Ace

В половину шестого холодно, одиноко, квартира насквозь провоняла сгоревшими грибами (запах стойкий, открытые форточки нифига не помогают), сквозняк то и дело постоянно качает гребаную картонную дверь в спальню. Сонхва хотел приготовить ризотто, ведь придет Хонджун — они только-только тогда познакомились, играли в «правильность» — но грибы сгорели, желание играть растворилось вслед вместе с хорошим ужином. Хонджун все же приходит. Опаздывает, как мразь последняя, но приходит. А после — то ли случайно, то ли специально (это потом выяснилось, что Хонджун любит ломать людей), Хонджун оставляет на прикроватной тумбе неоткрытую пачку сигарет. Винстон. Синий. Вонючий, жуть просто. Запах Хонджуна — это терпкий горький от сигарет и пахучий клишированный гуччи блум, будто говорящий: «Я не так прост». Хонджун и не прост, по факту — совсем-совсем не простой человек. Пачка сигарет лежит на тумбочке два дня, Сонхва открывает ее на третий. Просто потому — а как это, чтобы покурить? (А как это, чтобы быть Хонджуном?) Первая сигарета оказывается поэтично скуренной на балконе холодным октябрем, дрожащими ледяными пальцами зажатый по мятому фильтру только начинающийся фитиль самоуничтожения возвращает шекспировскую драму «Ромео и Джульетты». В несуразном страхе упасть с восьмого этажа вслед разлетающемуся пеплу Сонхва предпочитает не смотреть вниз. Наверное, тогда притворяться, что не понимает — хотя чего там понимать вообще на самом-то деле, что упасть вниз — куда лучше, чем быть дальше. Фитиль подожжен, но не дешевыми отсыревшими спичками с кухни, а услужливым Хонджуном — Сонхва даже не подозревал. Сонхва тогда еще наивно полагал, что у него в жизни все хорошо. Когда-то Чонхо, важный и напыщенный, немного готовенький с двух банок согретого в ладошках пива, громко заявляет, что все проблемы в жизни начинаются с чувств, особенно — с любви. Сонхва артистично фыркает ему в ответ. Чонхо не слушает, конечно, Чонхо пьяный и глупый, маленький совсем, и не перед кем не признается, что его сердце растоптали в коптящийся на остывающих углях пепел. Сонхва пьет свой коктейль, этот клишированный «космополитен», качает головой. Говорит, нет, мелкий, так не работает. Любовь — это яркие краски, счастье, обратная монета в худших случаях, остальное — прямо сказка-сказкой. Никаких больше проблем — Сонхва тогда еще так был уверен в своих словах. Чонхо звонко рассмеялся, икнул, но не согласился. Просто… все так думают, до того самого. Потом появляется Хонджун. Со своими вонючими сигаретами и гуччи блум. С Чонхо к тому времени Сонхва больше не общается — конечно, не из-за Хонджуна, Хонджуну на жизнь Сонхва вот как уже два года насрать. Скажи Сонхва что-нибудь такое вслух, Хонджун и сам бы рассмеялся, а потом растер пальцами эти карикатурно выступившие от хохота слезы. Сонхва тоже плакать хочется — от смеха Хонджуна внутри все замирает и щемит, до боли, до любви гребаной. Которая «краски, сказка-сказкой», своими же словами, а вот оно как получилось. Сонхва бы ни за что не признал, что пьяный мелкий Чонхо, возможно, был как никогда прав. И в очередной раз, когда Хонджун кидает свое бесцветное «дверь закроешь» напоследок, хлопая входной, Сонхва ползет на балкон, стискивая мятую сигарету (тот же винстон синий, но пачка теперь его собственная) между своими костлявыми пальцами. Поджигает синюшной зажигалкой. Все его паскудное существование замерло камертоном от удара, висит на волоске фразы, которую так хочется озвучить, когда Хонджун придет в следующий раз. «Никогда больше, слышишь, никогда не открывай эту дверь и не появляйся в моей жизни», — Сонхва повторяет эти слова себе как мантру перед отражением в заляпанном зеркале каждое утро, может сейчас, уныло зажимая окурок между зубов, но сказать в лицо Хонджуну, разрушившему его хрупкий мирок своим появлением, не хватает сил. Но самое смешное даже не в этом. Нет. Конечно, нет. Не в том, что Сонхва — слабак, дурак-дураком, держащийся намертво (любовью своей никому не нужной) за слишком сложного Хонджуна. Самое смешное (дерьмовое, ведь всегда, каждую гребаную секунду, так сильно безответно хочется верить) в том, что озвучь Сонхва это вслух, Хонджун хлопнет дверью, скажет свое «закроешь» и никогда, никогда больше не вернется.