится всего в паре кварталов отсюда, и если мы не двинемся с места, мой разум отправится во все те места, от которых он пытался держаться подальше все утро. - О, и что же это за места? - Невинный тон вопроса Миранды противоречил страстному пожатию ее пальцев. - Ну, во-первых, твой рот и все те дела, что он проделал со мной на полу твоей студии. Во-вторых, твои груди и соски, и то, как они сжимались под моими зубами, такие нуждающиеся, умоляющие, чтобы их лизали, кусали и целовали. Далее, то место на внутренней стороне бедер, где я оставила прекрасные отметины, когда я тогда тебя на стойке бара… - К черту парк, Андреа! - Вторая рука Миранды скользнула под кожаную куртку Энди и под водолазку прямиком к обнаженной коже, и внезапно она почувствовала, что тоже не может ждать. Да, они сегодня не доберутся до парка. Энди понадеялась, что Патриция успела сделать свои собачьи дела по дороге в кафе.

***

Они не только не добрались до парка, в первый раз они даже не добрались до спальни. На самом деле, они не прошли дальше входной двери. Как только они переступили порог, Энди захлопнула дверь и сильно толкнула на неё Миранду. В глубине души она понимала, что ведет себя грубо, но судя по звукам, уже доносившимся от Миранды, чья голова была откинута назад к двери, а руки жадно хватались за любую часть Энди, которую она могла ухватить, возможно, она не так уж сильно возражала против грубости. По правде говоря, Энди не смогла бы остановиться даже если бы особняк загорелся. Прошло уже несколько месяцев. Месяцы одиночества, вины, слез, боли и страха, и это воссоединение, это примирение, это сближение были затронуты всеми эмоциями, которые они обе пережили за это время. И поэтому она не была нежной или романтичной, медленной или легкой. Всё было грубо, быстро и дерзко. Пальцы Энди сорвали с Миранды кружевные трусики и проникли в нее через несколько секунд после того, как хлопнула дверь. Это было не трудно, тем более она быстро нашла такое маленькое местечко внутри Миранды и безжалостно работала с ним, пока женщина не закричала, ударившись головой один, два, три раза о дверь. Это было слишком быстро, и Энди не смягчилась ни на мгновение после первого оргазма Миранды, входя в нее снова и снова, обводя ее клитор большим пальцем и заставляя ее кричать от наслаждения, кончая повторно на все еще толкающихся пальцах Энди. Они не добрались до спальни и во второй раз, когда Миранда практически прижала Энди к ступенькам лестницы и освободила ее от облегающих джинсов, наверняка оторвав при этом петли ремня и проклиная плотную ткань и тесноту одежды. Энди бросило в жар при одной мысли об этом рте, изрыгающим проклятья. А потом этот рот опустился и сделал с ней всякие невыразимые словами вещи, посасывая и кусая, облизывая и лаская, унося на границы сознания, принося удовольствие и облегчение волнами, которые просто не хотели останавливаться, потому что каждое новое движение языка и губ вызывало у Энди сладкие спазмы снова и снова, пока ее зрение не дрогнуло и искры не полетели в разные стороны за веками ее полузакрытых глаз. Они практически так и не добрались до спальни в третий раз, потому что Миранда захотела, чтобы Энди взяла ее на коленях прямо на полу, и что Энди оставалось делать, кроме как подчиниться и трахнуть ее на пороге спальни, направление в которую Миранда неопределенно указала, не отрываясь от губ Энди, целуя девушку так, словно от этого поцелуя зависела ее жизнь. Возможно, так оно и было, потому что, несмотря на то, что Миранда уже испытала по меньшей мере два оргазма, сама подарив несколько Энди, она стонала, кричала и требовала все больше и больше, сейчас, прямо здесь и сейчас, и в конце концов Энди оказалась на самой большой кровати, которую она когда-либо видела в своей жизни. Репортер не была уверена, как вообще можно назвать этакий плацдарм кроватью, но она была готова сделать все возможное с Мирандой на каждом ее дюйме. Несколько часов спустя Энди подняла голову с измятой подушки, стараясь не потревожить Миранду, которая дремала у нее на груди, и бросила взгляд на раскинувшуюся вокруг них катастрофу. Величественная дубовая кровать была в беспорядке, простыни порваны и смяты, подушки повсюду, и никаких следов роскошного одеяла цвета слоновой кости. Где-то в районе лодыжек Энди почувствовала характерное влажное пятно. Черт бы ее побрал, если она не гордилась собой за это. Видение Миранды, кончающей так сильно, что она удивила себя и Энди небольшим потоком, и ее последующее покраснение, и попытки спрятать лицо в шее Энди, были просто фантазией из снов. Когда Энди обнимала ее после этого, лаская плечи, которые все еще дрожали после оргазма, она чувствовала себя переполняемой любовью и нежностью. Она была так ошеломлена, что