Чудила

Переспать с парнем своей сестры по пьяни — самое противное, что Чимин практиковал. Секс был хорош, в этом он не поспорит (да и не хочет), но чувство вины перед Сои настолько велико, что душит невидимыми руками. И, возможно, добьет Пака до конца, потому что с этим осознанием довольно трудно смириться. На самом деле он и не отрицает, что Юнги был хорош, но он искренне убеждал себя в том, что всему вина градус в мозгах, а не его настоящее желание покорно отдаться Юнги. Чимин себе врет, и не хочет даже об этом думать. Ни разу. Ему жалко лишь одно: что он помнит буквально каждое горячее прикосновение к своей коже; они, прикосновения эти, жгут до сих пор, будто оставили свой след на теле; будто не собираются покидать. Хотя, нет, он жалеет еще кое о чем: что позволил себе присесть на член парня своей сестры. Чимин искренне надеется, что это не будет никак афишироваться, что тайна умрет вместе с ними. Но зная Мина — в это затруднительно верить, а Чимин — не дурак, хоть и есть немного. Боль не прекращает отдавать импульсом в виски, руки и ноги настолько тяжелы, будто налиты свинцом, и все желание встать и начать новый день незамедлительно пропадает. Чимина, конечно, гложет вина — даже очень большая вина, но пока ему настолько плохо от похмелья, он постарается об этом не думать. А уж потом, когда окончательно придет в себя, обязательно себя возненавидит. Юнги лежит под боком; если Пак не знал, кого он из себя представляет, то обязательно бы умилился, потому что тот спит слишком сладко: ресницы дрожат, губы слегка приоткрыты и вбирают воздух, грудь тяжело вздымается. Зная Мина как все свои десять пальцев на руках — он не такой уж и милый, но во сне выглядит, несомненно, слишком беспомощно. «Как котенок» — просится мысль в голову, но Чимин ей отвечает отрицательным покачиванием головы. Ни за что он этого не признает. Он толкает Юнги в плечо, на что тот недовольно бурчит и даже не старается приоткрыть глаза. Еще раз толкает, и уже тогда парень удосуживается приоткрыть хотя бы один заспанный глаз. Юнги, конечно, тоже вчера был пьян не по совести, но помнит все досконально: секс произошел по его искреннему желанию, а не от градуса, ударившего в голову. Может, ему должно быть хоть немного (ради уважения) стыдно, но ему как бы нет. Хотя появление вины, конечно, не оспоришь — Юнги тоже чувствует себя не очень в этом плане. — Убирайся, — слышит Юнги в первую очередь сиплым голоском, и его это ни разу не радует. Это что, события из фильма, когда ребятки после клуба переспали и расходятся на следующее утро, убедив друг друга, что секс был довольно неплох? Его такое не устраивает, хотя он и понимает, почему Чимин не рад видеть его с утра пораньше. Юнги тоже не в лучшем расположении духа — из-за похмелья, но не из-за осознания, что трахнул парня, который его по началу бесил. А сейчас от ненависти буквально ничего не осталось: еще неделю назад распылилась, развеялась по ветру, как табачный дым. Пак, видимо, ни разу это ощущение не разделяет. — Ты слышал? Убирайся, — уже более громко говорит Чимин, нахмурившись. Юнги не то чтобы больно слышать подобное после шикарной ночи, которую они провели вместе, но немного да. Чимин выглядит так, что, несмотря на свое и без того плачевное состояние, сейчас расплачется. Юнги ни разу не больно, но сердце щемит чуть-чуть. Он оставит это чувство в тайне и собственном теле. — Знаешь, мне нихера не до шуток, — спокойно говорит Мин, протягивая руку к Чимину, чтобы успокаивающе погладить того по щеке или, может, хотя бы по волосам, но Пак дергается, как ошпаренный, и откидывает руку от себя подальше. — Прекрати выебываться, Чимин. Что было сделано — уже не изменить, — он