Я пришел с гор. Я хочу забрать твою жизнь.
Нин Цюэ великолепный мерзавец. Он остер на язык, не разменивается на любезности, не позволяет притеснять собственные интересы. Нин Цюэ не отступается от своего плана, от цели отомстить, от любви к отрубанию голов. Нин Цюэ очарователен и знает это, но никогда не отвечает на любовные письма, пропитанные цветочным запахом и хранящие трепет нежных пальчиков, аккуратно выводящих черту за чертой. Нин Цюэ не способен стать аскетом, и ему говорили об этом уже не раз, но продолжает умолять на коленях, наступая на горло собственной гордости, каждого совершенствующегося принять его к себе в ученики. Нин Цюэ живет в городе Вэй, полном смеха, песен и громких голосов, часто выпивает с товарищами, но не дает окружающему его безумию спутать мысли и заслонить собой истинную цель. Нин Цюэ невежлив и прямолинеен, не думает о любви. — Потри мне спину. — Да, молодой господин. Сан Сан докучала. Она говорила всякие бредни, носилась со своим супом, как ошалевшая, слишком опекала, хотя сама была еще маленькой и несмышленой. Маленькая плачущая девочка, брошенная среди трупов, уже превратилась в девушку, но все так же воспринималась ребенком, за которым нужен глаз да глаз. Нин Цюэ осознавал свою роль няньки, но это совсем не было частью его масштабных планов. Он никогда не спрашивал, чего хочет Сан Сан. Называл ее служанкой, учил готовить, приносить выпивку, тереть спину и заплетать ему волосы. Тащил за собой в полную опасностей столицу, видя ее тоску по дому, оставлял совсем одну в едва открывшемся магазинчике, на который в любой момент могла произойти облава, уходил за вторым братом, подвергаясь смертельной опасности, рискуя оставить ее совсем одну. И ни разу не задумывался об этом. — Молодой господин, вы назвали меня некрасивой? — Если ты будешь мазаться этим кремом каждый день, может и станешь немного симпатичнее. — Тогда я начну прямо сегодня! Глупая. Даже сейчас она выглядела как коала. Маленькая, смуглая, круглолицая, с огромными глазами, которые никогда не выражали особого ума, но жутко опухали во время рыданий. Даже плакала Сан Сан не по-девчачьи. У изящных столичных девушек одинокая слеза скатывалась по набеленной щеке из печально прикрывшихся глаз. Она же ревела как пацан из подворотни, оставляя сопливые следы на одежде, покрываясь красными пятнами и хлюпая носом. Не было в ней ни капли изящности. Она смеялась звонко, пила вино, как настоящий разбойник, вытирала рот грубым рукавом, не носила заколок, собирая волосы в топорщащийся на затылке хвост. В ее руках не было ни капли нежности. Сан Сан стирала всю его одежду мощными точеными движениями, туго заплетала ему косу перед академией, носила горячие супы без перчаток, безжалостно сильно терла спину. Ее маленькие ладошки были грубыми и мозолистыми. Фигура совсем мальчишеская, ножки тонкие, как спички, но способные унести огромную ношу, бегать без устали по двору, прыгать достаточно высоко. — Нин Цюэ, ты только взгляни на этих девушек. Ты, поди, никогда не был в подобных заведениях? Да, братец, это тебе не деревенские простушки. В «Красных рукавах» царила удивительная атмосфера. Встреча с одногруппниками проходила… головокружительно. Девушки одаривали его вниманием и лаской, осыпали лепестками, играли, пели, танцевали так легко и завораживающе, вертелись вокруг него, хватали тонкими мягкими пальчиками за руки, плечи, волосы, заливисто смеясь, изгибаясь, привлекая. Красные и розовые ткани рябили в глазах, танцовщицы цепляли взгляд неземной красотой. И Нин Цюэ наслаждался, широко улыбаясь, танцуя с ними, позволяя нацепить на себя чудесный аккуратный венок, отпуская себя и свою великую цель на один вечер за всю его жизнь. Эти девушки совсем не