больше не могла сдерживаться. Слова просто настигли ее, выскользнув из ее рта в горячий, дурманящий воздух, окружающий их. - Я люблю тебя, Миранда. Тонкие, хрупкие лопатки под ее руками замерли, растрепанная голова поднялась с груди, голубые глаза потемнели и серьезно посмотрели на нее. - Правда? Голос звучал хрипло и дрожал, но упрямый подбородок Миранды и напряженная осанка ее плеч говорили о подавленном беспокойстве. - Ага. Правда. - Энди снова взглянула в любимые, страстные голубые глаза с непоколебимой преданностью, желая, чтобы Миранда поверила ей, не боялась ее. Миранда судорожно вздохнула, кивнула и снова положила голову на грудь Энди. - Хорошо, - пробормотала она едва слышно, прежде чем ее прерывистое дыхание выровнялось, а плечи расслабились под ласкающими пальцами Энди. И вот теперь Энди лежала в беспорядке, который они устроили на кровати, медленно лаская спящую фигуру, распростертую на ее груди. Разве не удивительно, что хрупкая Миранда Пристли растянулась во сне, прижалась к ней и обнимала её? Это была, пожалуй, самая милая вещь на свете. Ну, может быть, привлекательность этого момента могла соперничать только с тем, что неприступная Миранда Пристли бормотала во сне и прижималась к девушке, как котенок? Энди выдохнула и почувствовала, что все глубже погружается в любовь и блаженство. И вот она лежала, прижимая Миранду к груди, прислушиваясь к тишине дома, тишине, воцарившейся вокруг них после нескольких часов звуков страсти, звеневших в этих стенах. Время от времени она слышала, как Патриция тяжело топает из одной комнаты в другую внизу или как по улице проезжает машина. Мир и спокойствие окружающего мира почти убаюкивали Энди, но она мужественно держалась, потому что этот момент был слишком драгоценен, чтобы проспать его или потратить впустую. Его нужно было смаковать. Она держала любовь всей своей жизни в своих объятиях после марафона потрясающего секса. И если этого было недостаточно, чтобы переполнить ее чашу, ее профессиональная жизнь постепенно входила в ритм успеха, карьера журналиста и репутация набирали обороты. Но это эти вещи в данный момент беспокоили её меньше всего остального. Миранда вздохнула и задрожала в ее руках, прежде чем еще теснее прижаться к девушке. Сердце Энди остановилось, затрепетало и снова забилось. Да, она определенно погибла, если Миранда могла заставить ее сердце биться быстрее, просто прижимаясь к ней во сне. Энди расслабила руку и позволила ладони, ласкающей спину и плечи Миранды, упасть на кровать, только чтобы услышать неразборчивый ворчливый звук откуда-то из области ее грудей. Она улыбнулась, Миранда проснулась, и ей предстояло испытать то, что она еще не испытывала раньше: лицезреть только что проснувшуюся Миранду, ворчливую, взъерошенную и явно расстроенную тем, что Энди прекратила свои прежние ласки. - Я не сказала, что достаточно. Это было приятно, продолжай. - А что мы говорим, когда чего-то хотим? Мы говорим "пожалуйста", Миранда. Конечно, ты знаешь, как быть вежливой. На самом деле, я точно знаю, что ты очень хорошо знаешь, как быть вежливой, потому что еще два часа назад все, что я могла слышать было: «Пожалуйста, пожалуйста, о Андреа, пожалуйста, больше, сильнее». Разве я не права? Миранда запустила подушкой в лицо Энди, но позволила втянуть себя обратно в теплые и крепкие объятия. - Ты совершенно невыносима! Ты тоже много кричала, но разве я тебе об этом напоминаю? Нет, я предпочитаю быть сдержанной и соблюдать приличия… О, перестань, Андреа!- Энди предпочла не придерживаться последней просьбы и не прекратила наносить дразнящие маленькие укусы в бок Миранды. Розовые отметины портили безупречную шелковистую кожу, и Энди ощутила прилив собственничества, прилив силы и гордости, а также ошеломляющее чувство покоя. Нет, они не говорили ни о каких обязательствах, ни о каких притязаниях друг на друга, но это была её женщина, и её отметины на коже кричали об этом. Миранда, возможно, почувствовав перемену в настроении Энди, умело читая девушку как открытую книгу, подняла руку к её лицу мягко притянула к себе, пока их губы не оказались на расстоянии вдоха. Голубые глаза пристально смотрели в карие, и рука на щеке Энди слегка задрожала, прежде чем Миранда успела это скрыть. - Я твоя. А ты можешь быть моей? Энди могла бы пошутить, рассмеяться или сказать что-нибудь легкомысленное, даже если бы это было правдой, например: "Я была твоей с тех пор, как увидела тебя". Тем не менее, это была Миранда, делающая то, что она думала, уже никогда не сделает снова после того, как Гунилла не сумела полностью отдаться их отношениям. Эта Миранда выбрала и просила, чтобы и её выбрали. От силы этой женщины у Энди перехватило дыхание. - Я твоя. Пространство между их губами испарилось.