продолжает говорить спокойно, но самому, если честно, хочется удариться виском об стенку. Чтобы Чимин выгнал его наутро — это последнее, чего он хотел. — Нам будет легче свыкнуться с этим, если ты расслабишься. — Расслабишься? — повторяет Пак, ошарашенно глядя на Мина. Он встает с кровати, едва удерживая равновесие оттого, что на данный момент сила притяжения странно на него работает. — Ты, блять, шутишь что ли? Я трахнулся с парнем своей сестры, — он неверяще мотает головой, хватаясь за лоб. Голова разболелась еще больше. Для выяснения отношений сейчас не самое удачное время, но нужно вылить злость хоть на кого-то — виновник вчерашнего расклада подходит на эту роль идеально, только вот Чимина сомнения берут: виноват ли только Юнги в том, что между ними произошло? Наверное, нет, но Паку об этом не особо думается прямо сейчас, когда тело так лихорадит. — Как я буду ей в глаза смотреть? А как говорить? Как, нахуй, я должен расслабиться, по-твоему? Мин невесело фыркает, стягивая себя с кровати на пол. Пол противно холодит кожу стоп, но сейчас не до этого. У Чимина, кажется, состояние слишком истеричное: он вот-вот заплачет, но держит себя из последних сил. Юнги его понимает, но даже и слова связать не может, а почему — не знает. Он не воспользовался состоянием Чимина, тот сам полез на него, но все равно чувствует себя виновным, в первую очередь, перед Паком, а уже потом перед своей девушкой. Им одинаково придется пережить этот инцидент, если его вообще так можно назвать, но Пак будет гнобить себя, кажется, до самого гроба за такой ужасный поступок. — Я не хочу тебя видеть. Юнги ужасно расстроен, но показывает одну лишь невозмутимость. Чимину он никогда не покажет, как сильно эта фраза его задела; как сильно встряла стрелой в сердце. Может, в следующий раз, а может и никогда. Точно не сейчас, пока он мысленно собирает осколки себя с пола. Мин надевает штаны, футболку и выходит в прихожую. Он не позволяет себе даже один раз глянуть на такого же разбитого Чимина, потому что от самого себя отвратительно. В голове — миллион мыслей: «может, я и вправду виноват? Может, вообще не стоило? А что, если бы…» и так на протяжении всех дел, что Мин успевает сделать: натянуть на ноги кроссовки, а на себя — тонкую кофту. Чимин молчаливо наблюдает, скрестив руки на груди. Упорно продолжает делать вид, что ненавидит Юнги, но на самом деле ненавидит себя. А затем уже и его. — Если захочешь поговорить об этом, — Мин не поднимает взгляд, шнуруя кроссовки. — Ты знаешь, как позвонить. — Не захочу. Уходи. Ладно, с Чимином довольно трудно — Юнги это понял с самого начала. И понимал, на какой риск они шли этой ночью, но почему-то не в силах был остановить все, что начиналось; Пак был горячим, убедительным, настойчивым, а от этого сложно было отказаться, пока тот был в настроении и легком опьянении. Да, может неправильно. Мин и сам так считает, но что он мог поделать? Сказать «Чимин, иди-ка ты нахуй и, пожалуй, не на мой»? Было бы смешно и самонадеянно, учитывая, что Чимин был пьяным и не остановился бы даже после просьбы. Так что тут вина лежит на их плечах одинаково, Пак не должен отрицать. Юнги уходит молча, его силуэт скрывается за входной дверью. Чимин не хочет вникать в чувства Мина, думать об этом сейчас — нет никакого желания, и так слишком плохо из-за поганого похмелья и чувства вины, что пожирает тело по кусочкам. Он идет на кухню, чтобы заварить себе кофе, и со стороны выглядит очень грустным — парни, проснувшиеся от довольно громкого выяснения отношений, заметили сразу. Чонгук и Тэхен усаживаются за стол с кислыми лицами — видимо, похмелье и на них сказалось, но они хотя бы хорошо провели время и