похожи на Сан Сан. На Сан Сан, которая несколько часов сидела, подогревая суп, борясь со сном, в ожидании возвращения господина. Глаза предательски слипались, а вода уже грозилась выкипеть. Сама девочка еще не ела, только следила за кипящим бульоном, ходила из стороны в сторону, широко раздвигала веки пальцами, не позволяя им сомкнуться, хлестала себя по щекам, чтобы не заснуть. Ее господин развлекался, он заслужил это. А она должна была дождаться его, накормить, потереть спину и уложить спать. Нин Цюэ завалился спать прямо в борделе, на кровать его пришлось нести, сам он идти уже был не в состоянии. Сон был неспокойным, что-то постоянно тревожило, назойливо вертелось в голове. Он лишь отмахивался, пока, слегка протрезвев, не вспомнил. Сан Сан. Подскочив на ноги, он подошел к столу с пергаментом и кистью. Быстро, но красиво, своим каллиграфическим почерком, не испортившимся от выпитого, начеркал: «Твой господин напился и переночует здесь. Не жди меня. Ты же не забыла поесть суп?». — Нин Цюэ, госпожа ждет вас внизу. Листок так и остался лежать на столе, забытый всеми, а домой все же пришлось вернуться. — Молодой господин, давайте я потру вам спину. — Не надо, Сан Сан, иди спать. Глаза девочки наполнились слезами. Комом в горле застряло: «неужели господин разлюбил меня?». Тихо всхлипнув, она ушла к своей кровати. Всхлип был не таким уж и тихим, как подумал тогда Нин Цюэ. Да, Сан Сан совсем не была похожа на тех девушек из борделя. У тех каждый день были десятки мужчин, всю жизнь Сан Сан она ухаживала лишь за одним. Они танцевали и пели, привлекая внимание и даруя наслаждение. Сан Сан не умела красиво двигаться, но ее сильные руки сделали столько хорошего для Нин Цюэ, что ни одна белоручка из борделя не смогла бы даже осознать. Сан Сан не играла на цине, но пела нежно и тихо перед сном, укладывая его пьяного в кровтаь. Сан Сан не танцевала, но ее отточенные годами движения, когда она готовила его любимые баоцзы, определенно были неведомым искусством. Нин Цюэ мельком взглянул на выкипевший, но теплый суп и на девочку, покорно ждавшую его около уже расстеленной кровати. Упав на нее, он посмотрел на лицо Сан Сан. Круглое, с большими преданными глазами, блестящими в темноте, тонкие, такие хрупкие ручки, в которых крылось столько силы, мальчишескую фигуру, которая оказалась юношески нежной. — Глупости думаешь, Сан Сан, — еле ворочая язык сквозь сон. — О чем вы, господин? — голос девочки дрожал, сдерживая всхлипы. — Молодой господин любит тебя. Рука Нин Цюэ нежно прошлась по ее щеке, большим пальцем вырисовывая узоры. Они столько пережили вместе, что никакая столичная фея не могла вообразить ту преданность, которая бутоном пиона расцветала в его груди. Нин Цюэ не разменивается на любезности, не отвечает на любовные письма и заигрывания девушек из академии, не думает о любви, помня лишь о своей настоящей цели — мести. Но, пожалуй, для любви к одному единственному человеку место в его жизни было всегда. Палец обожгли горячие слезы, скатывающиеся по щеке, доверчиво прижимающейся к ладони. — Ну чего ты разрыдалась ночью, глупая? Ложись спать, — осторожный поцелуй в лоб, потом в нос, толчок в плечо и приглушенный смех. — Доброй ночи, молодой господин. — Спасибо тебе, Сан Сан. — Молодой господин опять шутит? И Нин Цюэ рассмеялся. Так, что несмотря на противоречие, было понятно — не шутит.***
— Ты только посмотри, в слово «суп» вложено столько духовной энергии, а почерк так красив. Даже сквозь бумагу чувствуется, что эти двое любят друг друга, — мудро изрек аскет, рассматривая неизвестный листок, найденный в борделе. — Ну что вы, господин, — рассмеялась девушка, прикрыв улыбку розовой вуалью. — Сан Сан всего лишь служанка Нин Цюэ.