неоспоримо этому рады. Даже если состояние наутро слишком паршивое даже для того, чтобы дышать. — Что случилось, Чим? — сонно тянет Чонгук, благодарно кивая на протянутую парнем кружку кофе. Ничего так не бодрит, как горячий напиток. И громкое выяснение отношений, от которого они проснулись против собственной воли. — Ты выглядишь таким несчастным, — Тэхен надувает губы, всем своим видом показывая, что ему очень жаль видеть друга в подобном состоянии. — Расскажешь? А Чимин и не знает, как им рассказать о случившемся. Он боится реакции друзей, боится увидеть на их лицах сомнение и омерзение, и это подталкивает к тому, что лучше бы стоило умолчать. «Но» напрашивается само: Чонгук не успокоится, пока не узнает, Тэхен подхватит за ним. Видимо, это передается по поцелуям, кои и свойственны всем парам, но не свойственны брату Сои и ее парню. Они вчера целовались так много и тягуче сладко, что сладость эта до сих пор осталась на чиминовых губах. И он искренне надеется, что после кофе вкус Юнги исчезнет, а то ему погано (потому что поцелуи Юнги ему понравились). Напишите, пожалуйста, специальное пособие для Чимина о том, как подобное стоит переживать, а то он не знает. — Насколько плохо, если, чисто гипотетически, какой-то парень переспал с парнем своей сестры? По десятибалльной шкале, — Чимин заходит издалека. Парни задумчиво пьют кофе: Чонгук потирает подбородок пальцами, Тэхен смотрит в одну точку, будто концентрируясь на мысли, прежде чем ее озвучить, а Чимину уже заранее жаль, что он решил задать вопрос с подвохом. — Думаю, на все сто, — подает голос Тэхен, отпивая глоток кофе. — Если чисто гипотетически, этот парень ты, то… — Исключено. — Значит точно ты, — Ким щурится. — Мы тебя поддержим в любом случае, ты знаешь, но если это было в трезвом состоянии, то ты и сам понимаешь… Чимин вздыхает, усаживаясь за стол напротив друзей: — В этом и дело, что это произошло вчера. Парни резко замолчали, показывая искреннее изумление на лицах. Всего один вопрос мучает: какого черта? — Я верно понимаю, что вы трахались, пока мы были в соседней комнате? — Чонгук слегка склоняет голову, щурясь и хмурясь. В этом, в принципе, нет ничего ужасного — люди, любящие друг друга, должны разделять кровать на двоих не только в случае сна. Это нормально. Но трахаться, когда друзья за стеной спят… Самоубийство самое настоящее. Чимин застыл, слизывая с губ капельки кофе, и лишь одним взглядом подтверждает, что его догадка верна. А Чон откидывается на спинку стула, неверяще вздыхая. — Я не имею ничего против. Лично я спал как младенец, — Тэхен тихо смеется, пытаясь свое настроение передать и Чонгуку. — Да брось, ты ведь тоже отрубился, как только мы легли. — Меня не это смущает, — Чон поворачивает взгляд к Чимину, застывшему губами у кружки. — Ты собираешься рассказывать об этом сестре? А он? Чимину еще придется попотеть, чтобы перестать чувствовать себя ужасным по отношению к Сои. Может, годик, а может — целых два. А может целая жизнь понадобится, чтобы привыкнуть к отвратительному чувству. — Не знаю, — признается Пак, неуверенно поглаживая ладонью шею. — Я даже не представляю, как это сделать. — Скрывать — тоже не выход, — Чонгук его вовсе не критикует за поступок, не старается вправить мозги на положенное место, не пытается нравоучить, чему Чимин, бесспорно, очень рад. И то, что он нашел понимающих друзей, которые не отвернутся от него при любом раскладе событий или неожиданных поворотах — тоже радует. Судьба явно смиловалась над ним, Чимином, раз преподнесла Тэхена и Чонгука. — Я не хочу капать тебе на мозги, Чимин, но ты и сам знаешь, насколько эта ситуация ебанутая. Да, определенно ебанутая, Чимин даже не отрицает.

📱

Чимин пытался не отвлекаться на мысли о неправильном поступке, заваливая себя работой. Всем просьбам Сои в сообщениях поговорить по скайпу он исключительно отказывал, оправдываясь работой, на которую сам себя и подписал. Сестра, конечно, расстраивалась, и очень сильно, но это лучше, чем факт, что рано или поздно она узнает о его предательстве. Потому что он даже не представляет, насколько сильно ей будет больно и противно от собственного брата, который лег прямо под ее же парня. Двойное предательство — повод спрыгнуть с крыши, определенно. По крайней мере, Пак именно так бы и поступил. Он лишь хочет избавить Сои от страданий. И себя от мыслей, желательно, тоже, потому что скоро вымученная улыбка своим клиентам не покажется такой уж и необходимостью. Только Чимин думает постоянно и всегда, так что дуло пистолета, упирающееся в затылок, кажется не такой уж и плохой альтернативой. Со дня, как он выгнал Юнги за порог квартиры, прошло около двух недель. Тот и не пытался с ним как-то связываться, не подавал признаков жизни и будто смирился с тем, что сделанное ими было лишь единичной ошибкой, которую они никогда не повторят. Наступать на грабли — не его любимое занятие, но почему-то выкинуть Мина из головы Пак до сих пор не может, хотя очень бы хотелось. Хоть на минуту. Разве он много просит? Клиентов сегодня было немного, но Чимин от них искренне устал (как и от своих мыслей), и хотел бы избавиться от всего его окружающего, спрятаться в своем родном гнездышке, чтобы отдохнуть. Начальник его внезапное желание усердно работать оценил и даже выписал премию, только ни деньги, ни бодрящий кофе, ни новый день не вызывает должной радости. Он поник две недели назад, потух, так и не загорелся. Да и не особо желание есть сверкать своей добротой (хоть и неординарной), так что и не стремился поставить себя на прежнее место. Чимин, радостный и смеющийся с фигни, умер две недели назад. Ну и фиг с ним, верно? Пак не жалеет. Ему вообще на все плевать. Только не на то, что к стойке подошел не кто иной, как Юнги. Один вопрос: какого черта? — Что ты тут делаешь? — Чимин не показывает своего удивления. — Нужно поговорить. — Не нужно. — Нужно, — Мин смиряет его твердым, уверенным взглядом, намекая, что разговора не избежать. — Я на работе. — Заеду, — он все еще не пытается отстать, продолжает настойчиво держаться за любой вариант событий. Чимину кажется, что, если бы он даже потерялся в Атлантиде, то Юнги с уверенностью сказал бы «найду и верну обратно в Корею». Странный, сумасшедший этот тип — Мин Юнги. Чимин, правда, такой же. — Ты не ищешь легких путей, верно? — хмыкает Чимин, даже не поднимая взгляд на того, кто стоит перед стойкой, ручкой вырисовывая кружок на бумаге. Юнги медленно кивает. — Вариант того, что ты меня раздражаешь и я не хочу никак с тобой контактировать, не рассматривается? — Ты даже посмотреть на меня не можешь, о каком «раздражаешь» идет речь? — возвращает его же фразу Мин, дергая бровями, вынуждая Чимина все-таки посмотреть на него. Искусная манипуляция, иначе не скажешь. — Ну посмотрел, — Чимин смотрит прямо в самые глаза, выедает в Юнги душу. — Это что-то меняет? — и он тоже возвращает фразу, дергая бровями, словно кидая Мину вызов. — Определенно. — Это все? — Во сколько заканчиваешь? Чимин тяжело вздыхает, цыкая, понимая, что Юнги, не получив разговора с ним, не отстанет. Придется пойти на поводу. — В семь. — Я заеду, — твердо кидает Мин напоследок. — Свали уже. Чимин не хочет признавать, но до этих семи вечера пару часов, и он будет переживать их слишком затруднительно. И как ему теперь думать о новых клиентах, зная, что Юнги намерен серьезно? Две недели дал на передышку, мол, тебе нужно время подумать, остыть, а затем резко заявился к нему на работу? Откуда он вообще о ней узнал? Хотя ответ напрашивается сразу: наверняка, спросил у Сои. Та слишком болтлива и не станет таить такие, казалось бы, незначительные вещи. Пак в какой-то степени рад этому, а в другой — не особо. Он действительно не готов к разговору, а неожиданное появление Юнги заставило откровенно удивиться, но, черт, может стоит сделать шаг навстречу? Чимин не знает. Но знает точно лишь одно: наступать на очередные грабли он точно не будет. Наверное. Ради сестры стоит хотя бы постараться.

📱

Чимин не то чтобы ждет не дождется встречи с Мином, ему откровенно плевать (может, чуть-чуть не), но опоздание в виде пяти минут выводит его из себя. Парень подъезжает на шестую по счету минуту (да, Пак считал и ему нечем было заняться, так что почему нет?) на ламборджини урус, а у Чимина комок в горле встревает от такой изящной тачки. Сестра никогда ему не говорила, что у Юнги такая… Красивая машина. И вкус неплохой. Только если бы машина была хотя бы красной, а не ядовито желтой расцветки, из-за которой тачку четко видно даже в темноте, то выглядело бы получше. Но у них с Мином разные вкусовые предпочтения, так что думать о смене цвета машины нужно в последнюю очередь. Чимин без церемоний садится на переднее сидение, кидая короткий взгляд на сосредоточенного Юнги. Он аккуратно дергает рычаг переключения передач, сдвигаясь с места. — Куда едем? — машина и изнутри выглядит очень привлекательно, даже спорить не придется. — Ко мне домой, — легко кидает Мин. — Прости? — Пак удивленно хлопает глазами, пристегивая ремень безопасности. — Это еще зачем? — Сои дома нет, — оповещает он, ни разу так и не посмотрев на Чимина, который откровенно прифегел от такого заявления. — А я хочу обсудить все в нормальной обстановке. И чтобы ты не сбежал. — Я бы и так не сбежал, — хмыкает Чимин, скрещивая руки на груди. Юнги расплывается в улыбке, издавая смешок, похожий на «серьезно? Ни за что не поверю тебе на слово». — Зная тебя, — Мин кидает короткий взгляд на парня, снова отворачиваясь к дороге. — Точно сбежишь. Напомню: ты даже говорить со мной не хотел пару часов назад. И сейчас навряд ли хочешь, так что меры предосторожности мне не помешают. — Я в любом случае могу вызвать такси, — невзначай напоминает Чимин. — Хочешь потратить хуеву тучу вон на то, чтобы уехать с конца города в центр? — это, наверное, единственная причина, по которой Пак не сбежит: деньги слишком важны, а тратить, как сказал Юнги, хуеву тучу вон на одну поездку — нет никакого желания. — Тогда ты сумасшедший. Больше меня. — Ну да, мне тебя точно не переплюнуть в ебанутости, — усмехается Пак. — Ты в этом номер один. Всю остальную дорогу они молчат. Чимин с небывалым интересом следит за меняющимися пейзажами за окном ламборджини урус, тяжело вздыхая, потому что задница начинает болеть от одного положения. Как Юнги столько спокойно может вести машину — он искренне не понимает, да и не хочет узнавать. Подъехав к дому, парни выходят из машины. Юнги блокирует двери ламборджини, внимательно наблюдая за тем, как Чимин по-хозяйски идет по дорожке и встает у двери дома. Конечно, он тут не первый раз, так что такую непоколебимость можно и не считать странной. Мин расправляется с ключами, открывает дверь и Пак без церемоний проскальзывает внутрь, разуваясь. Совсем ничего не изменилось — видимо, сестра не любит что-то менять ни у себя в жизни, ни в доме. Кроме парней. Разумеется, Мин Юнги у нее далеко не первый. Если так подумать, то… Сотый? Да, Сои любит менять парней как перчатки, и делает это довольно часто — ни разу так не держалась долго, как с Юнги. Возможно, он ей действительно по-настоящему нравится, почему так и вцепилась в него. — Так о чем ты хотел поговорить? — Чимин садится за стол. Юнги не хочет разговаривать вот так вот, без ничего, чем можно бы было занять рот. Потому полусладкое вино и достается. — Серьезно? — хмыкает Чимин, устремляя скептический взгляд на бутылку. — Даже для тебя это как-то слишком по-дебильному. — Хочешь, пей, а хочешь — нет. Я люблю заниматься чем-то помимо разговора, — объясняет Юнги, наливая вино в бокал. Поднимает взгляд на Пака, пытаясь понять, хочет ли он. Тот, как будто его заставили, кивает. Они не будут много пить. Бутылка вина с ними относительно ничего плохого не сделает. Чимин не торопится пить налитое вино. Делает один глоток, смакуя на вкус, смотрит на Юнги выжидающе. В другой ситуации, менее абсурдной, Паку бы показалось, что Мин романтик, лишь свечей с ароматом не хватает, да лепестков роз. Да и звучит смешно. Чимин уверен на сто процентов, что Юнги, если бы был романтиком, выглядел бы тупо. Ну и мило, не без этого. — Ну так? — невзначай напоминает Чимин, приподнимая брови, понимая, что Юнги торопиться не собирается. — Не хочу показаться дебилом, — говорит сразу Юнги, вскинув голову. Пак бы посмеялся, но лучше помолчит. — Хотя, может, я и дебил, — он издает смешок. — Может, определишься? — Я не хочу скрывать то, что мне понравился наш секс. Не вижу в этом смысла, тебе ведь тоже понравилось, — Юнги делает глоток вина, восседая на стуле. Чимин недовольно фыркает, отворачивая взгляд (скромный или ненавистный?). — Нам следует кое-что уточнить, прежде чем я попрошу тебя сходить со мной на свидание. Чимин давится вином. Сви… Что? Юнги совсем с ума сошел? — Какое свидание? Ты совсем сумасшедший? — озвучивает свою мысль Пак, хлопая глазами. — Я даже не хочу продолжать этот разговор. Можешь отвезти меня домой, — Чимин встает со своего места, оставляя бокал с вином на столе. Он хочет уйти, спрятаться, но Юнги останавливает его, крепко ухватившись за руку. — Имей ебаную совесть. Ты должен дослушать меня, — ровным тоном произносит Мин, убедительно всматриваясь в чиминовы глаза. И Чимин сдается. — У нас с Сои некоторые… Странности в отношениях, о которых ты не знаешь. — Это какие? — Чимин хмурится. Юнги не торопится озвучивать. Смотрит исподлобья, медленно пьет вино, будто потягивая интригу. И на Чимине это, безусловно, работает отлично. — У нас свободные отношения. Пак не понимает ни Юнги, ни Сои, ничего абсолютно. Почему «свободные» отношения? Зачем они? Что? — Какой в них смысл? — он не показывает, как сильно удивлен, хотя очень даже. — Хер его знает, — Юнги пожимает плечами, с небывалым интересом всматриваясь в натяжной потолок. Чимин до сих пор не понимает, Мин, видимо, тоже. — Мы просто решили, что нам это весьма удобно. — И в каком плане удобно? — Во многом, — отрезает Юнги, снова делая глоток вина. — У нас общий бизнес. — Общий бизнес? — Чимин от новых новостей прямо здесь с ума сойдет и упадет бездыханным телом. Вот-вот. Совсем скоро. Он к такому не был готов. — Да, мы продаем тачки, — снова пожимает плечами, будто в этом нет ничего удивительного. — Тебе сестра об этом никогда не рассказывала, не так ли? Да, Юнги прав. Во-первых, он никогда не слышал, чтобы у сестры и Мина были свободные отношения, во-вторых, он был уверен на все сто процентов, что сестра работает в офисе, сидя за кипой документов. Сои, оказывается, умеет скрывать, когда дело касается важного. И от этого даже немного (на самом деле очень) обидно. — Так что, ты пойдешь со мной на свидание? Чимин все еще прийти в себя после новостей не может, о каком свидании может быть речь? Он столько корил себя, столько унижал и ковырял болячку со своей виной, чтобы через две ебаных недели узнать о том, что это было напрасно, а у сестры с Юнги — всего лишь свободные отношения? Ситуация: пиздец. — Я даже не знаю, что мне сказать, — Чимин выпивает бокал вина залпом, щурясь. Юнги ждет ответа и видно, что нервничает. Это даже как-то странно: видеть его нервным, переживающим. Потому что Чимину никогда не удавалось видеть такого Юнги до этого. — Я, блять, мучил себя на протяжении двух недель. Почему ты не сказал об этом сразу? — Тут есть и моя вина. Но тогда ты был зол, Чимин, сам понимаешь, — Юнги потирает лоб. — Тебе нужно было остыть. А мне нужно было подумать. — Подумать насчет? — Подумать, почему ты, такой ебанутый, начинаешь мне нравиться. Молчание — это, конечно, красиво. Иногда оно имеет место быть, иногда оно нужно, но после озвученного признания — точно нет. Чимин чувствует себя не в своей тарелке, а Юнги как будто бы все равно на то, что он только что открыл душу. И что более странно: то, что Чимин не считает признание Юнги сумасшедшим, или то, что он думал о нем на протяжении всех двух недель? Он не знает. И не хочет. Этот вопрос решаем, но не сейчас. В далеком будущем. — Не знаю, что именно тогда тебя разозлило больше: то, что ты переспал с «парнем» сестры или то, что ты переспал именно со мной? Чимин не знает, как дышать. Он снова запивает свое неловкое молчание протяжными глотками вина, надеясь, что скоро легкость захватит все тело; что он, наконец-то, перестанет думать. Очень бы хотелось. — Первое, — тихо отвечает он. — Значит, тебя не смутило, что… — Я тоже думал о тебе, — внезапно говорит Чимин, поднимая голову и устремляя взгляд на Юнги. Тот опешил, крепко хватаясь пальцами за ножку бокала. — О сестре, конечно, в первую очередь, но… О тебе тоже. — Это что значит? Чимин молчит, покусывая губы от неуверенности. Наверное, Юнги ему нравится не просто «немного», а очень много. И странно ли это? Определенно, потому что месяц назад он его ненавидел. Еще больше — терпеть не мог. А теперь что? Влюблен по уши? Как-то смешно с самого себя. Правда жизнь не шутит и смеяться тут не над чем: он действительно позволил себе втюриться в «парня» своей сестры. А тот — в ее брата. Если есть более абсурдная ситуация, то какая? — Это значит, что я пойду с тобой на свидание.

📱

Сои, конечно, была удивлена. Даже очень, если более мягко. — Серьезно? Вы… Парни, вы шутите? — она хлопает глазами, бегая взглядом то с Юнги, то на Чимина. А те, как щеночки, голову вжали в плечи. — Нет. Ты не хотела серьезных отношений, Сои, — вдруг говорит Юнги. Ему ни капли не стыдно, потому что их отношения значатся все еще как «свободные». — А я хотел. И я нашел того человека, с которым готов. — Слушайте, я ужасно удивлена, конечно… — Сои тяжело выдыхает, присаживаясь на стул, а то, видит Бог, она точно упадет от такого крышесносного заявления. Ее брат и «парень» встречаются на протяжении полугода. Нет, это точно шутка. — Сои, — Чимин делает из пальцев замок, виновато на нее глянув. — Парни, я удивлена, что вы от меня это скрывали. Целых полгода, — серьезно шепчет она, поднимая взгляд на пару. — Я ведь так долго пыталась вас свести, а вы ни в какую. На моем дне рождения ругались, на прогулках... Стоп, что? Свести пыталась? — Ты пыталась нас свести? — Чимин щурится, а Юнги, ошеломленный, стоит и хлопает глазами, будто прокаженного увидел. — Конечно, — сестра улыбается, хлопая Чимина по плечу. — Ты думаешь, я зря нахваливала его каждый день? — Пиздец, — кратко комментирует Юнги, садясь за стол, рядом со своим парнем. Теперь настоящим парнем. — Почему мы узнаем об этом в последнюю очередь? — А почему я узнаю, что вы встречаетесь только спустя полгода? — она ответно щурится, надув губы, а Юнги сдается, мол, окей, твоя взяла. — Я рад, что ты так отреагировала, — признается Пак, улыбаясь и бережно взяв за руку сестру. — Мне очень важно, чтобы ты это поддерживала. — А как могло быть иначе? Чимин не будет ей говорить о том, как сильно переживал перед встречей, и не будет говорить, какие исходы событий себе напридумывал. Чимин и Юнги улыбаются Сои. — Может, сходим куда? — тянет чиминова сестра, прикладывая пальцы к подбородку. — Я бы хотел поиграть в боулинг. Уверен, что нагоняю страйков, — ухмыляется Чимин и получает несильный тычок локтем под бок. — Я отда… Ой, поддамся, малыш. — И отдашься — тоже, — довольно хмыкает Мин, притягивая к себе Чимина за подбородок, оставляя нежный поцелуй на уголках губ. Сои умиленно улыбается. — Значит, все-таки боулинг? Парни кивают. Сои говорит, что уйдет переодеться, а пара остается наедине. — Я рад, что она хорошо отреагировала, — Мин прикладывает к чиминовой щеке ладонь, нежно поглаживая ее. — Чудила. Мин приподнимает брови от резко сменившего эмоцию Чимина: он стал серьезным. — Я люблю тебя. И Мин готов услышать это еще миллионы раз. Готов утонуть в этих словах. Это первый раз за полгода, когда он услышал эти три слова. — Я тоже люблю тебя, сучка.